Нора Адамян - Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]

• Название: Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]
• Автор: Нора Адамян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1981

Рассказы, вошедшие в книгу Н. Адамян, составляют вдумчивое и правдивое повествование об обыкновенных, на первый взгляд, людях, будничных ситуациях, о бытовых или семейных конфликтах, которые, при всей их кажущейся незначительности, играют весьма важную роль в каждой отдельной человеческой судьбе.

Н. Адамян прекрасно знает своих героев. Рассказывая о них, она то снисходительно улыбается, то сдержанно негодует, неизменно убеждая читателя в своей правоте.

---

Она пошла к лучшему юристу Заревшана, который в детстве был золотушным, болезненным ребенком, а сейчас имел уже свою семью, машину и растолстел сверх всякой нормы. Юрист, конечно, сердцем и душой был на стороне Гоги, с которым учился в одной школе, но подтвердил, что в данном случае разведенная жена имеет по закону все права на половину жилплощади.

Тогда Елена Карповна сняла последние деньги со своей сберкнижки и послала их Гоге с письменным напутствием: «Заткни глотку этой змее, мой мальчик. Обо мне не беспокойся. Я имею такую пенсию, при которой могу даже откладывать».

Еще через год Гога приехал за матерью и увез ее в Москву — уже навсегда. Елена Карповна тяжело расставалась с Заревшаном. Своим друзьям она говорила:

— Мальчику трудно одному. Все-таки будет материнский глаз. Он теперь правая рука профессора, по три операции в день делает. За ним уход нужен.

Насчет возможной Гогиной женитьбы высказывалась осторожно:

— Обжегся мой сын. Очень обжегся. Трудно ему теперь будет. Конечно, молодой, перспективный, женщины на нем виснут. Вы знаете, у меня никаких предрассудков нет. Сколько детей я лечила, для меня роли не играло — армянин, русский, азербайджанец. За всех моя душа болела. Но одно скажу — москвички редко бывают хорошими женами. Здесь, в Заревшане, я бы ему чудную жену подыскала — скромную, хозяйственную, с образованием…

Провожали Елену Карповну торжественно. В Доме санпросвещения устроили банкет, на котором присутствовал весь облздрав и представители райисполкома. Говорили много восхваляющих Елену Карповну красивых слов. Плакали — кто искренно, кто за компанию. Но ведь она почти всех их помнила детьми, покрытыми сыпью от кори и скарлатины, с опухшими железами, с хрипами в бронхах. Она выхаживала их самих, потом их детей. И сейчас, взрослые, здоровые, они были оправданием ее жизни.

Главный врач заревшанской больницы прочел стихи собственного сочинения:

Вы охраняли нас с пеленок
Зимой и летом, в стужу, в зной.
Был каждый страждущий ребенок
Для Вас бесценным, как родной.
Вы Ваше звание высоко
Сумели в жизни пронести.
Пошел Ваш сын, любимый Гога,
По материнскому пути.
И вот шагают по планете
Излеченные Вами дети —
Бойцы, работники, творцы,
Их матери и их отцы.
Храните гордое призванье,
Пишите чаще из Москвы!
Мы горько плачем в день прощанья,
Но неразлучны с нами Вы!

Из всех известных Елене Карповне стихов эти были самые лучшие! Она спрятала бумажку с текстом, украшенным виньетками, на дно чемодана, в папку с документами, почетными грамотами и другими бумагами, отражающими ее кристально чистую трудовую жизнь.

В поезде она сказала сыну:

— Теперь тебе надо быть очень осторожным. На меня больше не рассчитывай. У меня на сберегательной книжке уже совсем ничего не осталось.

Гога промолчал.

Лиля

Лиля видела, что Елена Карповна недовольна, и понимала причину раздражения. Но все равно к Тамаре они пойдут, а Елену Карповну туда тащить нет никакого смысла. На метро ее не повезешь, такси на Ташкентскую в один конец стоит пять рублей да обратно столько же. Выкинуть десятку для того, чтобы испортить вечер, — какой смысл? Тамара сочтет своим долгом занимать Елену Карповну, общей темы для разговора у них нет. Тамара — закройщица в ателье, в модах и тряпках Елена Карповна не понимает ничего, ни та, ни другая за литературой не следят, в театры не ходят, общих знакомых нет. Даже о телевизоре беседа не получится. Обе быстро сойдутся на том, что по всем каналам одни разговоры, а фильмов мало. Если Вася — муж Тамары — и Гога сядут за шахматы, Елена Карповна еще раз выскажется против двух увлечений века — шахмат и футбола. В одном случае умные мужчины тратят драгоценное время и серое мозговое вещество на то, чтобы часами передвигать по доске деревянные чурки, в другом — здоровые молодые ребята гоняют ногами мяч и часто при этом наносят друг другу травмы, вместо того чтобы… И тут следовал длинный перечень того, чем они могли бы заняться на пользу общества.

За столом Елена Карповна откажется от Тамариных печений, нанеся хозяйке обиду, а в восемь вечера начнет поглядывать на часы, поясняя при этом:

— Мне лично все равно, я теперь пенсионерка. Но Гога очень рано встает. Утомляется. Ему лучше сегодня пораньше лечь.

Нет уж! Пусть мужчины спокойно поиграют в шахматы, посмотрят футбол, а Лиля поговорит со старшей сестрой о своей семейной жизни, которая идет совсем не так гладко, как мечталось.

А ведь год назад Тамара ее предупреждала. По неисповедимым родственным каналам, которые есть в каждой армянский семье, до сведения Тамары дошло, что заревшанский доктор Елена Карповна женщина властная, сухая, довела до могилы мужа, развела сына с женой и не хочет, чтобы он снова женился.

— Всему верить, безусловно, нельзя, — сказала Тамара. — Когда муж любит жену, его не разведешь. Попробуй развести, нас с Васей! Но, видимо, характер у нее еще тот. Так что, считаю, подумать надо.

— Я не за нее замуж выхожу, — Лиля поняла, что настала минута сказать сестре правду. — Да и поздно уже мне раздумывать.

— Вай ме! — вырвалось у многолетней москвички народное горестное восклицание. — Неужели так далеко у вас зашло?

— Мне тридцать два года. Чего ждать? Чего бояться?

— Почему же вы не регистрируетесь?

— Заявление мы уже подали. Гога поехал за матерью. Не хочет сразу ставить ее перед фактом. Он уверен, что, когда мы познакомимся, она не будет против. Во-первых, я армянка. Это не мало для Елены Карповны. Во-вторых, я тоже врач. Она педиатр, я акушер, у нас много общего. В-третьих, я не плохая хозяйка. У тебя училась.

— Черт с ней совсем! — сказала Тамара. — Поговорим о нем.

— Что о нем говорить? Я его люблю.

Это было главное. Но Лиля иногда хотела, чтобы любовь закрывала ей глаза на Гогины недостатки. Она их видела, понимая, что они вытекают из его достоинств.

Ее не сердило, когда он брался за любую операцию, соглашался на невыгодные дежурства, ездил за тридевять земель на консультации. Но когда она видела, как он, отстранив санитарку, тащит из палаты в палату послеоперационную кровать, сам везет в кресле на рентген тучного старика или, вскочив на подоконник, перевешивает штору, чтобы больному солнце не било в глаза, — она возмущалась.

— Пойми, меня не вопросы престижа беспокоят, но ведь ты хирург! Хоть бы с этой точки зрения, прошу тебя, не лезь не в свое дело. А если у тебя от тяжести рука задрожит? А если ты молотком по пальцу тяпнешь?

Он оправдывался:

— У нас санитарки слабенькие, им не осилить.

— Может быть, ты за них полы вымоешь?

— Лапушка, ты права, не сердись…

— Мне противно на это смотреть! Ты делаешь перевязку, а сестра стоит сложа руки. Я больше не буду к тебе в корпус приходить!

Но он звонил:

— Лиля, появись! Тут наш соотечественник оперировался, так его родные лаваш притащили, армянский сыр, зелень. Вся ординаторская пирует!

Вообще-то Лиля знала, что с Гогой ей редкостно повезло.

На первых порах ее обидело рвение, с которым он, перед отъездом к матери, уничтожал все следы пребывания женщины в своей квартире.

— Ты должна понять, — оправдывался он, — мама травмирована моей первой неудачной женитьбой, ее надо подготовить…

Он расплескал кофейную гущу по раковине.

— А это для чего?

— Если будет слишком чисто, мама поймет, что тут хозяйничала женщина…

Лиля долго молчала.

— Говорят, что хорошие сыновья бывают плохими мужьями.

— Я не слишком хороший сын. Я часто ее огорчал.

— Нет, этого мы делать не будем, — сказала Лиля, — мы не будем ее огорчать.

Нелегко давалось счастье. Нелегко было прийти к будущей свекрови под видом случайной гостьи. Прийти будто бы впервые в квартиру, которую Лиля давно уже считала своим домом.

Гога представлял ее очень многословно:

— Мама, вот это Лиля Мадатова, между прочим, врач-акушер, работает в нашей больнице. Очень серьезный, положительный товарищ. У нее даже есть печатные труды.

— Хватит, хватит! — как можно естественнее рассмеялась Лиля, протягивая невысокой седой женщине три розы и коробку конфет.

По многочисленным фотографиям Лиля имела представление о Гогиной матери, но ее удивили длинные пушистые ресницы и молодые, живые глаза Елены Карповны.

— За цветы спасибо. Гога, принеси синюю вазу.

Она не обрезала колючек и листьев, не расщепила стеблей, не бросила в воду щепотки сахара. Завтра же розы увянут. Но ничего не поделаешь. Бестактно лезть к хозяйке дома со своими советами в первую же минуту знакомства.

— Это что за новый обычай у вас в Москве? Кто ни приходит, обязательно что-нибудь приносит. Гогин товарищ торт принес. К чему? Мы раньше только в дни рождения или на новоселье подношения делали. А сейчас, оказывается, куда ни пойдешь, надо свои дары нести.