Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

• Название: Агата Кристи. Английская тайна
• Автор: Лора Томпсон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064397-4, 978-5-271-28709-1, 978-5-4215-0964-6

Агата Кристи. Королева детектива. Любимая писательница миллионов. Женщина, чья жизнь была окутана не меньшей тайной, чем сюжеты ее захватывающих романов.

В своей увлекательной книге Лора Томпсон рассказывает об эдвардианской Англии, в которой выросла Агата Кристи, о ее друзьях, близких, мужьях и дочери, но прежде всего отвечает на многие вопросы, которые по сей день мучают биографов и поклонников писательницы.

---

«Впервые за несколько лет я вернулась в Англию без горестного ощущения.

Мой дорогой, ты снял такой груз с моих плеч — я даже не догадывалась прежде, что он был таким тяжелым, — что чувствую, как заживают мои многочисленные раны. Они еще при мне, но мало что может заставить их снова открыться».[283]

Вероятно, это было напоминанием Максу о том, что она все еще уязвима. Вернувшись в Эшфилд, где Розалинда продемонстрировала весьма холодное отношение к новому статусу матери, заявив: «Наверное, неплохо иметь два набора родителей», — Агата написала:

«Я бы не перенесла, если бы ты когда-нибудь стал менее добрым, чем теперь…

Я знаю, что у мужчины лучший период жизни часто бывает именно в твоем возрасте. Тогда у них и представления тоньше, и жизненные идеалы крупнее. А потом, довольно часто, жизнь обуживает их: они становятся эгоистичными, сосредоточенными на себе, мелочными, потакающими своим желаниям и придирчивыми. Ты не должен стать таким, ты должен всегда оставаться Максом».[284]

Тем не менее она была счастлива. «Все говорят, что я очень хорошо выгляжу, помолодела на десять лет и что мне очень идет быть замужем за тобой». Возможно, ей еще больше шло быть замужем и в то же время принадлежать себе самой, пока Макс оставался в отъезде. Она была свободна и чувствовала себя в безопасности, как в былые времена. Письмо от ноября 1930 года искрится, словно шампанское:

«Сегодня провела очень волнующий и предосудительный день — была на распродаже!.. О, какое я получила удовольствие… Очаровательные чиппендейловские комоды ушли по восемь фунтов десять шиллингов, я просто немного опоздала. Может, оно и к лучшему — не представляю, куда бы я их поставила! Как весело жить. Думаю, что археология — самое волшебное занятие на свете…

Но я стараюсь изо всех сил быть достойной женой. Нарисовала один дополнительный горшок [по совету Макса она брала уроки рисования]… Премьера „Черного кофе“ — 8 декабря, так что мне придется на будущей неделе съездить в Лондон на репетицию. У меня действительно сейчас куча дел… Шесть знаменитых авторов детективных романов снова приглашены на радио[285] — мы встречаемся 5 декабря, чтобы обсудить план передач. Дороти Сэйерс начнет 10 января, я продолжу 17-го и потом еще 31-го. Это все весьма занятно.

Чем я еще занимаюсь, так это вышиваю павлина — я начала его вышивать, когда мне было девятнадцать лет, и недавно нашла… Чувствую себя так, словно вернулась в свои девятнадцать!»

В декабре, сдав внаем оба своих дома, она писала из дамского клуба «Арми энд нейви»,

«…просто чтобы сказать, что ты — мой обожаемый Макс, которого я люблю так, что даже страшно, и могу заполнять целые страницы поцелуями, как делают дети!! Очень нежными поцелуями… Я действительно пугающе счастлива, дорогой. И именно это придает изюминку всему и делает жизнь восхитительной».

Макс ответил ласково: «Ангел, закрой глаза и представь, что я обнимаю тебя и целую в ответ».

Премьера «Черного кофе» доставила особое удовольствие — на ней присутствовали Мэдж (как Агата на премьере ее «Претендента» в 1924-м), а также Нэн и Джордж Кон. Пресса была хорошей. «Фрэнсис Салливан в роли Пуаро нравится мне больше, чем Чарлз Лоутон. Он у него получается гораздо более обаятельным», — писала она Максу. На волне этого успеха предполагалось инсценировать «Тайну замка Чимниз», хотя эта постановка так и не состоялась.[286] Рассматривалась даже возможность поработать в Голливуде: «Мы могли бы получить кругленькую сумму и с ее помощью сбрить всю твою гору!» Для ушей Макса это должно было звучать музыкой. «Макс, дорогой, ну почему ты так далеко от меня? Или это я далеко от тебя? Зато Розалинда очень рада, что я с ней».[287]

Тон письма, написанного на рождественский сочельник, более трезвый: «Сегодня — мой старый свадебный день. Он всегда был для меня грустным — но не в этом году. Благослови тебя Бог, мой дорогой, за все, что ты сделал, и за все, что ты мне возвратил».

В последний раз Агата отправилась в Ур весной 1931 года. «Я написала письмо Кэтрин, и надеюсь, что все будет хорошо». Совершенно неожиданно — впрочем, Агата любила иногда продемонстрировать великодушие — она посвятила «Тринадцать загадочных случаев» супругам Вули. К тому времени у Макса уже была новая работа — он присоединился к экспедиции доктора Кэмпбелл-Томпсона на раскопках Ниневии (древней столицы Ассирийской империи, восьмой век до Рождества Христова). Си-Ти, как все называли доктора по инициалам, не был особо удачливым археологом, хотя с ним и его женой иметь дело было куда легче, чем с Вули. Тем не менее он тоже счел необходимым «прощупать» Агату, прежде чем разрешить ей посетить раскопки. Он также сделал ей реприманд, когда она купила письменный стол, чтобы работать за ним в весьма скудно меблированном домике на раскопках в Мосуле. Экономия была его «пунктиком», и он не мог понять, почему Агата не может писать свои книги на перевернутом ящике. Какое ему было до этого дело, только Богу известно, хотя Агата ничего на его замечание не ответила. Ее добродушие по отношению к странным коллегам мужа, которые по-детски свято верили в собственное превосходство над всеми прочими людьми, что часто свойственно «интеллектуалам», было исключительным; возможно, она просто отрешалась от них, безопасно замыкаясь в собственном творческом мире. Так или иначе, она не хотела создавать никаких осложнений для Макса и прилагала все усилия, чтобы поладить с Си-Ти и его женой Барбарой, чего никогда не делала в отношении партнеров Арчи по гольфу. Макс отправился на раскопки в Ниневию осенью, а Агата одна поехала на Родос поработать над романом «Смерть лорда Эджвера», чтобы потом, в конце октября, присоединиться к мужу и там закончить книгу (которую она посвятила Кэмпбелл-Томпсонам) за новым письменным столом.

Ее письма к Максу стали более любовными. Накануне медового месяца между ними не было разговоров о предстоящих чувственных наслаждениях, если они их действительно ожидали. «Не забывай о бутылках с горячей водой», — писал Макс. И еще, по невинности своей: «Могу обещать тебе, что мертвецов у тебя будет достаточно всю жизнь» (имея в виду мертвые тела, которые находят на раскопках). Но год спустя в письме Агаты читаем: «Макс, порой я лежу на гостиничном пляже без всего, подставив лицо солнцу, и мне хочется перевернуться на живот и чтобы ты целовал мою спину сверху донизу. Сможем ли мы это сделать когда-нибудь? Есть такое место, где это возможно? Думаю, оно было в Греции, но тогда мы еще не были к этому готовы, правда?»[288]

Это письмо дает основание для предположения А. Л. Роуза о том, что брак Агаты и Арчи распался отчасти и из-за того, что Агате недоставало чувственности.[289] Агата всегда вела себя благопристойно, но отнюдь не была ханжой. «Сюда, нежней, сюда, пока уста и грудь и руки не сольются в объятиях и поцелуях…» — писала она в восхитительно чувственном стихотворении, названном «Вечернее купание». Плавание тоже всегда было для нее чувственным наслаждением, каким в 1931 году стал для нее и второй муж. «Я ложусь в постель такой сонной, что у меня даже нет сил на плотские мечты!» — писала она в декабре из Англии, куда вернулась, чтобы провести там суматошное Рождество.

Между тем на Родосе она сходила в собор и «помолилась святому Иоанну Крестителю (кажется, ему). Возможно, не самому подходящему, чтобы испросить сына, святому». Она мечтала — или верила, что мечтает, — о новой семье. От старой — неугомонная Москитик, неутомимая Розалинда — она уставала и раздражалась. Но ей было уже за сорок, и единственная ее беременность закончилась выкидышем в 1932 году. Может, и к лучшему, потому что, когда у Розалинды родился ребенок, Макс написал Агате: как хорошо, что у них нет детей и что все внимание жены может принадлежать только ему!

Нельзя сказать, чтобы все его внимание принадлежало ей. На Родосе она начала чувствовать, что раздельная жизнь может иметь огорчительные последствия.

«Милый, ты действительно существуешь? Или ты — только сон, который мне приснился?.. Мне хотелось бы, чтобы ты был здесь и улыбался мне, когда я выхожу из моря, счастливая, как собака… А что, если я тебя больше никогда не увижу? Когда кого-то любишь, начинаешь бояться, правда? Поэтому-то собаки и рычат, оберегая свою кость. Они уверены, что другие собаки захотят ее отнять. В Мосуле есть другие собаки, милый? Если есть, лучше не говори мне!»[290]

На самом деле в то время Макс был куда больше озабочен карьерой. Но то, что Агата называла «своими ранами», приоткрывалось снова — чуть-чуть. У нее уже был один неверный муж, и она готовила себя к вероятности измены второго (который, в конце концов, был намного моложе ее), хотя своего недоверия открыто не показывала. Она оставалась счастливой, деловой, успешной Агатой Кристи, с ее театральными триумфами и чередой востребованных романов: «Загадка Ситтафорда», «Загадка Эндхауса», «Смерть лорда Эджвера», «Убийство в Восточном экспрессе» и «Ответ знает Эванс» были опубликованы в 1931–1934 годах наряду с двумя сборниками рассказов — «Тайна Листердейла» и «Расследует Паркер Пайн». Этот последний очень интересен. Паркер Пайн — специалист по счастью: он держит контору, поставляющую счастье людям, недовольным своей судьбой. Не будучи детективом, он тем не менее обладает тем свойством всеведения, которое так неотразимо привлекало Агату, к тому же он мудр и добр. К нему, например, приходит женщина средних лет, чей муж изменяет ей с хорошенькой молодой секретаршей. Ситуация слишком знакомая, чтобы счесть ее бедственной — мысль сама по себе утешительная, — и решение находится простое: жена должна прихорошиться и завести собственный безобидный роман. Это так ловко срабатывает, что муж возвращается в лоно семьи, а Агата, должно быть, задумывается, не следовало ли и ей самой так же повести себя с Арчи.