Сергей Борисов - Рукописный девичий рассказ

• Название: Рукописный девичий рассказ
• Автор: Сергей Борисов
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Культурология
• Год: 2004
• ISBN: 5–94282–254–9

Фольклористом и собирателем С. Б. Борисовым был открыт особый феномен: письменный жанр современного городского фольклора — рукописные девичьи рассказы о любви, представляющие собой «наивное творчество» подростков. В данном издании читателю предлагается обширная коллекция текстов, научные статьи, рассказывающие историю возникновения этого жанра, и комментарии составителя.

---

Наступил день выхода из больницы. Мать пришла с цветами. Провожали Наташу все врачи. Когда Наташа с девочками вышла из больницы, к ним подъехала чёрная «Волга». Из неё вышел Анатолий, за ним вылезла ничего не понимающая опешившая Галина. Анатолий подошел к Наташе, взял её руку и надел обручальное кольцо. «Аты оставайся со своей фигурой!» — сказал он Галине, и уехал со своей новой женой и дочерьми домой. А мать Наташи думала: «А всё-таки она СЧАСТЛИВАЯ!»

Рассказ получен от О. Талановой в Екатеринбурге, 1997 г.

На первой странице тетради написано: «Небольшие рассказы о любви. 1984–1985. 13–15 лет, 7–8 класс, г. Екатеринбург (Свердловск), средняя общеобразовательная трудовая школа с производственным обучением № 103 Орджоникидзевского района. Рассказы переписывались у ровесниц в школе, во дворе, в основном, у одноклассниц».

Сюжет данного рассказа нам по меньшей мере дважды приходилось слышать в устном бытовании со ссылкой на то, что история произошла «вот в соседнем городе». Кроме того, в 1964 г. в журнале «Огонек» за 1964 г. (№32) был опубликован рассказ со сходным сюжетом. Перепечатанный из «Огонька» рассказ М. Рыльского и Ю. Смолича «Рiдна мати моя...» мы приводим ниже.

Судя по рассказу, сюжет о благородном майоре, взявшем в жены благородную «бесприданницу», является бродячим и существует по меньшей мере с 1960-х гг.

Максим Рыльский и Юрий Смолич «РIДНА МАТИ МОЯ...»

Эту историю рассказал нам в поезде один рабочий-железнодорожник из Нежина. Произошла она в нежинской городской больнице несколько лет тому назад, и он был, можно сказать, живым свидетелем случившегося, так как лежал там в хирургическом отделении после операции. А история эта всколыхнула тогда весь персонал больницы, всех больных.

В родильное отделение поступили две женщины. Одна — жена приезжего майора, «домашняя хозяйка», как пишется в анкетах, другая — студентка, кажется, педагогического института. У студентки мужа не было, и отец будущего ребенка никому не был известен. То ли бросил девушку любимый, то ли они разошлись полюбовно — никто толком ничего не знал, и сама она никому не жаловалась и не рассказывала о себе. Словом, будущему гражданину сулилось быть одним из тех горемычных, которым в ЗАГСе в графе об отце ставится этот традиционный, распроклятый, до сих пор законом не упраздненный прочерк — холодная, равнодушная и обидная черточка!

Но держалась будущая мать храбро и мужественно, или, да позволено нам будет сказать именно так, женственно! Ребенка ждала с радостью, была бодрой, даже веселой, легко и просто смотрела в будущее, щебетала о том, как она будет любить своего первенца, и мечтательно гадала, кем будет ее дитя: летчиком или врачом, если девочка?..

Только по вечерам, когда все в палате спали, молодая женщина горько плакала, зарываясь лицом в подушку.

Вполне естественно, что все в палате — и персонал и будущие матери, а больше всего те счастливицы, которые только вчера или позавчера разродились, — к своей товарке, которой предстояло родить, по сути, сироту, относились особенно приветливо и ласково. Они сговорились между собой взять шефство над ее ребенком. И поскольку студентка была откуда-то из дальнего села, а ее родители об ожидаемом внуке понятия не имели, все молодые мамы и мамы будущие готовили обездоленному младенцу приданое: кто распашонки из приготовленных для своего ребенка откладывал, кто — смену пеленок, одни — куски полотна на первые свивальники, кто-то — чепчик, нашлось и одеяльце.

В этой секретной подготовке участвовала и жена майора — она отдала несколько хорошеньких вещичек из приобретенных ее мужем для будущего ребенка. Отдавала она с легким сердцем и совсем равнодушно не только потому, что всего было больше чем достаточно, так как ее муж был очень заботлив и любовно занимался обмундированием своего будущего первенца, но еще и потому, что относилась к предстоящему событию с каким-то непостижимым отвращением. Ребенка не хотела — уступила желанию мужа, — родов ждала как неизбежности и горько сетовала на свою судьбу. Боялась болей и мук при родах, боялась осложнений после рождения ребенка. А больше всего, если уж говорить правду, ее удручало сознание, что роды испортят ее фигуру, которая, кстати сказать, была у нее прелестная. Всем в палате она показывала свои фотографии и переживала, глядя на свой изуродованный беременностью стан. Она и впрямь была очень красива, а особенно выделялась по сравнению с девушкой-студенткой, невзрачной на первый взгляд, но озаренной какой-то внутренней красотой, к которой нужно было присмотреться. У нас в таких случаях говорят, что она обаятельна, а французы употребляют слово «шарм».

И вот час настал — начались роды почти одновременно у обеих женщин.

Жена майора разродилась благополучно, несмотря на свое природное изящество — тонкая и гибкая, с узкими бедрами. Схватки тянулись изнурительно долго, но все обошлось без каких-либо нарушений или осложнений.

Ее муж безвыходно сидел в вестибюле больницы, даже ночевать домой не уходил. И все спрашивал — врачей, сестер, санитарок, даже у швейцара допытывался: как там дела, как там жена, очень ли страдает, не угрожает ли ей опасность и какие виды на появление на свет его ребенка? Он порядочно надоел всему персоналу, в общем-то, привычному к нервам будущих отцов.

Но хуже всего пришлось майору в минуту наибольшей его радости — когда ребенок наконец появился на свет. С первым его криком пришло и первое горе для молодого отца: мать до того разнервничалась и раскапризничалась, что не пожелала даже и взглянуть на своего первенца... Велела унести девочку с глаз долой и груди ей не дала.

Майора до того ошеломила эта весть, что он схватился за сердце, — пришлось давать ему капли...

Врачи и сестры успокаивали майора как могли, уверяли, что так бывает, что все это пройдет, что только в первые минуты может появиться такое отвращение у матери к ребенку, что инстинкт возьмет свое, и мать скоро опомнится, потребует малышку и полюбит ее крепко и нежно. Незачем попусту волноваться и надрывать сердце...

Майор немного успокоился. К жене его, конечно, не пустили, ребенка показали через окно, и он побежал в город купить цветов для матери и другое приданое для ребенка: девочка родилась черноволосой вопреки пепельным волосам матери, в тон которых и покупалось приданое...

Тем временем родила студентка.

Роды были очень тяжелые: ребенок родился мертвым.

Ни с чем не сравнимое горе молодой матери, когда неживым приходит в мир ее первенец. Печальна эта история, хотя люди и оценивали ее по-разному. Роженицы утешали несчастливую мать: не печалься, мол, ты молодая и здоровая, у тебя еще все впереди... Но некоторые — между собой, конечно, — потихоньку судачили: она ведь мать-одиночка, что ждало ее ребенка? Ничего хорошего! Лучше уж пускай его совсем не будет!

Словом, все по-разному, не всегда уместно, обсуждали больные это событие, но вместе с тем сердечно и дружески старались развлечь безутешную мать. События следовали одно за другим, и вскоре родильная палата была встревожена поведением жены майора, которая категорически отказалась кормить ребенка, боясь, что это пойдет ей во вред.

Тут уж осуждение было единодушным. Буквально все — и больные, и медицинский персонал — были искренне возмущены эгоизмом и черствостью молодой матери. А ее муж, майор, совсем растерялся — от горя, возмущения, стыда. Он только что вернулся в больницу с ворохом детского приданого для дочери и огромным букетом для жены. Принес, кроме того, кучу сластей и витаминизированных продуктов: апельсины, лимоны, яблоки, виноград, икру...

Но что было делать с девочкой, если мать отказывалась ее кормить? Неужели сразу начинать с искусственного питания?

Тем временем палатные сестры с разрешения врача — а вдруг одумается мать? — подложили нежелаемую девочку студентке. Дело вполне обычное для родильного отделения: у одной матери не хватает молока, у другой его в избытке, чего только не бывает!

Неудачливая роженица — молодая студентка — радостно приняла чужого ребенка и нежно прижала его к груди. Тяжело было смотреть на нее в эти минуты: как радовалась она малютке, и как одолевало ее безутешное горе. Она смеялась радостно, когда малютка жадно припала к ее груди, и плакала одновременно, поглощенная мыслью, что ее родное дитя так и не увидело света... Чтобы успокоить майора, ему сказали, что его ребенок в надежных руках: его кормит молодая мать, — и в конце концов он узнал историю студентки и несчастливый конец этой истории. Майор попросил все лакомства и фрукты, принесенные им жене, разделить пополам: жене, чтобы скорее поправлялась, а студентке — чтобы набиралась сил.

Майор снова ушел и вернулся еще с одним букетом цветов — для передачи студентке.

Так прошел первый день, прошел второй... Жена майора не принимала ребенка и по-прежнему не желала видеть его. А студентка кормила и лелеяла ее дочь.