П. Кочеткова - ПАЛАЧИ И КИЛЛЕРЫ.

• Название: ПАЛАЧИ И КИЛЛЕРЫ.
• Автор: П. Кочеткова
• Издательство: Литература
• Жанр: Энциклопедии
• Год: 1996
• ISBN: 985-6274-48-6.

Серию "Энциклопедия преступлений и катастроф" продолжает том "Палачи и киллеры".

В центре внимания данной книги — киллеры, наемники, террористы и шпионы. Эти представители человечества не могут найти место в устоявшейся жизни, а обретают себя только в экстремальпых ситуациях. Они превратили убийство в повседневную работу, но очень часто в конце пути их ждет смерть от руки "коллеги".

---

Прибыв в Париж, Федоров имел с Савинковым несколько встреч, в ходе которых в самых ярких красках обрисовал обстановку в Москве и работу "московской организации". Рассказы Фомичева и Федорова о ранении Павловского как причине его задержки видимо, успокоили Савинкова, и он решил ехать в Москву.

12 августа 1924 года по прибытии из Парижа в Варшаву Савинков поставил в известность о своем решении Философова, Арцыбашева и Шевченко.

В Варшаве остановились в малозаметной гостинице, где Савинков с помощью грима несколько изменил свою внешность. 15 августа вместе с четой Деренталь и Фомичевым с фальшивыми паспортами на имя В.И.Степанова он перешел польско-советскую границу.

На границе их встретил Федоров, выехавший из Варшавы на день раньше, и ответственные сотрудники ОГПУ Пиляр, Пузицкий и Крикман. Пиляр выступал в роли командира пограничной заставы, "сочувствовавшего «организации». А Пузицкий и Крикман как члены "московской организации".

За несколько километров до Минска все переоделись в заранее приготовленные новые костюмы. В целях конспирации вся группа разделилась на три подгруппы. Савинкова и Любовь Деренталь сопровождал Пузицкий, А. Деренталь — Федоров, а Фомичева — Крикман.

Первые две группы должны были независимо друг от друга двигаться в Минск и встретиться на Захарьевской улице в доме N33 в заранее подготовленной квартире.

Третья группа должна была остановиться в одной из гостиниц Минска, где их ожидал прибывший туда Шешеня.

При входе в предместье города между б и 7 часами утра 1б августа 1924 года Борис Савинков резко изменился по сравнению с тем, каким он был в пути на тачанке среди тихих фактов. Он сделался замкнутым, более официальным и настороженным.

Нанятый на одной из площадей Минска экипаж быстро покатил по главной улице мимо зданий ЦК Компартии Белоруссии и полномочного представительства ОГПУ. Не доезжая двух домов до квартиры, экипаж остановился. Когда Пузицкий расплачивался с извозчиком, мимо проехал в пролетке пограничник и почему-то внимательно посмотрел в сторону группы.

Заметил это Савинков или нет, а может быть, в нем вспыхнул инстинкт старого конспиратора и подпольщика, но он выпрямился, приподнял голову, приоткрыл рот и, пронзительно взглянув на своего проводника, протяжно, отчеканивая каждое слово, спросил: "А куда мы идем?" Пузицкий ответил: "В одну квартиру". Он приподнял с тротуара чемоданчик, повернулся и направился в парадное дома N33-

Как только Савинков и супруга Дикгофа-Деренталя вошли в квартиру, они сразу же были арестованы.

Так была закончена тщательно разработанная операция "Синдикат".

В 1923 году в Париже Борис Савинков под литературным псевдонимом В.Ропшин написал повесть " Конь Вороной". Профессиональный террорист искал спасения в литературе! Предисловие к своей книге Савинков писал уже в тюрьме: "Я описывал либо то, что переживал сам, либо то, что мне рассказывали другие.

Эта повесть не биографична, но она не измышление". "Великий террорист" писал: "6 августа 1923 года.

Цветут липы. Земля обрызгана бледно-желтыми, душистыми лепестками. Зноем томится лес, дышит земляникой и медом. Неторопливо высвистывает свою песню удод, неторопливо скребутся поползни в сосновой коре, и звонко в тающих облаках кричит невидимый ястреб. Днем — бестревожная жизнь, ночью — смерть.

Ночью незаметно шелохнется трава и зашуршит листьями орешник. Что-то жалостно пискнет… Жалкий тот, предсмертный, писк. Я знаю: в лесу совершилось убийство".

27 августа 1924 года, после ареста в Минске, Борис Савинков предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР.

Его слова повергли в транс мировую, общественность.

— Я, — заявил он, — признаю безоговорочно Советскую власть и никакую другую. И каждому русскому… человеку, который любит родину свою, я, прошедший всю эту кровавую и тяжкую борьбу с вами, я, отрицавший вас, как никто, я говорю ему: если ты… любишь свой народ, то преклонись перед рабочей и крестьянской властью и признай ее без оговорок.

Он признал власть. Признал, потому что подчинился, раздавленный был силой сильнее его, и он, всю жизнь уважавший по-настоящему только силу, сдался перед очевидным, раскрывшимся ему еще в моменты работы над "Конем Вороным".

Военная коллегия вынесла ему смертный приговор, вскоре, учитывая "чистосердечное признание", замененный десятью годами тюремного заключения. Дзержинскому было жаль "брата по духу".

В тюрьме Савинков работал — писал статьи, рассказы, предисловие к повести, вышедшей затем в государственном издательстве «Прибой», посылал письма бывшим сотоварищам, призывая их покончить с ненужной, обреченной борьбой. Он опять каялся, теперь уже публично, честно, но… перенести десять лет бездействия он не мог.

Дзержинский, видимо, очень хотел, чтобы прославленный своими подвигами эсер, террорист Савинков, заманенный ГПУ в 1924 году из Польши на советскую территорию, не сидел в тюрьме, а на свободе нес полезную работу. С явным расчетом на сенсацию, Дзержинский с улыбкой, в апреле 1925 года, говорил кое-кому в ВСНХ:

— Догадайтесь, что это за человек, которого в сущности нужно было расстрелять еще в прошлом году, и которого вы скоро можете увидеть у нас в ВСНХ? Догадайтесь! Не знаете? Так я вам скажу. Это — Савинков. Хочу посадить его в главную бухгалтерию ВСНХ в роли самого маленького счетовода. Он мне говорил, что хочет работать, что примется за любую работу, посмотрим, что из этого выйдет.

Намерение Дзержинского не осуществилось. Политбюро категорически высказалось против освобождения Савинкова.

7 мая 1925 года, через восемь месяцев после вынесения приговора, Савинков обратился к Дзержинскому с письмом, требуй немедленного освобождения. Этот документ во многих отношениях характерен для 1925 года вообще, а не только для кающегося террориста. Савинков хотел работать в советском хозяйстве, как уже в нем «честно» работали десятки тысяч людей, прежде бывших убежденными противниками октябрьского переворота. Вот это письмо: "Гражданин Дзержинский!

Я знаю, что вы очень занятый человек, но я все-таки вас прошу уделить мне несколько минут внимания. Когда меня арестовали, я был уверен, что может быть только два исхода. Первый, почти несомненный — меня поставят к стенке, второй — мне поверят и, поверив, дадут работу. Третий исход, т. е. тюремное заключение, мне казался исключением: преступления, которые я совершил, не могут караться тюрьмою, «исправлять» меня уже не нужно. Меня исправила жизнь. Так был поставлен вопрос в беседах с гр. Менжинским, Артузовым и Пиляром: либо расстреливайте, либо дайте возможность работать, я был против вас, теперь я с вами.

Быть "серединка на половинку", ни «за», ни «против», т. е. сидеть в тюрьме или сделаться обывателем, я не могу. Мне сказали, что мне верят, что я вскоре буду помилован, и что мне дадут возможность работать. Я ждал помилования в ноябре, потом в январе, потом в феврале, потом в апреле. Итак, вопреки всем беседам и всякому вероятию, третий исход оказался возможным. Я сижу и буду сидеть в тюрьме, когда в искренности моей едва ли остается сомнение и когда я хочу одного: эту искренность доказать на деле.

Я помню ваш разговор в августе. Вы были правы: недостаточно разочароваться в белых или зеленых, надо еще понять и оценить красных. С тех пор прошло немало времени. Я многое передумал в тюрьме и мне стыдно сказать — многому научился. Я обращаюсь к вам, гражданин Дзержинский, — если вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую подчиненную. Может быть, и я пригожусь: ведь когда-то и я был подпольщиком и боролся за революцию. Если вы мне не верите, то скажите мне это, прошу вас, ясно и прямо; чтобы я в точности знал свое положение.

С искренним приветом Б.Савинков".

Но тюремная администрация, принявшая письмо, разубедила узника, сказав, что помилование невозможно. Дзержинский к тому времени не имел былой власти. Любимое детище ВЧК породило ГПУ, которое готово было съесть своего создателя, но не успело…

Тогда, воспользовавшись отсутствием оконной решетки в комнате, где он находился по возвращении с прогулки, Борис Викторович Савинков выбросился из окна пятого этажа во двор и разбился насмерть.

(Иванов А.Неизвестный Дзержинский. М.,1994).

УБИЙСТВО ПЛЕВЕ

Убийство Плеве было осуществлено членами боевой организации эсеров только с третьей попытки.

О подготовке акта, о своих друзьях по партии, о двух неудачных покушениях и о завершении акции Борис Савинков рассказал в "Воспоминаниях террориста". Воспоминания Савинкова написаны от первого лица.

— Знаешь, — говорил Каляев мне в Харькове, — я бы хотел дожить до того, чтобы видеть: вот, смотри — Македония. Там террор массовый, там каждый революционер — террорист., А у нас? Пять, шесть человек, и обчелся… Остальные в мирной работе. Но разве с.-р. может работать мирно? Ведь с.-р. без бомбы уже не с.-р. И разве можно говорить о терроре, не участвуя в нем? О, я знаю, по всей России разгорится пожар. Будет и у нас своя Македония. Крестьянин возьмется за бомбу. И тогда — революция…