Игорь Оськин - Блажен, кто смолоду был молод

• Название: Блажен, кто смолоду был молод
• Автор: Игорь Оськин
• Жанр: Проза

Приступая к жизнеописанию русского человека в советскую эпоху, автор старался избежать идеологических пристрастий.

Дело в том, что автор с удивлением отмечает склонность историков и писателей к идеологическим предпочтениям (ангажированности). Так, после революции 1917 года они рисовали тяжелую, безрадостную жизнь русского человека в «деспотическом, жандармском» государстве, а после революции 1991 года – очень плохую жизнь в «тоталитарном, репрессивном» государстве. Память русских о своем прошлом совершала очень крутые повороты, грубо говоря, примерно так:

Рюриковичи – это плохо, Романовы – хорошо,

Романовы – это плохо, Ленин-Сталин – хорошо,

Ленин-Сталин – это плохо, Романовы – хорошо.

В этом потоке случаются завихрения:

Сталин – это плохо, Ленин – хорошо,

Ленин – это плохо, Сталин – хорошо.

Многие, не вдаваясь в историю, считают, что Брежнев – это хорошо.

Запутаться можно.

Наш советский русский вовлекался во все эти варианты, естественно, кроме первого, исчезнувшего до его появления на свет.

Автор дает историю его жизненного пути – только факты, только правду,

---

— Какая она симпонпончик!

Колесов удивился: оценивал актрис по таланту, а не по их плотской красоте, по сексапильности (этого слова тогда еще не было).

14 лет – возраст вступления в комсомол. Колесов вступал вместе с другом Ремом. В Смольнинском райкоме комсомола, уже принятые, они посмотрели друг на друга: «Конечно, нет какого-то большого восторга, но все-таки приятно».

Кстати, его полное имя Ремир – вполне русское имя, сокращенное от «Революция мира». Отец Рема, военный, член партии, в которой в 1932 году еще не были изжиты троцкистские грезы.

Колесову дали комсомольское поручение: пионервожатым в шестом классе. Небольшая трудность: ходить в школу к концу их второй смены. Гораздо большая трудность: непонятно, что делать. Повезло: там нашлись активисты, которые сами себе нашли общественные занятия. Потом его перебросили на третий класс. Малолетки буквально облепили вожатого: вопросы, рассказы, что будем делать. Начал со стандартного: выпустим газету. Куча заметок. Оказалось, все на одну тему: у нас в классе есть хулиган, варианты – трус, лентяй и т. п. Без фамилии. Понятно о ком – из прильнувших к нему в общей толпе он был узнаваем. И пионервожатый растерялся. Ему было 15 лет, и он не умел жить. Не знал, что делать в этом случае и вообще, что делать вожатому. Может быть, организовать спорт, игры… Еще несколько раз он сходил в класс, потом перестал. «Слаб я, нерешителен». Придумал себе оправдание: вырос без отца в женской среде. Припомнились слова жалкого Барона: «У меня, наверно нет характера». И совет Сатина: «Заведи, заведи характер, вещь полезная».

Комсомольскую жизнь класса оживил комсорг Рэд. Он на год-два старше других. Колесов уважал и даже был по мальчишески влюблен в него: Рэд – человек превосходный во всех отношениях: умный, талантливый, начитанный, скромный.

Комсорг попросил всех остаться после очередных безобразий на уроке физики. Размеренно, нажимая на ключевые слова, он начал:

— Я, то есть комсомольская организация нашего класса и староста, решили собрать класс по вопросу о поведении на физике и на немецком языке. На физике, особенно сегодня, вели себя безобразно. Пользуются тем, что учитель только посмотрит так, улыбнется и не скажет ничего, отвернется. Вот Гускин, где он? Нет его сейчас, хуже всех себя ведет, да и другие отличаются. Вот почему это так получается, что на уроках тех учителей, которых мы не любим, всегда тихо. Попробовали бы устроить такой шум на химии, так Анна Сергеевна и к директору пошла бы и все что хотите… А физик просто хорошо к нам относится, может, некоторые недовольны тем, как он нам отметки ставит, у меня у самого там тройки, но дисциплину нужно установить такую, как, например, на математике. Не нужно, конечно, чтобы было слышно, как муха летит, но просто нормальный урок должен быть…

Он помолчал, переступая с ноги на ногу. Рядом молча, с нахмуренным лицом стоял староста, «академик» Володя.

— Ну, кто хочет сказать что-нибудь по этому вопросу? — спросил Рэд.

После небольшой паузы заговорили, поддержали комсорга. Шпринг, который на уроке шумел больше всех, деловито вносил предложения.

Рэд предложил проголосовать за то, чтобы исправить дисциплину.

Шпринг: Пусть каждый скажет, что он думает.

Выступили подряд по партам, повторялись, лишь Зиновий сказал:

— Присоединяюсь к группе предыдущих товарищей.

На следующем уроке дисциплина была неплохая. Сами удивились: «А ведь подействовало, черт возьми!» Но дальше опять стали нарушать.

В комсомольской жизни случались интересные события. Гускин— безалаберный и шумливый балбес, недалекий и нагловатый – захотел вступить в комсомол. На переменке завязался разговор. «Биолог» Юра, откинувшись на спинку парты, серьезно и негромко говорил комсоргу Рэду:

— Я против принятия в комсомол таких как Гускин, Гришан…

Рэд, «геолог» Лева и другие были за Гускина. Перед собранием «академик» спросил Колесова:

— Как насчет Гускина – он хочет в комсомол?

— Ну да, нужна строчка в анкете для поступления в вуз. Конечно, комсомол не бог весть что, но принимать в него всяких обалдуев…

— Давай выступим против.

— Давай.

На комсомольском собрании класса они поддержали «биолога». Приводили уклончивые доводы: «не дорос он пока – ни по учебе, ни по жизни». Народ засомневался и раскололся. Было бурное обсуждение. Большинство – за своего парня Гускина. На школьном собрании обсуждения не было, голосовавших против не заметили. В райкоме благодаря стараниям директора «Вани» и путанице в рекомендациях Гускина не приняли.

Бруно Гришан, также отмеченный «биологом», сам пренебрег комсомолом. Поэт, человек широких взглядов, готовый уверенно идти по жизни. Популярную чешскую песню «Десять лет мужа нет, а Марина родит сына» он дополнил своим стихом: «А я сам, а я сам, член имею с волосам», затем старается плюнуть вверх так, чтобы попасть себе на нос.

Фишман, Вильнер и Шпринг вытащили свои тетради из учительской и исправили контрольные. На перемене «парторг» Рэд, «биолог» Юра и «геолог» Лева поговорили с нарушителями. Фишман оправдывался: все так делают. После уроков Рэд объявил о проведении комсомольского собрания совместно с некомсомольцами.

— Ну, что, е…. мать, пошел он на х… — сердито, но вполголоса ругался Фишман.

Рэд предложил каждому из нарушивших выступить и дать слово, что этого больше не повторится. Гускин, обращаясь к Рэду:

— Нужно отнестись по человечески к тому, кто получил уже две двойки.

Рэд: Повторяю еще раз, что я только комсорг, я считаю, что таких вещей не должно быть, это нужно прекратить, но решение выносит ячейка.

Фишман выступил первым, говорил с трудом. Вильнер нагловато оправдывался:

— Я хотел только проверить решение, иначе записать ответ, вот смотрите, моя бумажка с решением.

Рэд коротко спросил: Этого не повторится больше?

Вильнер сразу остыл, сказал, опустив глаза: Конечно, даю слово, больше этого не будет.

Шпринг что-то долго мямлил себе под нос, потом, отставив в сторону руку, сказал, что, в сущности, он мало что знал о предыдущих комсомольских постановлениях…

Рэд обратился к классу: Ну, теперь все слышали?

Встал Равдель, невозмутимый джентльмен из популярного фокстрота «С утра побрился, и галстук новый», строгий блюститель своих прав. Ровным, бесстрастным голосом он заявил:

— А если я плевать хотел на все ваши постановления, если я не захочу их признавать, то что же тогда вы сможете сделать?

— Мы побьем тебя, Равдель, — полетели шутки с мест.

«Геолог» Лева: Он же не от себя, а вообще…

Рэд стал объяснять тоже очень спокойно:

— Видишь ли, Равдель, нас много, мы – коллектив, а коллектив не позволит на себя плевать кому бы то ни было. Все равно, коллектив найдет в себе силы бороться с теми, кто ему не подчиняется, а нас, комсомольцев, в классе большинство, так неужели мы не сумеем справиться с какими-то семью некомсомольцами…

На очередном комсомольском собрании обсудили успеваемость, поговорили с двоечниками. Не выполняются принятые решения: на физике опять плохая дисциплина. Приняли решение сдать по одному чертежу в честь 70-летия Сталина.

Рэд: Если бы у нас был сплоченный коллектив, многое можно было бы сделать: у меня есть много предложений.

«Биолог» Юра: Да, у нас есть только отдельные компании, между которыми нет сплоченности. Вот доказательство того, что у нас нет коллектива: когда к нам приходил Боря Никольский с предложением организовать клуб старшеклассников совместно с женской школой, все были «за», никто не возражал, однако вступили в клуб пока только четыре человека. И сам комсорг не хочет вступать в этот клуб и даже относится к нему пренебрежительно.

— А как ты, Юра, агитировал ребят идти в этот клуб, говоря, что там хорошие девочки? Клуб – дело желания каждого, и меня не тянет к этому.

— Но ведь ты же увлекаешься литературой.

— Да, но меня не тянет обсуждать, спорить…[5]

Каждые праздники он надеялся на чудо и счастье. Праздники отличались от будней – демонстрации, застолья, новогодние елки. Чуда не было.

7 ноября попытался пройти на Дворцовую площадь, и, как обычно, не получилось. На 2-й Советской, на месте сбора их школы, «артист» Валера сообщил:

— Боря Вахтин с двумя товарищами из своего класса сидят в пельменной, пьют пиво и закусывают яблоками.

«Академик» Володька в весело-отчаянном настроении, уже купил раскидай, сам смеется над этим:

— Валька, а пойдем и мы, для веселья выпьем. Сколько водка стоит? У тебя много денег?

— Много, 70 рублей.

— Правда? А у меня 5 рублей. Слушай, пойдем выпьем хотя бы по сто грамм.

Пошли, но по дороге в буфет Колесов, дома избегавший пить водку, засомневался:

— Володя, знаешь, мне бы не стоило пить, у меня, видишь ли, такая семья…