Николь Апсон - Печаль на двоих

• Название: Печаль на двоих
• Автор: Николь Апсон
• Издательство: Астрель, ВКТ
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-40604-1, 978-5-226-04974-3

В 1903 году две женщины — Амелия Сэч и Энни Уолтерс — были казнены в Лондоне за детоубийство.

Прошло тридцать лет, и Джозефина Тэй решила написать роман о печально знаменитых «губительницах младенцев».

Однако работа по сбору материала внезапно прервалась.

Буквально в двух шагах от элитного лондонского ателье, где собирается весь модный свет, совершено жестокое двойное убийство юной модистки Марджори Бейкер и ее отца Джозефа.

Поначалу Арчи Пенроуз, которому поручено расследование, склоняется к самому простому объяснению случившегося. Но вскоре становится известно, что под именем Джозефа Бейкера скрывался муж детоубийцы Амелии Сэч.

Тогда к делу подключается Джозефина Тэй, которая с самого начала догадывается: ключ к разгадке этого преступления следует искать в прошлом…

---

Леттис, описывая состояние их старой квартиры на верхнем этаже шестьдесят шестого дома, ничего не преувеличила. Повсюду лежали рулоны материи, а гостиная была превращена в нечто вроде мастерской, где во время запарки с заказами работали временно нанятые швеи. Три примыкавшие к гостиной спальни походили на склады ненужных вещей, предназначенных для дешевой распродажи в Уэст-Энде: каждая из них была набита театральным реквизитом, моделями декораций и костюмами, сшитыми для прошлых спектаклей. «Интересно, — подумал Пенроуз, — сколько времени у сестер займет забарахлить их новые квартиры на Мэйден-лейн?»

Леттис все-таки удалось под всем этим хламом отыскать кушетку, и теперь они вместе с Хильдой сидели на ней и пили чай. Арчи с удовольствием отметил, что обе женщины выглядели получше, чем во дворе. Увидев Ронни, Леттис поднялась с кушетки, обняла сестру и молча обменялась с ней красноречивыми взглядами. И уже не в первый раз Арчи восхитился и позавидовал тому, как они близки.

— Миссис Ридер, вы не против рассказать поподробней обо всем, что произошло, когда вы сегодня утром пришли на работу?

— Ну, когда увидела, что ворота не заперты, я сразу подумала: что-то неладно. Сначала я, правда, решила, что мисс Леттис или мисс Ронни пришли пораньше — у нас сейчас столько работы, и они часто так делают, — но тут же поняла, что это не так, потому что на снегу не имелось никаких следов, — снег был такой красивый.

— Во дворе вообще не оказалось никаких следов или отметин?

— Никаких. Поэтому я решила, что ворота остались открытыми по небрежности. А потом, когда прошла под аркой и завернула за угол, я увидела, что на земле возле лестницы кто-то лежит. Я сначала подумала, что это Марджори — она работала здесь поздно вечером, — и решила, что она в темноте поскользнулась на лестнице, но, подойдя поближе, ясно увидела, что это мужчина. Я сразу вздохнула с облегчением — наверное, с моей стороны это грешно, — но так обрадовалась, что лежит не Марджори.

Пенроуз дал ей минуту-другую прийти в себя, а затем спросил:

— Почему Марджори работала одна? Так было заведено?

На этот вопрос ответила уже Леттис:

— В последнее время мы часто работали сверхурочно, и, как Хильда сказала, работы у нас тьма-тьмущая, да и Рождество на носу. И девочки не прочь подзаработать, так что часто остаются допоздна. Но в пятницу вечером совсем другое дело — все торопятся домой к родным или на свидание и уходят в положенное время.

— Но не Марджори?

— Нет, не Марджори, — ответила теперь снова Хильда. — Ей, похоже, всегда хотелось остаться. У меня сложилось впечатление, что дома ее ничего приятного не ждало, хотя, как я уже говорила, она о своей семье почти ничего не рассказывала.

— Но у вас не было подозрений, что ей хотелось остаться здесь по каким-то другим причинам? Может, она почему-то хотела остаться в здании одна?

Хильда покачала головой:

— Нет, я не думаю, что имелась какая-то причина, по которой ей хотелось бы остаться здесь одной. Видите ли, она все время старалась показать, что ей можно доверять. Нам повезло с большинством из наших работниц — все они честные и трудолюбивые, — но Марджори считала, что из-за своего прошлого должна стараться больше всех.

— Простите, но я не понимаю, о чем вы.

— Марджори сидела в тюрьме, — пояснила Ронни. — Мы взяли ее на испытательный срок полгода назад, когда она вышла из «Холлоуэя» — в третий раз, мне кажется. Ты знаешь Мэри Сайз?

— Заместительницу начальника тюрьмы?

— Именно. Она свято верит, что тем, кто выходит из тюрьмы, надо найти стоящую работу. У некоторых из этих женщин оказался талант к шитью — а практики у них было, Бог ты мой, предостаточно, — поэтому Мэри и обратилась к нам. Марджори уже четвертая по счету за последние два года. Все они оказались хорошими работницами, а Марджори — лучше всех.

— А за что она сидела в тюрьме? — спросил Пенроуз, приятно удивленный тем, что его кузины с таким пониманием отнеслись к отверженным судьбой людям и никогда даже об этом не упоминали.

— В основном за воровство, мелкое воровство, но неоднократное.

— А с тех пор как вы ее взяли на работу, у вас с ней ничего подобного не случалось?

— Нет, — твердо заявила Леттис. — Ни разу.

— А когда Марджори оставалась вчера вечером, кто ушел последним?

— Я, — ответила Хильда. — У нас была поздняя примерка для «Клуба Каудрей». Пришла леди Эшби, и Марджори помогала ей с примеркой, так что мне пришлось подождать, пока они закончат.

— В котором часу это было?

— В семь. Я точно помню, потому что леди Эшби нужно было успеть в клуб «Хэм Боун» к семи тридцати, и я предложила ей вызвать такси, но она сказала, что у нее достаточно времени и поэтому пойдет пешком. Мы с ней вместе вышли на Сент-Мартинс. Леди Эшби пыталась уговорить Марджори пойти в клуб вместе с ней, но, думаю, она шутила.

— Сомневаюсь, — вставила Ронни. — Когда Джеральдин лихорадит, ни одной хорошенькой девушке в Лондоне несдобровать.

— В каком настроении была Марджори, когда вы уходили? — спросил Пенроуз Хильду.

— После ее встречи с отцом в обеденный перерыв она была расстроена, но к вечеру повеселела. Мы нагрузили ее работой, и за шитьем она, похоже, обо всем забыла. Я объяснила ей, что надо сделать, и ушла. Казалось, что ей просто не терпится поскорее приступить к делу.

— А вы, когда уходили, заперли ворота?

— Нет, я их просто прикрыла. Видите ли, ворота трудно отпирать изнутри — под аркой так темно. Я подумала: когда Марджори станет уходить, ей так будет проще выйти.

Пенроуз не стал спрашивать, легко ли было открыть ворота с улицы, — он мог это и сам проверить. Инспектор вообще избегал каких-либо высказываний, который навели бы Хильду на мысль, будто она виновата в смерти Марджори.

— А когда уходили, вы не заметили, что поблизости слоняется ее отец?

— Нет, если бы я его заметила, то ни за что бы не оставила Марджори одну.

— Само собой. А вы могли бы рассказать мне, что произошло в обеденный перерыв?

— Это было вскоре после полудня. Одна из девушек спустилась отсюда в мастерскую что-то забрать и сказала мне, что какой-то человек на улице спрашивает Марджори.

— Выходит, он зашел во двор?

— Ну да. Когда я вышла поговорить с ним, он стоял на верхней ступени лестницы, прямо за дверью. Я сразу его узнала — он часто слонялся возле студии по пятницам, когда девушки уходили домой, но я не знала, что он ждал Марджори. Он представился — кажется, сказал, что его зовут Джо, — и спросил, можно ли перекинуться словечком с Марджори. Я объяснила ему, что она уехала по делам — девушка отвозила в «Клуб Каудрей» образцы тканей, — но скоро вернется. Он сказал, что подождет ее на другой стороне улицы, и попросил, чтобы я не забыла ей это передать. Он, наверное, имел в виду, что будет ждать ее на другой стороне улицы в кабачке. Я выглянула в окно: на улице его не было.

— И как отнеслась к этому Марджори?

— Она была смущена. Рассержена. И еще, похоже, обеспокоена тем, что он может вовлечь ее в беду.

— Но Марджори все-таки пошла к нему?

— Да, но очень скоро вернулась. Думаю, минут через десять. И не стала использовать оставшийся обеденный перерыв, а сразу приступила к работе.

— И вы говорите, что, когда вернулась, она была расстроена?

— Да, расстроена. Но я не решилась ее расспрашивать о том, что случилось, потому что ей не хотелось, чтобы окружающие считали ее уязвимой. Она старалась казаться сильнее, чем была на самом деле, пыталась создать впечатление, что ее ничем не проймешь, а в действительности это было совсем не так. Когда Марджори поднялась наверх, то лишь сказала: «Будь я проклята, если позволю помыкать мною, как он помыкает моей матерью. Я скорее отправлюсь в ад, чем дам ему еще хоть пенни». Она пробормотала все это себе под нос и, как только заметила, что я слушаю, тут же примолкла. Теперь-то я жалею, что не поговорила с ней об этом, но тогда мне не хотелось ее расспрашивать.

— Марджори ладила с другими девушками?

— В общем-то да. Я никогда не замечала между ними никакой неприязни. Марджори их часто смешила, и думаю, что порой они приходили от нее в изумление — она оказалась прирожденной портнихой и мгновенно осваивала все новое. Когда дело доходило до работы, ей просто не было равных.

— Может быть, девушку за это невзлюбили? Они вполне естественно могли почуять в новичке угрозу, а в подобном положении женщины способны на всякое.

Хильда улыбнулась:

— Это правда, но если даже они нечто подобное и чувствовали, я ничего такого не замечала, а я редко что упускаю. В Марджори были очарование и дерзость, но какая-то привлекательная дерзость. Марджори не была высокомерной, просто молодой и неопытной. Невзлюбить ее было очень трудно, и, честно говоря, я думаю, что большинство девушек восхищались тем, как она старалась стряхнуть с себя свое прошлое, и желали ей удачи.