Кир Булычев - Летнее утро (Сборник)

• Название: Летнее утро (Сборник)
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1979

Герои рассказов К. Булычева — москвичи, наши современники. Их быт, их нравственные и психологические конфликты составляют содержание книги. Автор использует элементы фантастики для того, чтобы создать чрезвычайные ситуации, в которых резче, чем в будничной обстановке, проступают черты человеческих характеров, нравственные качества людей, их достоинства и недостатки.

Книги К. Булычева — романы и сборники рассказов «Меч генерала Бандулы», «Последняя война», «Чудеса в Гусляре», «Девочка с Земли», «Люди как люди», «Сто лет тому вперед» широко известны советским читателям, а также переводились на многие языки народов СССР и за рубежом.

---

А так как я только пожал плечами, не придумав стоящего ответа, он продолжал:

— Что движет людьми? Страсть к славе? Авантюризм? Ну, я понимаю мальчишек и девчонок. Понимаю редко встречающихся талантливых людей, для которых нет жизни вне спорта. Но ведь у вас приличное место, положение, свой круг знакомых. И вдруг — такой финт. Вы же, признайтесь, никогда спортом не интересовались?

Я слушал его вполуха. Меня вдруг испугала внезапно родившаяся мысль: а что, если сыворотка Курлова настолько меняет все в организме, что врач обнаружит ее? И скажет сейчас: «Голубчик, да вам же надо пройти допинговый контроль!» Или: «Это же подсудное дело!»

Продолжая говорить, Кирилл Петрович намотал мне на руку жгут, нажал на грушу, и руку мне сдавило воздухом.

— Что с пульсом у вас? — удивился Кирилл Петрович.

Я понял, что судьба моя висит на волоске, и решился идти ва-банк.

— Я волнуюсь, — сказал я. — Я очень волнуюсь. Поймите меня правильно. Вы же угадали: мне в самом деле сорок лет, я никогда не занимался спортом. Мне хочется хотя бы на время, хотя бы на две недели, стать другим человеком. Вам разве никогда не хотелось сказать: «Катись все к черту! Еду на Северный полюс!»

— Хотелось, — коротко ответил доктор. — Снимайте рубашку. Я ваше сердце послушаю. Кстати, у вас тахикардия. Вы неврастеник?

— Не замечал за собой. Хотя в наши дни все неврастеники.

— Зачем обобщать? Вытяните вперед руки. Ага, дрожат. Тремор ощутимый. Пьете?

— Только за компанию.

— И как вы в таком состоянии умудряетесь попадать в кольцо? Я бы вам не рекомендовал играть в баскетбол. Сначала займитесь просто ходьбой, обтирайтесь по утрам холодной водой. Никогда не пробовали?

Он меня гробил. Моя откровенность обошлась мне слишком дорого.

— Будет он обтираться холодной водой. Прослежу. — В дверях стоял Андрей Захарович, блокнот в руке. — Все записываю. Все ваши советы, Кирилл Петрович, записываю. Ни одного не упускаю. И бегать он будет.

— Совсем не уверен, что будет. В его состоянии…

— В его состоянии полезно заниматься спортом, — настаивал Андрей Захарович. — Я уже все записал.

Андрей Захарович вспотел. На лбу блестели, сползали к глазам капли пота. Он тоже волновался. Доктор оказался неожиданным, непредусмотренным препятствием.

— Но ведь серьезного ничего нету? — спросил тренер заискивающе.

— Серьезного, слава богу, ничего. Просто распущенный организм. Раннее старение. Жирок.

Доктор взял брезгливо меня за жирную белую складку на животе и оттянул ее к себе.

— Видите?

— Вижу, — согласился тренер. — Сгоним. Давление в пределах?

— В пределах. Хотя еще неизвестно, что считать пределом. И не сердце, а овечий хвост.

— Все. Все ясно. Так мы пошли на тренировку?

— Да идите вы куда хотите! — обозлился вдруг доктор. — Не помрет ваш центровой. Ему еще на Северный полюс хочется махнуть!

В коридоре ждали Толя и Коля.

— Здорово он тебя, — сказал Толя. — Я думал уж, не допустит.

Они и в самом деле были милыми ребятами. Их даже не удивило состояние моего здоровья. Они болели за меня и были рады, что в конце концов доктора удалось побороть.

— Только каждый день ко мне на проверку, — слышался докторский голос.

— Обязательно. Совершенно обязательно, — заверял его тренер.

Он догнал нас на веранде и сказал мне:

— Ну и поставил ты меня в положение, Коленкин! Нехорошо.

И мы пошли к площадке.

Я переодевался, слыша стук мяча, крики с площадки. И мне все еще не хотелось выходить. Сердце билось неровно — запоздалая реакция на врача. Ныл зуб. В раздевалке было прохладно, полутемно. За Стеной шуршал душ.

— Ну! — крикнул Коля, заглядывая внутрь. — Ты скоро?

И я вышел на площадку, прорезанную ставшими длиннее тенями высоких сосен.

Тренировались мужчины. Девушки сидели в ряд на длинной низкой скамье. При виде меня зашептались. Кто-то хихикнул, но Валя, милая, добрая Валя, шикнула на подругу.

Ребята перестали играть. Тоже смотрели на меня.

В столовой, где я видел почти всех, было иначе. Там мы были одеты. Там мы смотрелись цивилизованными людьми. Как в доме отдыха.

Я остановился на белой полосе. Все мы выдаем себя не за тех, кем являемся на деле. Мы стараемся быть значительнее, остроумнее перед женщиной, если нам она нравится. Мы стараемся быть умнее перед мужчинами, добрее перед стариками, благоразумнее перед начальниками. Мы все играем различные роли, иногда по десяти на дню. Но роли эти любительские, несложные, чаще за нас работает инстинкт, меняя голос по телефону в зависимости от того, с кем мы говорим, меняя походку, словарный запас… И я понял, что стою, вобрав живот и сильно закинув назад плечи, словно зрители, смотрящие на меня, сейчас поддадутся обману.

— Держи! — крикнул Иванов. — Держи, Коленкин. Ведь народ в тебя еще не верит.

Я приказал своим рукам поймать мяч. И они меня послушались. Я приказал им закинуть мяч в корзину отсюда, с боковой полосы, с неудобной, далеко расположенной от кольца точки. И мяч послушался меня.

— Молоток! — сказал Толя.

Труднее было бегать, стучать мячом по земле и получать пасы от других. Мяч был тяжел. Минут через десять у меня совсем отнялись руки. Я был покрыт потом и пылью. Я понимал, что больше не смогу сделать ни шагу. И я собрался уже было повернуться и уйти с площадки, как Андрей Захарович, стоявший в стороне со свистком и блокнотом, крикнул:

— Коленкин! Отойди, отдохни. У тебя режим особый. Не переутомляйся, а то нас с тобой Кирилл Петрович в Москву отправит.

Я был очень благодарен тренеру. Я сел на скамью, к девушкам, и они потеснились, чтобы мне было удобнее. И Тамара напомнила мне:

— Гера, обещал ведь нас с Валей погонять!

— Обязательно, — сказал я. — Только не сегодня.

Главное — я не опозорился.

Больше в тот день я не выходил на площадку, хоть Андрей Захарович и поглядывал в мою сторону, хотел позвать меня, но я чуть заметно, одними глазами, отказывался от его настойчивых приглашений. Ведь бегуном мне не стать. Я умею лишь одно — забрасывать мяч в корзину. И чем меньше я буду бегать, тем меньше будет противоречие между моим талантом и прочими моими качествами. Впрочем, я могу поднять свою репутацию в другом: бильярд.

После ужина я в кино не пошел. Валя, по-моему, на меня немного обиделась. Женщины, даже очень молодые, — удивительные существа. В них слишком развито чувство собственности. Думаю, что это атавизм, воспоминание о младенчестве, когда все мое: и ложка моя, и погремушка моя, и мама моя, и дядя мой. Я подходил под категорию «дядя мой». И я уже даже услышал, как кто-то из девушек, обращаясь к Вале и инстинктивно признавая ее права на меня, сказал: «Твой-то, Гера».

— Не хочется в зале сидеть, — сказал я Вале.

— Как знаете.

— Но потом можно погулять.

— Никаких прогулок, — сказал тут же оказавшийся Андрей Захарович. — Режим. И ты, Коленкин, хоть и не обманул ожиданий, наших девушек не смущай. Они ведь к славе тянутся. К оригинальности. Вот ты и есть наша оригинальность. Не переоценивай себя. Не пользуйся моментом.

— Как вы могли… — начал было я.

— Мог. И ты, Валентина, голову парню не кружи.

А мне захотелось засмеяться. Как давно я не слышал ничего подобного! Как давно двадцатилетние девчонки не кружили мне голову! И как давно никто, не в шутку, в самом деле, не называл меня парнем.

— Я, как кино кончится, к площадке подойду, — сказал я, как только тренер отошел.

— Как хотите, — сказала Валя. — А вот в кино вы зря не пошли. Вам, наверно, с нами неинтересно.

И только потом, уже в бильярдной, на веранде, я осознал, что она перешла на «вы».

Ну и чепуха получается!

У бильярда стоял Иванов. В одиночестве.

— Ты чего в кино не пошел? — спросил он.

— Смотрел уже, — соврал я. Не говорить же человеку, что я подозреваю у себя исключительные способности к бильярду и горю желанием их испытать.

— Я тоже смотрел, — сказал Иванов. — Да и жарко там. Сыграем?

— Я давно не играл, — сказал я.

— Не корову проиграешь. Не бойся. Кием в шар попадешь?

— Попробую.

— Пробуй.

С первого же удара, когда кий у меня пошел в одну сторону, шары — в другую, я понял, что эта игра требует от изобретения Курлова большего напряжения, чем баскетбол. Несмотря на то что мои нервные клетки работали сейчас лучше, чем у кого бы то ни было на свете, передавая без искажений и помех сигналы мозга моим пальцам, задание, которое им надлежало выполнить, было не из легких. На площадке я учитывал лишь вес мяча и расстояние до кольца, здесь я должен был точно направить в цель кий, рассчитать, в какую точку ударить, чтобы шар правильно ударился о другой шар и пошел в узкую лузу. И главное, должен был унять легкую дрожь в пальцах, не игравшую роли на площадке, но крайне опасную здесь.