Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

• Название: Агата Кристи. Английская тайна
• Автор: Лора Томпсон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064397-4, 978-5-271-28709-1, 978-5-4215-0964-6

Агата Кристи. Королева детектива. Любимая писательница миллионов. Женщина, чья жизнь была окутана не меньшей тайной, чем сюжеты ее захватывающих романов.

В своей увлекательной книге Лора Томпсон рассказывает об эдвардианской Англии, в которой выросла Агата Кристи, о ее друзьях, близких, мужьях и дочери, но прежде всего отвечает на многие вопросы, которые по сей день мучают биографов и поклонников писательницы.

---

Однако нет никаких свидетельств тому, что Агата на исходе третьего десятка ответила на какое бы то ни было поползновение. Можно сказать с уверенностью (насколько вообще можно быть уверенным в чем бы то ни было), что Агата в своей жизни спала лишь с двумя мужчинами. В «Неоконченном портрете» сказано, что после Дермота она «пыталась научиться жить одна», и это не художественная выдумка: если бы автору было в чем признаться, то в этой книге она уж точно призналась бы. В «Автобиографии» Агата пишет, вполне откровенно, что внимание мужчин доставляло ей удовольствие (она никогда не скрывала, что мужчины ей нравятся, и легко находила с ними общий язык до тех пор, пока в дело не вступали подлинные чувства). Она рассказывает очаровательную историю об инженере-голландце, с которым познакомилась во время своего первого путешествия на Восточном экспрессе. Однажды вечером, после ужина в ресторане, он посмотрел на нее и сказал: «Хотел бы я знать… Нет, думаю, благоразумнее не спрашивать». На это Агата ему ответила: «Вы очень благоразумны и очень добры». Но вопрос остался висеть в воздухе. Вот как она описала это в сцене из романа «Место назначения неизвестно»: «Молодой француз приятной наружности вышел из бара и, пересекая террасу, бросил на Хилари быстрый взгляд, который лишь в слегка завуалированной форме словно бы говорил: „Интересно, есть тут у меня шанс?“» Агата все брала на заметку; в некоторых отношениях она была очень практична, совсем не похожа на тот образ ласковой доброй бабушки, который впоследствии культивировала. «Знаете, вы из женщин того типа, которых следует насиловать» — эта реплика в романе «Разлученные весной» обращена к чопорной Джоан Скьюдамор. «Я бы предпочла сама изнасиловать вас и посмотреть, изменились ли бы вы после этого хоть на гран». Агата (или Мэри Вестмакотт) могла написать такое безо всякого смущения и — что важнее — не вызывая смущения у читателя.[270]

Но с Максом Мэллоуэном, который был на четырнадцать лет моложе ее, она ощущала разницу в возрасте едва ли не так же, как с Розалиндой, — Агата оказалась беззащитной как дитя. «Уверен, вы захотите выйти за меня, если хорошенько подумаете», — сказал он, покидая ее спальню после того, как они «проспорили, думаю, часа два», как пишет Агата в «Автобиографии». Он задал темп, подготовил почву и был абсолютно уверен в результате. «Разумеется, я благоразумен, — писал он ей вскоре после того, — благоразумие — моя главная защита. И именно поэтому я, как вы выразились, вывел вас из стойла».[271]

Агата со своей стороны стала писать Максу письма, напоминающие послания взволнованной юной девушки. Похоже, она вдруг ухватилась за идею прожить с ним остаток жизни — идею, которая, если верить ее «Автобиографии», была для нее совершенной неожиданностью.

«Дорогой Вы мой… Неужели я действительно значу для Вас так много, как Вы говорите? Я только что получила Ваше письмо… О, мой дорогой! Я была бы счастлива, если бы это было так. Я чувствую то же самое — что быть с Вами для меня своего рода свобода».[272]

Это пример того, как умно Макс умел дать Агате то, что ей было нужно от предполагаемых отношений: нечто совершенно отличное от того, что она имела в первом браке (к счастью для Макса, который не мог соперничать с Арчи по части романтической игры). Она хотела чувствовать себя освободившейся и уверенной. «Когда мы вместе, как друзья, мир кажется мне прекрасным… полная свобода… никакой напряженности или ощущения плена, связанности… Никогда бы раньше не поверила, что такое возможно».[273]

То, что она пишет подобные вещи, глубоко трогательно, особенно в свете пережитого ею ужасного предательства. Однако Макс сознавал, что в этом был оттенок благодарности: почти невозможно, чтобы он смог в столь неправдоподобно короткий срок пробудить в ней такое сильное чувство. Любовные письма, приведшие к браку, на самом деле с обеих сторон были своего рода спектаклем. «Совершенно очевидно, что Вам было предопределено стать моим подсолнухом» — в таком духе писал Агате Макс. Не то чтобы неискренно, но тон не совсем подобающий любовным посланиям (вроде тех, что писал ей Арчи), которые рождаются из возвышенного мужского чувства.

Конечно, Агата и Макс не были обычными любовниками. Ничего нормального в этом романе вообще не было. Самое забавное, что доминирующим партнером в нем должна была бы стать Агата — у нее были и деньги, и опыт, а у Макса ни гроша, и он почти наверняка был девственником, — и тем не менее именно он оказался главным в их союзе. Он принял на себя «отцовскую» роль. Имея исключительно преданную мать, он не нуждался в жене-матери, а вот Агате муж-опекун был необходим, и Макс это знал. Он стал для нее эмоциональной заменой не столько Арчи, сколько Клары — того человека, которого Агате недоставало больше всего на свете. С Кларой она была безоговорочно самой собой, с ней не надо было сдерживать свою натуру, с ней она могла дать волю воображению, зная, что находится под защитой мамы, которая здесь, в Эшфилде, в центре реального мира. Макс предоставлял ей возможность отчасти снова пережить это ощущение: ощущение безопасности жизни. Он позволил ей опять вести себя по-детски, и ему это очень подходило, потому что он был прирожденным учителем. Ему доставляло удовольствие наставлять Агату: она должна учить греческий язык, читать Гиббона и брать уроки рисования, чтобы помогать при раскопках. О Розалинде, когда они сблизились, он писал ей: «Она взрослее тебя, мой ангел». Прекрасно зная, что Агата больше всего хочет от него услышать, он говорил: «Агата, я люблю тебя не просто как восторженный слепец, я вижу тебя такой, какая ты есть».

«Я верю, что ты любишь меня такой, какая я есть, — писала она ему в ответ и трезво добавляла: — Любовь как таковая — довольно идиотское состояние, санкционированное Природой, но способное приносить большие несчастья отдельным индивидуумам. Но ты, Макс, ты мне — друг…»[274]

Странно, но разница в возрасте (хотя она в свидетельстве о браке была сокращена до шести лет: Агате, согласно этому свидетельству, было 37, а Максу — 31) облегчала Агате их отношения. Вслух она жаловалась на «твой чертов глупый возраст!!», но на самом деле молодость делала Макса в ее глазах менее опасным. Ничто в нем не напоминало ей Арчи, который никогда бы не написал: «Если ты относишься к нашему браку серьезно, мой ангел, то помни, что совместная жизнь может стать славной шуткой, если мы захотим ее таковой сделать». Она, однако, очень надеялась, что это будет шутка не над ней. Один раз ее уже сделали посмешищем в глазах общества. Ее сестра пламенно протестовала против их брака и не скрывала этого от Агаты (Макс в глубине души так никогда и не простил за это Уоттсов[275]). За две недели до свадьбы Мэдж прислала сестре в подарок носовые платки: «Я вовсе не имею в виду, что они пригодятся вытирать слезы; хочу, чтобы ты ясно это понимала». Она выражала надежду, что Макс будет заботиться о ее сестре, в противном случае «какая-нибудь из его древних мумий восстанет из гробницы, чтобы навести порядок, ибо, как мне говорили, в этих делах мумии прекрасно разбираются». Джек Уоттс, которому очень нравилась Агата, никогда, еще с Оксфорда, не любил Макса, оба они — и Мэдж, и Джек — подозревали, что истинным мотивом Макса является состояние Агаты. Такая мысль, должно быть, приходила в голову и самой Агате, особенно когда она читала его письма, касающиеся их медового месяца, который планировал он, а оплатить предстояло ей. Они должны были отправиться в Венецию («У меня есть белый блейзер на случай жаркой погоды»), потом в Югославию, а оттуда — в Грецию («Хорошо бы, я успел научиться там играть на пастушьей свирели»). Писал Макс и о пошлине за регистрацию брака: «…конечно, за все это должен был бы платить я».

Церемония бракосочетания была назначена на сентябрь в соборе Святого Колумба в Эдинбурге. Религиозная проблема была решена; Макс отнесся к этому очень легко, Агата — гораздо менее. «Ты по-прежнему уверен в себе? Я имею в виду в том, что касается религии. Тебя не мучают угрызения совести или чувство вины?» — не уставала пытать его она все лето 1930-го. «Случаются моменты, когда меня охватывает слепая паника… я чувствую: не надо… не надо… не надо мне ни за кого выходить замуж. Никогда больше!.. Но ведь это Макс. Макс, который всегда будет рядом… к которому я смогу прислониться, когда станет худо».[276]

Эти сомнения оставались, даже несмотря на то что шла подготовка к свадьбе. В конце августа Агата отправилась в Скай на отдых с Розалиндой, Карло и Мэри Фишер (которая должна была быть свидетельницей), а оттуда — в Эдинбург. Из Ская она писала о «безумии обмена великого, но чреватого бедой счастья на заурядное, но надежное. Знаешь, Макс, милый, я ненавижу, когда я несчастлива… О, мой дорогой, никогда, никогда не сомневайся, мы всегда будем друзьями, даже если не поженимся».[277]

Это тоже немного отдает представлением, хотя в основе лежат подлинные чувства, но вызвано желанием получить такой ответ, на какие Макс был великим мастером: «Тебе нужно побыть храброй еще две недели, чтобы стать самым счастливым ангелом на свете». На самом деле Макс никогда серьезно не сомневался, что Агата решится на замужество. Один раз, когда она, казалось, захотела расторгнуть их планы, он пустил в ход беспроигрышный мужской козырь — оборвал общение. «Ты свин, Макс. Три дня как уехал — и ни единого слова… Знаешь, ты, наверное, не любишь меня. О, Макс!»[278] И это решило дело.