Ульф Старк - Пусть танцуют белые медведи

• Название: Пусть танцуют белые медведи
• Автор: Ульф Старк
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902326-57-1

Повесть известного шведского писателя Ульфа Старка «Пусть танцуют белые медведи» рассказывает об обычном подростке Лассе: он не блещет в учебе, ходит в потертых брюках, слушает Элвиса Пресли и хулиганит на улицах.

Но однажды жизнь Лассе круто меняется. Он вдруг обнаруживает, что вынужден делать выбор между новым образом примерного мальчика с блестящими перспективами и прежним Лассе, похожим на своего «непутевого» и угрюмого, как медведь, отца. И он пытается примирить два противоречивых мира, найти свое место в жизни и — главное — доказать самому себе, что может сделать невозможное…

---

— Хотите кофе? — улыбнулась завучиха.

— Вот-вот, это пойдет вам на пользу, — подхватил психолог, словно речь шла о вечерней раздаче лекарств в больнице.

Он протянул отцу тонюсенькую чашечку. А мне в утешение досталась кружка тепловатого безвкусного малинового сока.

На время все успокоилось. Каждый молча потягивал свое пойло. Лицо Аспа перестало дергаться.

— Ну вот, — заговорил он немного погодя, — давайте прямо к делу. Согласны? Так вот, Лассе отстает по всем предметам. А об успехах и говорить не приходится. Чего только мы не делали, но он так и не ассимилировался в коллективе, да и в занятиях усердия не проявил.

— Не стимулировался, — произнес отец и нахмурил брови.

Аспу не понравилось, что его перебили. Он снова усиленно задвигал челюстями.

— Выходит, его не стимулировали, — повторил отец.

— Отчего же, мы пытались… — возразил Асп. — С чего вы взяли? Как вы можете такое говорить?

— Вы же сами сказали, — удивился отец.

— Ничего подобного я не говорил! — завопил Асп. — Я лишь указал, что у Лассе много проблем. Он не вписывается. Не успевает на занятиях. У него плохая посещаемость. И вообще множество проблем.

Я почувствовал, как у меня все сжалось в животе. Мне явно было не по силам переварить смесь из малинового сока и Асповых обвинений.

— Мне надо в туалет, — простонал я и выскочил из класса, где Асп меж тем заливался соловьем, перечисляя мои неуды по каждому предмету. Я-то уже смекнул, к чему он клонит. Прежде чем смыться, я бросил последний взгляд на отца. Он совсем сник. Дергал узел своего звездного галстука, словно это был шнур для экстренного открывания дверей в автобусе, и неотрывно следил за движениями Асповых челюстей. Ясное дело: добром это не кончится.

— Вы что, хотите сказать, что он полный придурок?

Голос отца был слышен даже в коридоре. Когда я вернулся, папа стоял посреди класса. Лицо его побагровело, а попытки остановить разогнавшийся автобус привели к тому, что он изо всех сил затянул узел, отчего голова его явно шла кругом.

— Вовсе нет, — пропищала завучиха и примирительно улыбнулась.

— Возможно, причина в том, что он слишком подвижный мальчик, — вставил психолог, проникновенно глядя отцу в глаза.

Асп тем временем был занят извлечением изо рта жвачки. Он положил ее подле себя на сиденье. Она стала похожа на мышиные мозги. Отец продолжал размахивать кулаками.

— Ладно, — орал он, — пусть он не гений. Может, ему не по душе вся эта зубрежка. У меня с уроками тоже не ладилось. Пусть так. Но он не идиот!

И он со всех сил хрястнул по скамейке. Его кулак, словно топор мясника, со всего размаху обрушился прямо на жвачку.

— Успокойтесь вы, бога ради! — простонал Асп и покосился на то место, где прежде лежала жвачка.

— Пошли, — сказал я и потянул папу за пиджак. — Нам пора.

— Минутку, — пробормотал отец.

Он пытался отлепить от руки жвачку. С его поднятой ладони свешивались тонюсенькие ниточки. Видок у него был классный. Отец был на целую голову выше Аспа и всех прочих. Ноздри его раздувались, но в остальном он казался вполне спокоен. Лишь тряс правой рукой, перепачканной в жвачке. Психолог попытался было успокоить его.

— Иногда полезно дать выход своим чувствам, — заявил он и похлопал отца по плечу.

— Верно, — кивнул тот.

— Это все равно что вскрыть нарыв, — добавил психолог и еще раз похлопал его по плечу.

— Ага, — согласился отец.

Наконец-то он собрал все нити от жвачки в комок и зажал в кулак. Асп тоже поднялся. Папа не шевелился. Он не сводил глаз с Асповой челки.

— Потом чувствуешь облегчение, — продолжал психолог.

— Точно.

Прежде чем психолог успел вскинуть руку для еще одного правого свинга в отцовское плечо, тот ринулся на Аспа и залепил ему жвачкой в волосы.

Потом папа взял меня за руку и решительной походкой победителя направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал:

— Мне очень жаль.

В машине папа почти не разговаривал. Просто гнал, стиснув зубы, сквозь снег и тьму. Огни уличных фонарей проносились мимо, словно звезды. Уж и не знаю, сколько мы так ехали. Я-то был готов мчаться хоть всю жизнь. Отец положил правую руку мне на плечо и снимал ее, лишь когда переключал скорость.

Он все гнал и гнал, пока к нам не вернулось ощущение покоя.

Вдруг папа рассмеялся. Еле слышно. Рука на моем плече затряслась. Он то и дело снимал ее и утирал глаза.

— А ведь он прав, — пробормотал отец.

— Кто?

— Да псих этот.

— Почему?

— Потом и впрямь чувствуешь облегчение.

Отец передразнил вкрадчивый голос психолога. Он воспрянул духом и подтянул галстук на лоб так, что тот стал похож на пиратскую повязку.

— А мы с тобой одного поля ягоды!

Похоже, он даже был доволен, что мне не дается учеба, что все у меня не ладится и что я ненавижу школу — точь-в-точь как и он в свое время. Мы были родственные души. Мы сидели рядышком — два одиноких благородных разбойника — и смотрели, как мимо нас пролетает вечер.

— А я-то еще вырядился в свой лучший костюм! — пробормотал папа, пытаясь высвободиться из брюк, которые уже давно утратили былую наглаженность.

Словно это было самое худшее.

Мы оба вымотались. О еде и думать не хотелось. Мы просто сидели в темноте перед телевизором, но не включали его. Вообще-то его в основном мама смотрела. Это была древняя модель — черно-белый «Люксор», по которому надо было то и дело колотить, чтобы изображение не скакало. Мама лупила по нему что есть силы и все надеялась, что телик сломается и отец наконец-то купит новый.

На телевизоре стояла их свадебная фотография. Но в комнате было слишком темно, и не разглядеть было, как они улыбаются. У меня стали слипаться глаза. Я притулился к отцу и задремал, я старался не думать об Аспе. А отец играл на своей старой губной гармошке «I can’t stop loving you»[1], он играл для ангела с потемневшим передним зубом, что смотрела на нас с фотографии. У него здорово получалось, хоть гармошка и была самая простецкая. Да к тому же присвистывала на паре нот.

— Все наладится, — пробормотал отец. — Слышишь, Лассе? Все наладится.

Но я уже почти спал. Я-то знал: добром это не кончится, но был слишком сонный, чтобы возражать.

Отец принес рыжее одеяло, накрылся им и снова заиграл. Теперь он играл «Welcome to my world»[2].

Глава вторая

Тина покидает класс с высоко поднятой головой, а я отправляюсь в магазин в поисках «покоя», но вместо этого встречаю свою маму

На улице по-прежнему валил снег.

Асп стоял к нам спиной и, скрипя мелом, обрушивал на черную доску снегопад белых цифр. Даже со спины было заметно, что у него что-то не так с волосами. Он был похож на престарелого скинхеда. Случись кому увидеть нас вместе на улице — вполне могли бы принять за сынка и папашу. Только вряд ли бы это сходство Аспа обрадовало.

Он и словом не обмолвился о том, что произошло во время классного собрания. Но мне от этого было не легче. Не так-то просто оставаться справедливым к тому, чей отец залепил вам волосы жвачкой.

Я старался избегать стычек. Но стоило Аспу взглянуть на меня, и мускулы его лица мгновенно приходили в движение, заставляя дергаться правый угол рта. А он с меня глаз не сводил!

Я пытался разобраться в вихре цифр на доске. Может, если на них долго смотреть не отрываясь, они и раскроют свою тайну? Я пялился на эту математическую вьюгу так, что глаза заслезились. Мне казалось, что углом этой самой доски мне все мозги вышибло.

Вот я и не заметил, когда зазвучал этот хор!

Поначалу звук был тихий, но постепенно весь класс наполнился однотонным мерным гудением. Получалось здорово — словно псалом или что-то в этом роде.

Асп еще суетился у доски, а я уже смекнул, что за этим последует. Даже с закрытыми глазами я мог под опущенными веками смотреть этот фильм: вот учитель ковыляет к моей парте, словно радиоуправляемый робот, при этом рот его непрестанно подергивается.

— Хватит! Мое терпение лопнуло!

Я продолжаю сидеть с закрытыми глазами. Была охота на него таращиться! Но вот вокруг нас все смолкает. Я чувствую на своей беззащитной макушке его дыхание — холодное, словно порыв ледяного ветра, прилетевший из Сибири. Глаза мои все еще слезятся от таращенья на снежный вихрь цифр. И живот свело. Долго я так не выдержу.

— Я сыт по горло твоими выходками! — шипит Асп где-то возле моего левого уха.

— Да это не я!

Я тщетно пытаюсь справиться с мускулами живота.

— Ты что, думаешь, я олигофрен какой?

Он издает сухой смешок.

— Не знаю.

Я тоже подхихикиваю, хоть и не могу взять в толк, кем, он решил, я его считаю. Ну и влип я! Теперь и другие ребята начинают смеяться. А я так уже просто покатываюсь со смеху: вот бы свести все к шутке, чтобы избежать очередной стычки.