Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

• Название: Дорога Славы
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: “Флокс”
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-87198-007-4

Головокружительные приключения, философия, эротика, политика, юмор — все это найдет читатель в романе классика американской фантастики Р.Э.Хайнлайна “Дорога Славы”. В сборник включены также романы о космических приключениях — “Красная планета” и “Фермер в небе”.

СОДЕРЖАНИЕ:

ДОРОГА СЛАВЫ (перевод М.Муравьева)

КРАСНАЯ ПЛАНЕТА (перевод М.Астафьева)

ФЕРМЕР В НЕБЕ (перевод И.Горачина)

Составитель: И.В.Резанова

Художник: С.Филяев

На форзацах, использованы иллюстрации художника: Дэвида Уинслова

---

У нее перехватило дыхание.

— О милорд! Нет!

— Да.

— Но…

— Стар, ты хочешь, чтобы я вернулся? Как твой защитник и рыцарь?

— Всем сердцем!

— Вот и хорошо. Тогда поступи по-моему. Она помедлила перед ответом.

— Оскар…

— Да, Стар.

— Я сделаю все, как вы скажете. Но, может, вы позволите мне объяснить, прежде чем решать, что приказать?

— Говори.

— В этом мире место, где должна ехать леди, находится рядом с ее рыцарем. Именно тут я и хотела бы находиться, мой Герой, когда грозит опасность. Особенно, когда грозит опасность. Но я умоляю не из сентиментальности, не ради пустой формы. Зная то, что я теперь знаю, я могу с уверенностью предсказать, что если вы въедете первым туда, вы тут же погибнете, как погибну и я, и Руфо — лишь только нас догонят. А это будет быстро, животные наши устали. С другой стороны, если я отправлюсь туда одна…

— Нет.

— Пожалуйста, милорд. Я ведь этого не предлагаю. Если бы я отправилась одна, я бы могла погибнуть на месте так же почти наверняка, как и вы. Не исключено, что вместо того, чтобы скормить меня свиньям, он просто поставил бы меня кормить свиней и быть игрушкой свинопасов — судьба, скорее милостивая, чем холодная расправа ввиду моей полной деградации, проявляющейся в возвращении без вас. Но Доралец ко мне небезразличен и, я думаю, мог бы оставить меня в живых… в качестве свинарки и с жизнью, не лучше свиной. Я бы рискнула пойти на это, если б так случилось, и ждала бы возможности освободиться, потому что не могу позволить себе гордости; у меня нет гордости, есть только сознание необходимости.

Голос ее стал хрипнуть от сдерживаемых слез.

— Стар, Стар!

— Мой милый!

— Что? Ты сказала…

— Можно мне повторить это? У нас, может быть, осталось немного времени. Герой мой… мой милый.

Она словно потянулась ко мне, и я взял ее за руку; она прижалась ко мне и поднесла свою руку к груди.

Потом она выпрямилась, но руку мою не отпустила.

— У меня уже все прошло. Я становлюсь женщиной, когда менее всего того ожидаю. Нет, мой милый Герой, для нас остается только один способ прибыть туда, и способ этот — рука об руку, торжественно. Это не только безопаснее всего, это единственное, чего я могла бы желать, — если бы я могла позволить себе гордость. Я могу себе позволить все что угодно другое. Я могла бы купить вам Эйфелеву башню для забавы и заменить ее, если бы вы ее сломали. Но не гордость.

— Почему так безопаснее всего?

— Потому что он мог бы — я повторяю, мог бы — позволить нам вступить в переговоры. Если я успею произнести десять слов, он разрешит нам сотню. А потом и тысячу. Я бы сумела залечить его рану.

— Ну, хорошо. Однако, Стар, да ЧТО же я сделал, чтобы обидеть его? Я НИЧЕГО не делал! Мне пришлось изрядно повертеться, чтобы НЕ обидеть его.

Некоторое время она молчала, затем сказала:

— Вы американец.

— А какое это имеет отношение к делу? Джоко-то этого не знает.

— Возможно, к делу это имеет самое прямое отношение. Нет, Америка для Доральца, самое большее, просто название, ибо хотя он и изучал Вселенные, он никогда не путешествовал. Но — вы на меня опять не рассердитесь?

— Э-э… Давай-ка лучше поступим так. Говори все, что нужно, но объясняй причины. Только не пили меня. Тьфу, черт, да пили меня, если хочется, — на этот раз. Только чтобы это не вошло в привычку… милая моя.

Она сжала мне руку.

— Никогда больше не буду! Ошибка крылась в моем непонимании того, что вы американец. Я знаю Америку не так хорошо, как Руфо. Если бы там оказался Руфо… Но его не было; он миловался на кухне. Скорее всего я предположила, когда вам предложили стол, крышу и постель, что вы поведете себя, как вел бы себя француз. Мне и в голову не приходило, что вы от чего-то откажетесь. Если бы я знала, я сплела бы для вас тысячу отговорок. Взятая на себя клятва. Святой день в вашей религии. Джоко был бы разочарован, но не обижен, он ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ.

— Но, черт побери, я все еще не понимаю, почему он хочет прикончить меня за то, чего я НЕ сделал, тогда как дома у нас, как можно ожидать, он мог бы пристрелить меня за то, что я СДЕЛАЛ. Разве в этой стране мужчина вынужден принимать любое бабье предложение? И почему она побежала жаловаться? Почему она не сохранила это в тайне? Черт, да она даже не пыталась. Она приволокла своих дочерей.

— Но, милый, это же не было секретом. Он просил вас во всеуслышанье, и вы приняли приглашение. Как бы вы чувствовали себя, если бы ваша невеста в брачную ночь выкинула бы вас из спальни? “Стол, крыша и постель”. Вы согласились.

— “Постель”. Стар, в Америке постель — это мебель с многоцелевым назначением. Иногда мы в них спим. Просто спим. Я его не понял.

— Теперь я знаю. Вы не знали этого выражения. Моя вина. Но теперь-то вы видите, почему он был совершенно — и принародно — унижен?

— В общем, да, но он был сам тому виной. Он просил меня при людях. Было бы хуже, если бы я тогда сказал нет.

— Вовсе нет. Вы не были обязаны соглашаться. Вы могли бы отказаться с достоинством. Вероятно, самый достойный способ, хоть это и было бы белой ложью, это когда. Герой заявляет о своей трагической неспособности — временной или постоянной — из-за ран, полученных в той самой битве, которая выявила его героизм.

— Я это запомню. Но все же я не понимаю, почему он с самого-то начала был так удивительно щедр.

Она повернулась и посмотрела на меня.

— Мой милый, ничего, если я скажу, что ВЫ удивляли МЕНЯ при каждом нашем разговоре? А я думала, что я — то много лет назад потеряла способность изумляться.

— Это взаимно. Меня ты удивляешь всегда. Однако мне это нравится — за исключением одного раза.

— Милорд Герой, как вы думаете, как часто простому деревенскому помещику предоставляется заиметь в своей семье сына Героя и воспитать его, как собственного? Разве не можете вы почувствовать его горького, как желчь, разочарования от того, что вы вырвали у него, после того, как он уверился, что вы пообещали ему этот подарок? Его стыд? Его гнев?

Я рассмотрел это повнимательнее.

— Надо же, чтоб мне пусто было. В Америке это тоже случается. Но об этом не хвастаются.

— Иные страны, иные обычаи. В самом крайнем случае, он думал, что ему выпала честь, когда Герой обращается с ним, как с братом. А при удаче он ожидал потомства Героя для Доральского дома.

— Постой-ка минутку! Это поэтому он послал мне троих? Чтобы увеличить шансы?

— Оскар, он с готовностью послал бы вам тридцать… если бы вы намекнули, что чувствуете в себе достаточно героизма, чтобы предпринять это. А так как он послал вам свою главную жену и двух любимых дочерей… — Она заколебалась. — Чего я все-таки не понимаю, так это… — Она оборвала себя и задала мне прямой вопрос.

— Дьявол, да нет! — запротестовал я, краснея. — По крайней мере, с 15 лет. Но что меня оттолкнуло, так это то, что та совсем еще ребенок. Именно она, я думаю.

Стар пожала плечами.

— Может быть, и она. Но она НЕ ребенок; на Невии она считается женщиной. Даже если она пока не распечатана, я готова побиться об заклад, что в следующие 12 месяцев она станет матерью. Но если вам было неприятно брать ее, почему вы не шугнули ее прочь и не взяли ее старшую сестру? Эта красавица, как я знаю, потеряла свою девственность с тех пор, как у нее появились груди — и еще я слышала, что Мьюри “та еще штучка”, если я правильно помню американское выражение.

Я что-то пробормотал. Думал-то я точно так же. Но мне не хотелось обсуждать это со Стар. Она сказала:

— Pardonne-mei, mon cher? Tu as dit?[54]

Я сказал, что не стал заниматься сексуальными преступлениями по причине Великого Поста.

Лицо ее выразило озадаченность.

— Но Великий Пост ведь прошел даже на Земле. А здесь этого нет вовсе.

— Прости.

— Все же мне приятно, что ты не выбрал Мьюри поверх головы Летвы. Мьюри бы стала невероятно заноситься перед своей матерью после такого. Но я так понимаю, что ты согласен все исправить, если я улажу дело. — Она прибавила: — От этого в очень большой степени зависит то, как я буду его убеждать.

(Стар, Стар, единственная, кого я хочу, это ТЫ!)

— Значит, ты этого хочешь… моя милая?

— О, как бы это нам помогло!

— Решено. Тебе видней. Одна, три или тридцать — буду стараться хоть до смерти. Но не с девчонкой!

— В этом проблемы нет. Дай-ка я подумаю. Если Доралец позволит мне вставить хотя бы ПЯТЬ слов…

Она умолкла. От руки ее шло приятное тепло. Я тоже ударился в размышления.

— Стар, а где спала вчера ночью ты?

Она резко обернулась.

— Милорд… разрешается ли мне попросить вас, пожалуйста, НЕ СОВАТЬСЯ НЕ В СВОИ ДЕЛА!

— Видимо, да. Но мне кажется, что- в мои дела сует нос каждый.

— Простите меня. Но я очень сильно обеспокоена, и моих самых тяжелых волнений вы даже еще не знаете. Это был справедливый вопрос, и он заслуживает честного ответа. Гостеприимство всегда уравновешивается, и честь оказывается обеим сторонам. Я спала в постели Доральца. Однако, если это имеет значение — а для вас оно может иметь; я все еще не понимаю американцев — вчера я была ранена и рана еще меня беспокоила. У Джоко мягкая и нежная душа. Мы спали. Просто спали.