Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

• Название: Агата Кристи. Английская тайна
• Автор: Лора Томпсон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064397-4, 978-5-271-28709-1, 978-5-4215-0964-6

Агата Кристи. Королева детектива. Любимая писательница миллионов. Женщина, чья жизнь была окутана не меньшей тайной, чем сюжеты ее захватывающих романов.

В своей увлекательной книге Лора Томпсон рассказывает об эдвардианской Англии, в которой выросла Агата Кристи, о ее друзьях, близких, мужьях и дочери, но прежде всего отвечает на многие вопросы, которые по сей день мучают биографов и поклонников писательницы.

---

«— Я точно знаю, что он не только не влюблен в нее, но и определенно испытывает к ней неприязнь.

— Кто вам это сказал, mon ami?

— Сама Синтия.

— La pauvre petite! Бедная малышка! И она была этим огорчена?

— Она сказала, что ей это совершенно безразлично.

— Тогда это ей определенно небезразлично, — заметил Пуаро. — Таковы уж они — женщины, les femmes!»

Первоначальное окончание книги — взволнованным почерком наспех записанное карандашом в одной из многочисленных Агатиных тетрадей, которые хранятся в Гринвее, — выдает наивность, которую она до того момента так великолепно маскировала: быть может, в этом отрывке она в последний раз возвращается на любительскую территорию «Снега над пустыней», описывая сцену в суде, где Пуаро излагает полную картину убийства, блестяще оперируя уликами. «Господин судья, температура воздуха в тот день составляла 86 градусов в тени»; «Прочтите это, господин судья, потому что это — письмо от убийцы…». Весь эпизод, который позднее появится в «Стайлсе» в отредактированной версии, написан в виде диалога между Пуаро и судьей, безупречно отшлифован и абсолютно невозможен в жизни. «Думаю, сцену в суде я полностью выдумала; в реальности она не могла происходить так, как я ее описала», — признается Агата гораздо позже.[122]

Впрочем, это незначительный недостаток. Во всем остальном книга была сделана с исключительной изощренностью, не в последнюю очередь это касалось и остроумного описания тоски супружеских отношений. Не испытывая необходимости в морализаторстве и даже в комментариях, Агата вывела на страницах «Стайлса» супружескую пару — Джона и Мэри Кавендиш, чья былая любовь друг к другу рушится из-за его интрижки с очаровательной деревенской цыганкой и ее унылого флирта с доктором Бауэрстейном («Мне надоело, что этот парень здесь околачивается. К тому же он польский еврей», — говорит Джон, на что Мэри отвечает: «Небольшая примесь еврейской крови — это не так уж плохо. На ней, как на дрожжах, всходит бесстрастная глупость обычного англичанина»). Сам Гастингс тоже немного влюблен в миссис Кавендиш, из-за чего не выносит Бауэрстейна, и упорно ищет встреч с замужней женщиной. Это тоже представлено как вполне нормальное поведение. Двадцать лет беспрерывных житейских нашептываний Маргарет Миллер, которые слышала Агата, сделали свое дело. Но Агата — как многие писатели до и после нее — в своем искусстве оказалась более проницательна, чем в жизни, и гораздо четче видела не глазами, а интуитивным зрением.

Согласно «Автобиографии», она показала «Таинственное происшествие в Стайлсе» Арчи, которому роман очень понравился, и он посоветовал ей отправить его издателю. Они, как пишет Агата, не виделись два года после его первого, неудачного отпуска в июле 1915-го, когда он так нервничал, а она была так напряжена. На этот раз было сплошное счастье. Они отправились на неделю в Нью-Форест. «Мы бродили по лесу, и между нами возникла своего рода дружба, которой мы прежде не знали». Арчи сказал, что хочет пройти по тропе, ведущей к «Ничейной земле». Так они и поступили. Тропа привела их в сад, полный яблок, которые они ели, расхаживая между деревьями.

«Повсюду вокруг нее и внизу были деревья, деревья, чья листва меняла свой цвет с золотистого на коричневый. В лучах яркого осеннего солнца мир вокруг казался неправдоподобно золотым и великолепным.

Генриетта подумала: „Я люблю осень. Она настолько богаче весны“.

Ее внезапно пронзило острое ощущение счастья и очарования мира, идущее от ее собственного острого восхищения этим миром.

„Я никогда больше не буду так счастлива, как в этот миг, — подумала она. — Никогда“.

Она постояла с минуту, глядя на этот золотой мир, который, казалось, плыл и растворялся в себе самом, подернутый дымкой и расплывчатый в своей красе».[123]

На самом деле Агата запомнила неправильно. Как явствует из дневника Арчи, в Нью-Форесте они отдыхали в октябре 1915 года, когда она еще даже не начинала писать «Стайлс» и не было их двухлетнего расставания во время войны. Тем не менее именно так она запомнила эту особую неделю. «Одна из самых странных на свете вещей — это то, как работает человеческая память. Человек, наверное, отбирает, что запоминать. Должно быть, есть в человеке что-то, что делает этот выбор».[124]

РЕБЕНОК

Любить кого-то, — сказала я, — всегда означает взваливать на этого человека почти невыносимое бремя.

М. Вестмакотт. Роза и тис

Любовь — это реальность в мире воображения.

Цитата из Талейрана, которую Агата выписала на листке бумаги и хранила всю жизнь

Осенью 1918 года Арчи вернулся с фронта, чтобы занять пост в министерстве авиации, и у Агаты началась настоящая семейная жизнь. С момента их знакомства муж оставался для Агаты созданием ее фантазии, шесть лет они прожили вдали друг от друга, так что ее представление о браке было «чрезвычайно ограниченным», как она сама написала в «Неоконченном портрете». «Когда люди любят друг друга, они счастливы. Несчастливыми браки — а она, разумеется, знала, что таких немало, — бывают тогда, когда люди друг друга не любят».

В книге описаны короткие благословенные месяцы накануне перемирия. «Селия и Дермот были так счастливы вместе». Их жизнь была исполнена дотоле неведомого им восторга молодости. Они осваивали свой новый мир съемных квартир и узаконенной страсти, как двое детей, резвящихся в саду. «Супружеская жизнь была для них игрой, и они играли в нее с энтузиазмом». После ужина они «сидели перед камином, прежде чем отправиться спать, Дермот — с чашкой „Овалтина“, Селия — с чашкой „Боврила“,[125] и это было их самое счастливое время. Прежде немного боявшаяся — как признавалась себе Селия — незнакомца, таившегося в муже, она обрела теперь в нем идеального спутника жизни. Он не демонстрировал этого, но она знала, что он любит ее. Иногда он прижимал ее к себе и бормотал: „Селия, ты такая красивая… такая красивая. Обещай, что будешь красивой всегда“».

«Ты бы любил меня точно так же, если бы это было не так», — отвечала она.

Совместная супружеская жизнь началась в Лондоне. Как только Арчи вернулся в Англию, Агата с охотничьей страстью принялась искать дом. В двадцативосьмилетнем возрасте она наконец оставила Эшфилд, сменив его на квартиру за две с половиной гинеи в неделю в Сент-Джонс-Вуд, на Нортуик-террас, где стояла кровать «с огромными, просто-таки железными комьями в матрасе». Хотя денег у четы Кристи было совсем мало, им даже в голову не приходило обойтись без прислуги: за Арчи ухаживал его денщик Бартлет, а общее руководство хозяйством осуществляла миссис Вудз, которая «серьезно относилась к приготовлению еды» и выдавала советы. Она была одной из тех всезнающих и уверенных в себе женщин, которым Агата никогда не умела противиться. «Торговец рыбой опять надул вас, милая», — говорила миссис Вудз никогда в жизни не покупавшей прежде продуктов Агате, когда та возвращалась со своей дамской корзиночкой из второсортного гастрономического магазина.

Однако Агата быстро училась. Ей нравилось учиться: она получала удовольствие, бегая по магазинам в поисках свежей рыбы и сочных апельсинов, с энтузиазмом брала уроки стенографии и счетоводства (что могло когда-нибудь зачем-нибудь пригодиться); ей нравилось быть женой. Даже бедность была забавна. В некотором роде. Агата представляла себя и Арчи парой, весьма похожей на ту, которую впоследствии описала в своем втором романе «Тайный враг» — герои в конце книги женятся. Томми — отставной солдат, Таппенс — бывшая сотрудница Добровольческого медицинского отряда. Их жизнерадостность не умаляет даже тот факт, что он безработный, а она, чей внешний вид являет собой «отважную потугу на элегантность», вынуждена удовлетворять свой «вызывающе хороший аппетит» обедами, состоящими из плюшек.

Так или иначе, в 1918 году Агата и не помышляла о том, чтобы написать вторую книгу, поскольку первая — «Таинственное происшествие в Стайлсе» — была с порога отвергнута. Несколько издателей, в том числе «Метуэн», а также «Ходдер энд Стаутон»,[126] вернули ей рукопись. Как они потом рвали на себе волосы, можно лишь воображать, хотя кто-то из них, вероятно, уже тогда, невзирая на все несовершенства текста, увидел и взял на заметку незаурядное умение молодой женщины плести сюжет и делать его исключительно доходчивым и увлекательным, но обманчивая простота книг Агаты Кристи навсегда останется причиной, по которой ее недооценивали. В «Автобиографии» она признавалась, что «не рассчитывала на успех», и в своей обычной манере слегка иронизировала над своим сочинительством. И это было искренно: всерьез она думала о себе лишь как о любительнице, которая время от времени писала что-нибудь, что захватывало ее воображение, — музыкальную пьеску, стихотворение, детективный рассказ. Тем не менее, что касается «Стайлса», сдаваться она не собиралась и в конце концов отправила рукопись Джону Лейну в «Бодли хед».