Нора Адамян - Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]

• Название: Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]
• Автор: Нора Адамян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1981

Рассказы, вошедшие в книгу Н. Адамян, составляют вдумчивое и правдивое повествование об обыкновенных, на первый взгляд, людях, будничных ситуациях, о бытовых или семейных конфликтах, которые, при всей их кажущейся незначительности, играют весьма важную роль в каждой отдельной человеческой судьбе.

Н. Адамян прекрасно знает своих героев. Рассказывая о них, она то снисходительно улыбается, то сдержанно негодует, неизменно убеждая читателя в своей правоте.

---

Люся и Таня старались ничего не замечать. С помощью английского и немецкого они внушали итальянцам, что Феллини великий режиссер, а Мазина — гениальная артистка. Итальянцы вежливо соглашались.

Теперь снова можно было потанцевать что-нибудь спокойное. Люся перебирала пластинки, выискивая какое-нибудь нафталинное танго…

Но тут раскрылась дверь!

Все-таки случилось то, чего они боялись!

На маме было парадное синее платье, а за ней, в смежной комнате, — раздвинутый стол с горками ватрушек, с грибами и чуть ли не с котлетами!

У Люси была очень быстрая реакция. Она тут же оказалась рядом с мамой, загораживая просвет в двери.

— Позвольте вам представить нашу маму, — сказала она, пытаясь прикрыть дверь, но мама отстранила ее твердой рукой и торжественно, как на сцене, произнесла:

— Дорогие гости, прошу пожаловать к столу.

— Ну зачем это, мамочка, ведь у них не принято…

— У них не принято, а у нас принято! — Мама холодно отстранила Люсю, пошире распахнула дверь и добавила нечто уже совсем выкопанное из древности: — Отведайте нашего хлеба-соли. Чем богаты, тем и рады.

Умница Таня быстренько пустила танго и бросилась в объятия своего гангстера, но остальные гости необычайно оживились и потянулись к двери.

— Мамочка, ну пойми, это не то… — пыталась спасти положение Люся.

Но Фернандель с радостным криком: «Не то! Не то!» — потрясая над головой сцепленными руками, ринулся в столовую.

Остальные словно того и ждали. В дверях даже потолкались. Мама, как руководитель, высилась во главе стола и объясняла, показывая на блюда:

— Ватрушки. Грузди соленые. Наливка домашняя из черноплодной рябины.

— Рябины! Рябины! — подхватывал веселый Фернандель.

А красивый, выхоленный старик капиталист вдруг произнес на чистейшем русском языке:

— Господи! Соленые грузди! Только слышал о них в отрочестве своем! — и молитвенно сложил перед мамой руки.

Люся и Таня лишились речи, но мама не растерялась. Русский на чужбине — кто бы он ни был — сам виноват.

— Снявши голову, по волосам не плачут, — наставительно сказала она, но все же усадила соотечественника во главу стола, чтобы он переводил тосты, которые провозглашала то она сама, то дядя Саня, неожиданно возникший в столовой с гитарой в руках.

Вот вам и европейский прием!

Мама властно приказала:

— Добавь-ка к столу ватрушек.

Фернандель кричал: «Вартушек! Вартушек!» — и Люся покорно шла на кухню. А что будешь делать? Все поднимали рюмки с соком рябины за вечный мир и взаимопонимание между народами.

Танин гангстер, который оказался испытателем новых легковых машин, предложил тост за любовь. Все почему-то полезли чокаться с мамой, и, когда Фернандель потом протянул свой бокал в сторону Люси, она холодно сказала:

— Лично я посвятила свою жизнь науке.

Русский перевел. Фернандель закричал нечто несогласное и возмущенно тряс головой, указывая пальцем на потолок. Он утверждал, что Люсино решение неугодно богу.

— При чем тут бог? — пожала плечами Люся.

Но Фернанделю было лучше знать — он оказался священником! А танцевал и рок и шейк, орал и хохотал и носил красные носки!

Один из гостей вдруг потребовал рецепт маминых ватрушек. Без них он уже не мыслил себе дальнейшей жизни! Все, как по команде, вытащили блокноты, но запись не состоялась. В Италии не знали ни сметаны, ни творога. Пытались заменить творог сыром, а сметану каким-то кремом, но мама сказала, что ничего не получится.

Тогда дядя Саня взял гитару. Он собирался петь для итальянцев, которые все в душе музыканты, у которых «Ла скала», Титта Руффо, Галли-Курчи, и вдруг — «Мой костер в тумане светит» или «Утро туманное» — прокуренным дядиным баритоном!

— И что ты все волнуешься? — снисходительно сказала мама. — Из-за всякого пустяка волнуешься. Люди как люди, пьют, едят, довольные. Чего тебе надо?

— Кошмар какой-то! — вздохнула Люся. — «Калинку» поют!

«Калинку» пели с увлечением. Все хором одно и то же: «Калинка, калинка, калинка моя», и опять: «Калинка, калинка, калинка моя»…

Только русский капиталист, наклонив к маме седенькую голову, рассказывал, что лет сто назад его предки очутились в Италии, обжились, женились на итальянках, но как святыню проносили из поколения в поколение русский язык, русские имена и память о Москве. Звали его Николай Александрович. Но что касается языка, то говорил он странно: «Я был разволнован» и «Будучи бухгалтером, я снял часть своих пожизненных сбережений и приехал прознать живую святыню предков».

Мама благосклонно кивала и жалела Николая Александровича:

— Конечно, человек без корней, без родины — последнее дело.

— О нет, синьора, — живо возразил он, — я имею родину! Я был послушный сын Италии… Плачу налоги… Когда позвали воевать, я воевал…

Дядя услышал про войну и уже тут как тут. Где воевал, когда воевал?

Таня включила магнитофон, но самые горячие ритмы и призывные завывания Динни Ходлея никого не привлекли. Гости сгрудились вокруг мамы и дяди Сани. Синьор Николай Александрович время от времени что-то коротко переводил, и тогда все шумно не то восторгались, не то сочувствовали.

А капиталистами оказались не старики, а ловкий, как на шарнирах, танцор синьор Джованни и совсем еще молодой синьор Микель в самых потертых джинсах и старых вельветовых туфлях. Вот поди угадай!

Девочки быстро таскали грязную посуду на кухню, чтобы не возиться с ней потом до полуночи. Скоро в кухню пожаловала мама.

— Что же ты оставила гостей? — не без ехидства спросила Люся.

— Они в твоей комнате уединились, и дядя Саня с ними.

Люся возмутилась:

— Нет, так нельзя! Бросили людей! Пойдем, Танюша!

— Да оставьте вы их в покое! Гостю тоже иногда свобода нужна.

Таня все же побежала, послушала под закрытой дверью.

— То молчат, то хохочут, — доложила она в кухне. — Дядя Саня на гитаре играет.

— Вообще-то за границей принято, чтобы дамы после обеда покидали столовую…

— Ну и отлично! Хоть посуду успеем перемыть.

Наконец дверь из комнаты открылась, и девочки снова потанцевали и шейк и танго. Гости были оживлены, а раза два Люся заметила, как они перемигиваются друг с другом. С чего это они развеселились?

Секрет открылся, когда в передней появился водитель автобуса, приехавший за гостями.

Синьор Николай Александрович приосанился, встал у дверей и поднял руку, как дирижер, а остальные, пристроившись друг за другом, образовали шеренгу, каждый положил руку на плечо соседа, а в свободной руке все держали маленькие белые листочки, на которых латинскими буквами были записаны русские слова. Грянула гитара дяди Сани, и все, тихонько продвигаясь через комнату в переднюю и дальше к выходной двери на лестницу, пели:

Спасиба вам большой,
А мы пошли домой!
Спасиба вам большой,
А мы пошли домой…

Автор этих слов Николай Александрович один задержался в передней. Он приложился к маминой руке. Голос его дрожал.

— Благодарю, синьора, благодарю. Я нашел у вас экилибру своей души…

Он уехал последним и у лифта трижды, крест-накрест, расцеловался с дядей Саней. В доме стало тихо.

— Нет, держите меня, я падаю! — вдруг засмеялась Таня. — Синьор Ассандро сказал, что прилетит за мной на персональном самолете.

— Чепуха! — отрезала мама.

— Чепуха, конечно, а приятно…

Дядя Саня задумчиво сидел, держа на коленях свою гитару.

— А ведь я свободно мог его убить, — сказал он.

— Кого это?

— Николая. Мы с ним в сорок втором году друг против дружки стояли. На одном направлении.

— Или ты его, или он тебя, — возразила справедливая мама.

Дядя Саня помолчал, покрутил головой и тихо запел свою любимую:

Эх, дороги, пыль да бурьян…

Эксперимент

У Карины сняли кольцо в парикмахерской, где она делала маникюр. В салон вошли два бандита. Один встал у дверей, другой обошел клиентов, отбирая деньги и ценные вещи. Карина хотела сбросить кольцо в мисочку с мыльной водой, но не успела. Потом грабители покинули помещение, приказав своим жертвам не трогаться с места в течение пяти минут.

Это случилось в одной из центральных парикмахерских Еревана среди бела дня.

На самом деле ничего подобного не было. Кольцо с плавленым сапфиром лежало в кармашке портфеля, а история его похищения являлась следственным экспериментом, который задумали осуществить студентки второго курса юридического факультета Карина и Римма.

Будущие юристы решили выяснить, как в большом современном городе распространяются слухи. Они рассказали эту выдуманную историю студенту физмата длинному Леве, Римминой тете Герселии и родителям Карины. С них должно было начаться распространение слухов. Решено было — больше никому ни слова не говорить.