Владимир Ленчевский - 80 дней в огне

• Название: 80 дней в огне
• Автор: Владимир Ленчевский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Ленчевский Владимир Евгеньевич родился в 1904 г. в Астрахани в семье бондаря. В 1918 г. ушел добровольцем в 1-й Казанский Красногвардейский отряд, затем в составе Чапаевской дивизии воевал на Восточном фронте против Колчака, впоследствии — в партизанском отряде Щетинкина.

В 1927 г. закончил Одесское пехотное училище. После демобилизации работал председателем колхоза, в 1930 г. был вновь призван в армию, где и прослужил на средних командных должностях до 1935 г. После вторичной демобилизации окончил планово-экономический институт и институт иностранных языков.

В годы Великой Отечественной войны Ленчевский прошел боевой путь от стен Сталинграда до Вены, служа в разведотделах дивизии, корпуса и армии. Ныне Ленчевский — подполковник запаса.

Книга «80 дней в огне» — это воспоминания Ленчевского, начальника разведки знаменитой дивизии Л. Н. Гуртьева, защищавшей Сталинград на главном направлении. Автор рассказывает, как в условиях Сталинградской битвы действовала наша боевая разведка, правдиво показывает мужество, героизм и боевое мастерство советских людей, которые стояли насмерть за твердыню на Волге.

---

— Товарищ полковник, это немая. Проводил ее, а она и говорить со мной не пожелала, — доложил вернувшийся разведчик.

Гуртьев улыбнулся и промолчал.

Бойцы встретили разведчика шутками:

— Ну как, познакомился?

— О, он у нас покоритель молодых сердец!

— Война войной, а он о «красавицах» не забывает.

И долго подтрунивали над ним, как вдруг уже подходивший к берегу катер перевернулся, а ехавшие на нем вплавь стали добираться до берега. Но не все, погиб рулевой.

— Вами все местные жители проверены? — спросил Гуртьев контрразведчика, выделяя слово «местные».

— Да, — ответил тот.

Гуртьев пожал плечами и, обращаясь к нам, заметил:

— А все же не спускайте глаз с женщины, что ходит на Волгу со своими ведрами.

И мы следили.

На следующий день она дважды спускалась к реке за водой и тихо возвращалась к себе. Ничем особенным эти дни не выделялись. Систематическое и добросовестное наблюдение за ней тоже ничего не дало.

— Она плачет все время, и сидя, и на ходу, да в землю чего-то тыкает, — сказал лишь один из разведчиков, которому я поручил эту работу.

Сообщение не настораживало. Плакать в те дни по многим причинам мог человек. Возможно, и она потеряла кого-то из родни. А чем выразить горе, как не слезами? Словом, мы успокоились. Но все же побывали у нее, проверили документы, но ничего подозрительного не обнаружили.

— Бедная глухонемая женщина, и только, — доложил я Гуртьеву.

— Во что бы то ни стало, как только она выйдет к Волге, помогите нести ведра, — приказал он.

Приказ был выполнен. Когда на следующий день она пошла к реке, мои разведчики взяли у нее коромысло и понесли. Немая взволновалась. Разведчик, несший ведра, все время оборачивался, пожимал плечами, при этом ведра у него смешно подпрыгивали. У самого обрыва он резко свернул в сторону и помчался к командному пункту дивизии. А женщина вся съежилась и, что-то мыча, показывала на свое «гнездо». Но отвлечь внимание разведчиков ей не удалось. Заметив, что их товарищ слишком легко бежал с полными ведрами воды, они схватили «немую» и повели на КП. Допрашивал Гуртьев.

— Я ничего не скажу. Можете меня даже расстрелять! — проговорила задержанная по-немецки.

Позже она все же заговорила, и уже по-русски. Сообщила, что заброшена в Советский Союз незадолго до войны. Жила она в Красноармейске. Со своими специально и довольно-таки искусно устроенными ведрами — приемопередатчиком — работала еще до наступления.

— Мы и не догадывались, — нагло заявила она, — что именно вы, Гуртьев, со своим штабом находитесь здесь, на правом берегу Волги. Знай я раньше, вас давно бы уже не было.

— Доставить ее в штаб армии, — приказал комдив.

Вместе с контрразведчиком я повел в штарм шпионку. Метрах в пятидесяти от штольни нас встретил боец Андрей Козырьков.

— Далеко направляетесь? — спросил я его.

— На НП, товарищ капитан. Какие будут указания? — доложил тот, кося глазами на женщину. Вдруг глаза его чуть прищурились, лоб прорезала поперечная складка и он изумленно воскликнул:

— Гражина!

Шпионка вздрогнула и отвернулась.

— Вы знаете ее? — спросил я.

— Так точно, жили рядом, — отвечал Козырьков.

— Меня зовут Бертой Пецольд, — резко возразила «немая».

Берта-Гражина была отправлена в штаб фронта. Меткая прицельная стрельба фашистов по катерам и берегу прекратилась. Козырьков же рассказал часть истории шпионки.

…В 1939 году, когда гитлеровцы совершали молниеносный марш к Варшаве, многие польские семьи бежали в СССР. Среди них оказалась и Гражина Крючковская. Явившись к советским пограничникам, она со слезами просила принять ее. Просьбу удовлетворили, а затем разрешили поселиться в городе Красноармейске Сталинградской области, где, по ее словам, жила тетка, бежавшая из Польши в 1923 году. Приехав туда, Крючковская разыскала домик, в котором когда-то квартировала тетка, и постучала в дверь.

Открыла старуха.

— Я ищу Ребриковых, — сказала незнакомка.

— А мы и есть Ребриковы.

— Здравствуйте. Вот хорошо! — обрадовалась Крючковская.

Старушка внимательно осмотрела гостью. Перед ней стояла невысокого роста, красивая голубоглазая блондинка. Одета она была в демисезонное светло-серое пальто. В руках небольшой саквояж.

— Ну, здравствуйте, — после осмотра посетительницы сказала Ребрикова, — что хотите от нас?

— У вас на квартире стояла Радульская. Я ее племянница. Нельзя ли и мне здесь поселиться?

Старуха не возражала.

— Что ж, милости просим, как звать-то?

— Крючковская, бабуся, по имени Гражина.

И Гражина поселилась у Ребриковых. Семья Ребриковых состояла из двух стариков — мужа и жены. Муж работал. Старуха скучала, а потому обрадовалась жиличке. Та всячески помогала ей. Начнет Гражина, к примеру, белье стирать и тут же обращается к Ребриковой:

— Матрена Анисимовна, скорей давайте и ваше, заодно помою.

Помогала она и старику. Тот очень любил свой садик. Начнет старик подрезать деревья, а она рядом:

— Осип Кузьмич, давайте помогу.

Пристрастилась Гражина и воду из Волги на коромыслах таскать. Сначала совершенно не умела, потом научилась. И эту работу в дни поливки целиком приняла на себя. Соседи только и знали что хвалили трудолюбивую девушку, ставя ее в пример своим дочерям. Словом, прижилась беженка, совсем прижилась.

Порой Крючковская наведывалась в Сталинград, отвозила письма и получала деньги по почтовым переводам. Правда, извещения о переводах на дом к ней не приносили, так что никто не знал, откуда ей присылают. Впрочем, и не интересовало никого последнее. Слишком уж хорошее впечатление производила новая жиличка.

Как-то в мае 1941 года старики заметили: Гражина все чаще грустила. Из груди ее вырывались тяжелые вздохи. Ребриковы истолковали это по-своему. Разговор начал Осип Кузьмич:

— А не пора ли нам Гражину выдавать? Не век же одной быть.

— Вот и я говорю, — согласилась старуха.

И у обоих стариков одновременно мелькнула в голове одна и та же мысль. Странно, неразговорчивая Гражина. То ли горе ее надломило, то ли скромная чересчур. А может, и то и другое. Так они в этом и не разобрались. Встал в тупик пытавшийся ухаживать за ней и милиционер Андрей Козырьков. Слушала она его рассеянно, отвечала односложно, а сама никогда вопросов не задавала.

Но однажды Гражина ушла и не вернулась, зато вскоре хозяев вызвали в прокуратуру. Выяснилось: их жиличка — шпионка.

Однако тут началась война, и шпионке удалось бежать. Поезд, в котором ее везли в Москву, был разбит.

Но судьба дала, как мы видим, еще одно свидание Козырькову с Гражиной.

ДНЕВНИК

Стремясь во что бы то ни стало овладеть городом, фашисты решили пробомбить каждый клочок земли, обороняемой 62-й армией. От южной окраины Ельшанки до северных границ Сталинградского тракторного завода они по карте разделили весь город на квадратики, проставив внутри каждого порядковый номер и дату разрушения… И вот ежедневно один за другим поднимаются в воздух от пятидесяти до ста самолетов. Над очередным квадратиком они разворачиваются, пикируют, и, пусть это даже совершенно голый клочок земли, на него с бессмысленной методичностью падают сотни разнокалиберных бомб. Но и эта тактика не принесла им успеха. Советские войска бесстрашно применяли все виды наземного оружия против воздушных пиратов. И не один фашистский ас нашел себе могилу на облюбованном им квадратике.

…Монотонно пищит зуммер в штабе дивизии. Комдив подходит к аппарату.

— Товарищ полковник, — докладывает майор Чамов, — ваш приказ выполнен. Полк в полной готовности находится на новых боевых позициях. Жду указаний, — и после небольшой паузы чуть дрогнувшим голосом он добавляет: — Разрешите похоронить товарищей?

— Разрешаю, — коротко отвечает Гуртьев. — Закрепляйтесь. Рубеж не сдавать. Представьте список особо отличившихся.

Фашистские самолеты, отбомбившись, улетают восвояси. Наступает небольшая передышка. Воспользовавшись кратковременным затишьем, мы вместе с командиром взвода связи Хамицким выходим из штольни подышать свежим воздухом. Хамицкий — молодой, стройный, довольно красивый командир, страстный любитель чтения. Впрочем, он не только любит читать, но и пересказывает прочитанное, и, надо отдать справедливость, делает он это хорошо. Причем иногда так увлекается, что вообще перестает обращать внимание на происходящее, будь то артналет или бомбежка. Но книг нет на передовой, времени тоже нет, и Хамицкий больше мечтает о своих любимых книгах, чем читает. Сегодня у моего друга праздник. В руинах он нашел томик Пушкина. Томик грязный, весь в песке, но что с того, Хамицкий не расстается с книгой.

— Десятый раз, вероятно, читаю об Онегине, и каждый раз с новым увлечением, ибо нахожу в каждой странице новое. Какая глубина, как четко нарисованы образы! Живые люди встают с каждой строчки, настоящие живые люди.