Георгий Адамович - «Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972)

• Название: «Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972)
• Автор: Георгий Адамович
• Издательство: Библиотека-фонд "Русское зарубежье", Русский путь
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-85887-309-X

Внушительный корпус писем Адамовича к Чиннову (1909–1996) является еще одним весьма ценным источником для истории «парижской ноты» и эмигрантской литературы в целом.

Письма Адамовича Чиннову — это, в сущности, письма отца-основателя «парижской ноты» ее племяннику. Чиннов был адептом «ноты» лишь в самый ранний, парижский период. Перебравшись в Германию, на радиостанцию «Освобождение» (позже — «Свобода»), а затем уехав в США, он все чаще уходил от поэтики «ноты» в рискованные эксперименты.

Со второй половины 1960-х гг. в письмах Адамовича появляются нотки несогласия с устремлениями Чиннова, и он деликатно, но настойчиво пишет о своем устойчивом неприятии новаторства ради новаторства. Чиннов же чем дальше, тем больше продолжает экспериментировать, все отдаляясь от поэтики «парижской ноты». Адамович, продолжая высоко оценивать его как поэта и «мэтра», все чаще хвалит его «вообще», все реже отмечает у него целые понравившиеся стихотворения, предпочитая говорить об отдельных строчках.

Для Чиннова годы переписки — начало нового периода в жизни и творчестве, а для Адамовича — своего рода подведение итогов, завершающая глава недолгой истории «парижской ноты».

Из книги: «Если чудо вообще возможно за границей…»: Эпоха 1950 гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов. М., 2008. С. 11–96.

---

3, Scarsdale Road Victoria Park c/o Mr. White Manchester

7/XII-58

Дорогой Игорь Владимирович Спасибо, что вспомнили и написали. Чем Вы были больны? «Кровообращение — швах» неясно. Это скорее старческая немощь, а Вы ведь человек еще молодой. И чем Вас лечат или лечили? Я в сердечных болезнях довольно опытен. Пожалуйста, напишите мне все обстоятельно, когда вообще соберетесь писать.

Насчет моих стихов: мне приятно (не совсем то слово), что Вы некоторые из них помните и даже будто бы любите. Я их совсем растерял, забыл и скажу откровенно — мне как-то даже совестно, неловко о них думать. Насколько они далеки от того, чем должны были бы быть! Но то, что у Вас хотя бы отдельные строки удержались в памяти, наводит меня на мысль, что, может быть, кое-что в них и попало. Должен Вам признаться «с глазу на глаз», что я не очень люблю стихи Г. Иванова. Конечно, они гораздо лучше, удачнее, полнее моих. Но мне в них не нравится ирония и «анекдотическое» сцепление слов. «Служенье муз не терпит суеты»[157]: вечный закон, а он против него как-то прегрешил (Мандельштам — нет).

Читали Вы Пастернака? Мне надоела вся шумиха вокруг, а самый роман я читаю (в «Н<овом> р<усском> с<лове>»[158]) с двойным чувством: внутренне — многое хорошо, внешне, именно как роман, — на 3 с плюсом или скорей с минусом. Разгадка, мне кажется, в том, что Пастернак более талантлив, чем умен — помимо того, что «Войну и мир» ему писать не следовало. Повесть ему, вероятно, удалась бы.

Ну, это все пустяки, литература. Я очень рад, что Иваск остался на своем посту. Но где «Опыты», обещанные на сентябрь?

Как Вам вообще живется в Мюнхене? Слышал, что к Вам перебирается Варшавский, мой большой друг, но едва ли Вашего склада, т. е. не для Вас (как и не для Иваска, с которым что-то у него не совсем клеилось).

До свидания, дорогой Игорь Владимирович. Обратите внимание: у меня новый адрес, а Вы написали на прежний. Но через два дня я собираюсь в Париж (7, rue Fred<eric> Bastiat, Paris 8) на месяц, т<ак> что если соблаговолите написать, то туда. Я сейчас занят книгой о Маклакове[159], срочно: представьте, не так скучно, как я боялся, когда этот «заказ» взял!

Ваш Г. Адамович

19

3, Scarsdale Road Victoria Park Manchester

26/IV-59

Дорогой Игорь Владимирович

Спасибо за письмо и простите, что отвечаю с опозданием. Я только третьего дня вернулся в Манчестер, месяц провел в Париже, где — обычная суета.

Искренне рад, что статья моя в «Опытах»[160] пришлась Вам «по сердцу». Я писал ее внимательнее, чем обычно, и именно в расчете на Вас и людей Вашего склада, т. е. maximum 10–15 человек. В Париже она вызвала скорей недовольство, в частности, почему-то у Одоевцевой[161], да и не только у нее. Слова «ни одного срыва» — по Вашему адресу — вовсе не ошибка или любезность, как Вы предположили. Нет, меня это всегда удивляет в Ваших стихах: соединение точности с зыбкостью, т. е. точность в остроте, в оттенках, а не только в красках, что было бы легко. И еще: точность чувства, уловленного в 1/100 000 доле.

Как Вам нравятся «Опыты» вообще? Иваск совершенно прав о Пастернаке, хотя стихи о «баржах»[162], по-моему, как раз хорошие. В них есть пастернаковский подъем, пафос, неподдельный. Но что нельзя излагать слова Христа своим, притом декадентским стилем — святая истина. Вы пишете о стихах П<астернака> после Нобел<евской> премии[163]: это такая дрянь, что вероятно — подделка. Слишком топорная работа, — или он окончательно сдал и исписался.

Иваск сообщает мне, что М<ария> С<амойловна>, вероятно, будет издавать «Н<овый> журнал» вместо «Опытов»[164]. Очень будет жаль. «Н<овый> ж<урнал>», конечно, популярнее, шире, но это — сборники, альманахи, а в «Опыт<ах>» есть линия и лицо, и некое противостояние СССР, чего нет в «Н<овом> ж<урнале>». Конечно, надо бы «Опыты» — если бы они продолжались — оживить, т. е. убавить эстетизма и добавить какой-то современной идейности и беспокойства обо всем, что в мире творится. Беда лишь в том, что почти нет людей, некому писать (я бы добавил матерьяла по линии Степун — Варшавский и т. д.). Кстати, Агния Нагаго[165], хоть это и эстетизм, местами замечательна.

Я собираюсь быть в Мюнхене не в сентябре, а 6 июля, дня на два — на три. Будете ли Вы? У меня переписка по этому поводу с Бахрахом[166]. Надеюсь, Вы никуда еще не уедете на каникулы. Значит, до свидания, дорогой Игорь Владимирович, и даже a bientot![167]

Крепко жму руку. Как Ваше здоровье?

Ваш Г. Адамович

20

<июль 1959 г.>[168]

Дорогой Игорь Владимирович

Как живете? С удовольствием (и завистью) вспоминаю наши мюнхенские встречи и похождения. Конечно, разговоров о смысле жизни и поэзии было мало, но все подразумевается между словами. А в «между» попадает всегда больше, чем в «в».

Мюнхен мне вообще очень понравился, т. е. не город, а все. Буду искренне рад, если напишете. Крепко жму руку.

Ваш Г. Адамович

21

104, Ladybarn Road Manchester 14

17/XI-59

Дорогой Игорь Владимирович

Очень был рад, что написали. По-моему, Вы мне на мое давнее письмо не ответили, и я недоумевал, что с Вами. (Или я ошибаюсь? Точно не помню.)

Вижу по Вашим словам, а еще больше по тону письма, что живется Вам скорей грустно. Честно говоря, я это почувствовал уже в Мюнхене. Вы не для таких учреждений, не для такой публики созданы, — хотя ничего дурного ни в «учреждении», ни в «публике» нет. Но для всего такого надо быть Бахрахом, которого, кстати, я очень люблю: одного хлопнуть по плечу, другому рассказать анекдот, третьего обыграть в бридж и т. д. Бахрах тут как рыба в воде, а Вы на это абсолютно не способны, если же захочется себя насиловать и под обстановку подделаться, то будет еще хуже и мучительность подделки все почувствуют.

Ничего тут поправить нельзя: каждому свое. Простите, что я об этом вдруг распространился, тем более что Вы все это знаете, наверно, сами и лучше меня. Мой совет: не обращайте ни на что внимания, кроме того, что в Мюнхене можно жить, не думая, где взять денег. Я именно так живу в Манчестере, и у меня чувство, что живу я в богадельне.

О литературе — что же? Вашу цитату из Тютчева я знаю давно как «ахматовскую». Это совершенно верно. Насчет же Смоленского и Пастернака не стоит говорить, т. к. Смоленский при несомненном даровании никогда ничего не поймет из того, что понять надо. Одоевцева мне что-то пишет насчет того, что Вы будто бы считаете, что она о Вас злословит. А это неправда. И она просит Вам это передать. Не знаю, правда или неправда. Еще пишет мне Трубецкой (я его никогда не видел) и спрашивает: «Что Вам говорил обо мне Чиннов?» Почему он думает, что мы о нем с Вами говорили? Но письма его жалкие, ему явно плохо, или он хочет корреспондента разжалобить. Если бы я на него посмотрел, то, м. б., понял бы, а по письмам, не зная лично, судить трудно.

Ну вот — все. Не удивляйтесь, что пишу глупости. Вы ко мне, верно, достаточно привыкли. Диана Оцуп прислала мне его «Трех царей»[169]. Читали Вы это? Мне надо написать предисловие к его сборнику, который она издает[170], и это задача нелегкая, хотя он был поэт несомненный.

До свидания, дорогой Игорь Владимирович. «Раскачнитесь выше на качелях жизни», как писал мне когда-то Блок в единственном письме, которое я от него получил (и по глупости оставил в России). Но Блок советовал «раскачнуться», чтобы увидеть, что жизнь еще страшнее, чем мне тогда казалось, а Вам этого не надо.

Что делала Лида в Мюнхене — не знаю, и не знаю, устроилась ли. Думаю, что все-таки она Вам будет «компанией», если будет окончательно там. Только не для обозрения тех достопримечательностей, которыми мы любовались в мои два мюнхенских вечера.

Ваш Г. Адамович

P. S. Бахраха я люблю за то, что он человек легкий, никогда не утомляющий. С ним говорить, как толстой женщине — снять корсет. Кроме того, он человек верный, если только станет другом.

Это мой адрес не совсем верный. Лучше писать на университет (The University, Russian Department. — Manchester). А Вы написали на Scarsdale Road, где уже не живу![171]

22

30, Denison Road Victoria Park Manchester

13/II-60

Дорогой Игорь Владимирович

Искренне был рад Вашему письму, тем более что оно длинное. Спасибо. Почерк Ваш становится трудным, т<ак> что читал я письмо долго.

Начнем с Трубецкого. Ну что же с него спрашивать! По отношению к Вам он полон лучших чувств, хорошо хоть это. Мне он изредка пишет, и я — хоть никогда его не видел, — чувствую в каждой его фразе какое — то притворство, почти «жульничество»[172]. Но, м. б., и ошибаюсь. Он писал мне, например, что «живет только для поэзии, ни для чего другого». А я этому верю с трудом, сам не знаю почему. Но что он полудурак, в этом сомнения нет. Кстати, он писал об ивасковской брошюре о Вас[173], а Иваск мне ее прислать не удосужился. Очень жаль.