Валентин Рыбин - Разбег

• Название: Разбег
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1984
• ISBN: Р 470254200-031-80-84

В новом романе писатель лауреат Госпремии ТССР им. Махтумкули В. Рыбин рассказывает о жизни Туркменистана с 1924 по 1945 год — время строительства социализма, первых довоенных пятилеток и периода Отечественной войны. Через трудные испытания проходят герои романа — братья Каюмовы — Ратх и Аман. Тесно переплетаются с их судьбой в судьбы красных командиров — Ивана Иргизова, Василия Чепурного, Сергея Морозова.

Роман написан на основе подлинных событий.

---

— Эй, ты, чего здесь соришь-то?! — возмутилась Зинка. — Только и знают, что шары прокалывают, да семечки лузгают. Чего ты тут уселся-то, спрашиваю?

— Ничибо, — отозвался паренек. Был он в чистом синем хлопчатобумажном костюме, в фуражке с лакированным козырьком и черных заплатанных ботинках.

— Иди, иди отсюда, — в приказном тоне заговорила Зинка, и тут подумала, что где-то уже видела этого мальчишку. Мгновенье, другое — и вспомнила. — Тебя Сердаром зовут? Твой отец Чары-ага Пальванов?

— Да, ми есть Сердар, — сказал он и встал.

— Извини, что нагрубила, — улыбнулась Зинка. — Я тебя знаю. Ты на фотокарточке у нас, с отцом. На, держи шарик, я открою дверь. — Зинка покопалась в карманчике юбки, достала ключ, открыла дверь, и они вместе вошли в комнату.

— А дядя Иван игде? — спросил Сердар.

— На параде, где же ему быть еще. Придет скоро, не беспокойся. Давай-ка познакомимся. Меня зовут Зиной; я приехала из России. С Урала. Может, слышал?

— Слышал, — кивнул Сердар. — Мне дядя Иван рассказывал.

— Чай пить будешь? Туркмены, почему-то, все любят чай, а ты?

— Ай, давай попьем…

Зинка выбежала в коридор, разожгла примус и скоро вернулась с фарфоровым чайником. Она сама налила ему и себе в пиалы, достала с полки шоколадку и разломила ее пополам. Сердар без всякого восторга, отправил свою долю в рот, разжевал и сморщился. Зинка засмеялась:

— Не нравится? Скажите, пожалуйста, лорд Байрон еще мне нашелся. Тогда пей с сахаром. — Она подала на стол сахарницу с неровно наколотыми комочками.

Они мирно пили чай и беседовали. Сердар плохо выговаривал русские слова, и Зинка беззаботно хохотала. Сердар не обижался. Наоборот, ему все больше и больше нравилась эта веселая, смеющаяся девчонка.

— Ты в школе садоводства и огородничества учишься?

— Да, конично.

— Ты будешь агрономом?

— Нет, агроном моя ни будит.

— Ха-ха-ха! А кем ты будешь?

— Лочик буду.

— Летчиком? — удивилась Зинка. — Да как же станешь летчиком, если учишься на агронома?

— Ай, не знайт. Агроном бросай буду — лочик буду.

За разговором они не заметили, как отворилась дверь и в комнату вошел Иргизов. На лице смущение, Зинка сразу поняла — что-то не то. Глянула — ас братом женщина… интеллигентка в белом чесучевом костюме и шляпе.

— Зинаида, ты, оказывается, не одна… Ба, да это Сердар к нам пожаловал! Ну, молодец. Празднуешь? Проходите Лилия Аркадьевна. Тут у нас молодежь веселится. Сын моего лучшего друга в гости пришел. От отца есть письма?

— Есть письма, — несмело отозвался Сердар. — Деньги тоже есть? Ботинки купить будем.

Лилия Аркадьевна приветливо улыбнулась, Иргизов подставил ей стул, но женщина прошла мимо.

— Ну, что ты, Иргизов. Я садиться не буду — помнусь. Просто мне захотелось взглянуть, как ты живешь. Не шибко, между прочим… Открой окна, проветри комнаты.

Зинка мгновенно сдернула в сторону шторки и распахнула небольшие голубенькие ставни. Сделав это, преданно посмотрела на Лилию Аркадьевну.

— Может, еще что?

— Да нет, не надо. Впрочем, Иргизов, ты давно бы мог догадаться, что стол у тебя никуда не годится. Стол солдатский. Шкаф тоже. Можно подумать, ты его взял напрокат у старого генеральского денщика. И кровать солдатская. Кто спит на ней?

— Я сплю, — с готовностью отозвалась Зинка.

— Боже. А ты где, Иргизов, изволишь почивать?

— В другой комнате, Лилия Аркадьевна.

— Можно, я пройду туда? — спросила она и, не дожидаясь разрешения, вошла.

— Тут тоже — так себе, — попробовал отшутиться он. — Я же полуоседлый кочевник.

— Именно, так себе, — подчеркнуто небрежно согласилась Лилия Аркадьевна. — Надеюсь, когда ты меня в следующий раз пригласишь к себе в гости, то будет все иначе. Не пристало красному командиру перебиваться кое-как. Слишком ты неприхотлив. Неужели ты завоевывал право на лучшую жизнь для того, чтобы жить по-прежнему, серо и скучно?

— Ну, Лилия Аркадьевна, вы меня прямо в тар-тарары сбросили!

— Ладно, ладно, — сказала она примирительно. — Надеюсь, мои замечания пойдут тебе впрок. — И обратила внимание на керамические черепки, лежащие на этажерке. — Хлам какой-то. Хоть бы эти черепки выкинул.

Лилия Аркадьевна собрала черепки в обе руки, намереваясь вынести и выбросить во двор, но не тут-то было. Иргизов, с испуганными глазами, подскочил к ней:

— Лилия Аркадьевна, да вы что?! Это же материал с древних крепостей Согдианы! Когда мы шли походом из Чарджуя в Керки, я собрал эту древнюю керамику.

— Скажите, пожалуйста, — удивилась гостья. — А зачем они тебе? Ты же не историк, и тем более — не археолог.

— Готовлюсь постепенно, — пояснил Иргизов и подал ей учебник «Основы археологии». — История — моя страсть. Я еще в детстве увлекся походами Македонского. У нас в Покровке ссыльный татарин Юнуска жил. Он мне привил любовь к истории. А тут комбат — наш сельский, Сергей Морозов, ехал из Москвы — заглянул в Покровку и увез меня в Туркестан. Тут я и вышел на след Македонского и прочую древность.

— Ну-ну, доморощенный археолог, желаю тебе успеха! — Лилия Аркадьевна поощрительно улыбнулась и перевела взгляд на стоящих с разинутыми ртами Зинку и Сердара.

Иргизов сообразил: надо ребятам представить гостью — кто она и что, а то непонятно им что за ревизорша явилась и поучает славного красного командира.

— Зина, ты не пяль глазищи-то, — сказал мягко Иргизов. — Лилия Аркадьевна — инспектор Наркомпроса, Это она тебе помогла устроиться в школу. Когда ты приехала, я к ней в Наркомпрос наведался. Так мол и так, — сестренка из Оренбургской волости пожаловала — помогите.

— Ладно, Иргизов, — возразила женщина. — Не столь уж велико мое участие в судьбе твоей сестренки. Любая другая на моем месте тоже бы помогла. Я думаю, нам пора идти. — Лилия Аркадьевна посмотрела на ручные часики и испуганно округлила глаза. — О, Иргизов, уже второй час!

Тотчас они вышли, оставив Зинку и Сердара одних, и направились в сторону пригородного аула, где у отца поселился новый знакомый Иргизова, — Ратх Каюмов.

У синих, давно некрашенных ворот, за которыми виднелись два дома с айванами и сараи, Лилия Аркадьевна остановилась — удобно ли идти? Из-за ворот доносились голоса и звуки дутара. Иргизов отворил калитку и потянул за руку, свою спутницу. Во дворе дымились котлы и, поодаль у айвана, стояли мужчины в косматых тельпеках. Поежившись, Лилия Аркадьевна поправила прическу под белой шляпой, словно боясь, что здесь, наверняка, ее растреплют, и ужаснулась:

— Иргизов, куда ты меня привел?

Лилия Аркадьевна остановилась в нерешительности, но тут с веранды легко спустилась женщина лет тридцати пяти, с красивыми, строгими чертами лица и испытывающим взглядом, — жена Ратха. Она была в коричневом платье, которое ей очень шло, элегантно подчеркивая стройность фигуры.

— Будем знакомы… Тамара Яновна, — назвала она себя, взяв под руку гостью. — А как вас зовут?

— Лилия Шнайдер, — несколько чопорно представилась гостья. — Инспектор Наркомпроса.

— О! — восхитилась Тамара Яновна. — Вы еще совсем юная, а уже инспектор!

Иргизов пошел следом за женщинами, оглядывая огромный каюмовский двор — полуразоренное бурями нового времени поместье сельского старшины — арчина.

Ратх вышел на веранду в светлом костюме. В нем он показался Иргизову немножко ниже и изящнее, чем в военной форме. Тамара Яновна представила ему Лилию Шнайдер. И та, мгновенно освоившись, тут же вспомнила:

— Иргизов мне рассказывал о вас, о вашей молодости. Будто бы вы еще в первую революцию были цирковым джигитом!

— Было такое. — Ратх немного смутился и повел гостей к мазанке, стоявшей напротив, у самого дувала. Он распахнул дверь, и взору предстала небольшая комнатушка, обклеенная с потолка до пола цирковыми афишами. Несущиеся на скакунах всадники, клоуны, акробаты, велосипедисты.

— Романтично, — отметила Лилия Шнайдер. — Красные кони вынесли вас на революционную стезю!

— Цирк для нас был революционной ареной, — сказала Тамара Яновна.

— А вы в ту пору — тоже жили в Полторацке? — удивилась Шнайдер.

— Разумеется. Видите вон ту желтую коляску, — показала она рукой из открытой двери в угол двора. — В этом ландо по ночам мы развозили прокламации. Бедный Каюм-сердар не подозревал даже.

Когда вновь поднялись на веранду и вошли в одну, затем в другую комнату, где был накрыт стол, Иргизов увидел на стене большую фотографию: на ней Ратх и Аман гордо восседали на скакунах.

— Это, кажется, Аман? — удивился Иргизов. — Совсем еще молодой, как мальчик. Кстати, где он — что-то не вижу моего друга Амана?

— У отца торчит, — недовольно отозвался Ратх. — Там старые друзья Каюм-сердара собрались, и он заодно с ними. Любит всякую ерунду слушать. В Амане старое, как гвоздь в доске, — щипцы нужны. По натуре он — анархист. Полный беспорядок — это его родная стихия.