Бонавентура Буткевич - Вторжение французов в Россию в 1812 г.

• Название: Вторжение французов в Россию в 1812 г.
• Автор: Бонавентура Буткевич
• Издательство: М. Семевский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1875

«Я отношу к редким случаям моей жизни то обстоятельство, что видел во время моей юности нашествие французского войска на Россию и несчастное его отступление; что был свидетелем объявления войны Наполеоном государю Александру I в присутствии армии, состоявшей из нескольких сот тысяч солдат, собранной на вильковишских полях (город Сувалкской губернии); что, наконец, смотрел на бегство Наполеона из Москвы».

---

Т. к. на каждой дороге проходило еще много войска, то я с дядей не мог двинуться в путь и надо было еще обождать несколько дней в Вильковишках. Оставшись в городе, я часто прислушивался к разговору помещиков, которые проезжали из окрестных деревень. Насколько могу помнить, главным образом толковали о том, почему столько войска было собрано в городе Вильковишках. Доктор Кирмс, солидный и образованный человек, имевший постоянные сношения с адъютантами вице-короля итальянского, равно как и наследника баварского престола, приходившими к нему побеседовать, утверждал, что Наполеон надеялся встретить русское войско на значительной равнине, тянущейся именно в окрестностях Вильковишек, т. к. думал, что император Александр, чтобы не опустошать своего государства, перенесет войну за его пределы. Обманувшись в своих расчетах, Наполеон хотел это вознаградить внезапным нападением на Вильно, где в то время находился государь; по этой причине спешил поскорее прибыть в город Вильковишки, где, как известно, были собраны его главные силы. Но когда и тут узнал, что император Александр не думает идти с армией на встречу ему, но, напротив того, намерен двинуться во внутренние губернии, Наполеон, до того не привыкший испытывать превратности судьбы, был чрезвычайно взволнован. Неудовольствие его усиливалось, т. к. получал он отовсюду неприятные известия, то о неисправном доставлении провианта и о значительных убытках при снабжении им армии, то о ропоте войск и, в особенности, его старой гвардии.

Припоминаю, что многие удивлялись, когда узнали, что не было при объявлении войны во французском войске никакой молитвы о счастливом ведении столь громадной войны; видно, французы были уверены в своем счастии; но оно и было поводом падения Наполеона, т. к., рассчитывая постоянно только на свое счастье и на материальную силу, он оставил в стороне Божию помощь и благодать Его. Этим-же объясняется то обстоятельство, что в столь громадной армии, состоявшей почти исключительно из римско-католиков, не было ни одного штатного католического священника. Только гвардейский уланский полк Красинского постоянно держал на свой счет полкового священника Гутковского, бывшего монаха Доминиканского ордена.

Возвратившись благополучно с дядей в Урдомин, я снова принялся за книги и продолжал свое учение в лицее. В Сейнах носились слухи, что вестфальский король не успел помешать корпусу Чичагова, возвращавшегося из Турции, соединиться с русскими войсками, т. к. слишком долго был в Гродно, и вместе с тем был причиною того, что польская конница потерпела большое поражение, под начальством генерала Рожнецкого, при Мире. Дошли до нас известия и о том, что значительная часть польского войска погибла под Смоленском; рассказывали, что более 1.000 офицеров были убиты, вследствие чего во многих семьях края надели траур. Доходили слухи, что Рига не была еще взята только по той причине, что маршал Удино и прусский генерал Йорк постоянно были не согласны друг с другом относительно военных действий. Носились тоже слухи и о том, что Наполеон, не будучи в состоянии догнать русское войско, чтобы сразиться с ним, не скрывал уже своей досады и начал отчаяваться. Наконец, разошлась молва, которая вслед за тем была подтверждена в «Варшавской газете», что после сражения при Можайске французская армия вошла в Москву, которая была сожжена по повелению генерал-губернатора Ростопчина.

Оставив Наполеона в опустошенном Кремле, я расскажу, на основании вполне достоверных источников, о вторжении его в пределы России.

III

В тот самый день, в который Наполеон оставил Вильковишки, прибыл он в село Скравдзе, в 40 верстах от Вильковишек, и остановился в доме тамошнего настоятеля.

Священник встретил его торжественно и на вопрос императора, знает ли по-французски, ответил по-латыни, что французского языка не знает. Тогда Наполеон сказал: «значит, будем говорить по-католически, по-римски». Несколько раз мне приходилось слышать, что Наполеон очень любил римскую словесность и будто часто в кармане носил Саллюстия и с удовольствием прочитывал войну против Югурты. Вошедши в комнату, император немедленно спросил: «есть ли что-нибудь поесть?» Когда же священник отвечал, что решительно нет ничего, и что он остался только в одной рясе, т. к. все разграблено проходившем войском, император подробно расспрашивал, что взяли у него солдаты. Когда ксендз рассказал, что лишился скота, хлеба, съестных припасов, движимого имущества, Наполеон выразил свое удивление и спросил, не жалеет-ли всего потерянного? Услышав ответ, что священник не жалеет, т. к. надеется по водворении мира получить снова все отнятое у него, император потрепал его по плечу и сказал: «Встречаю первого священника, которого нельзя назвать корыстолюбивым». Снова потрепал по плечу, слегка прикоснулся пальцами к лицу и сказал: «Я тебя искренно люблю».

Ходя по комнате, Наполеон жаловался, что нечего есть; но, увидев в окно курицу, которая пряталась в кустарниках в саду, воскликнул: «Reverendissime, ecce est pulla!»[6] Позвал своих дежурных офицеров и сам побежал в сад ловить курицу. Словив ее, подходит к ксендзу и говорит: «если ты такой же хороший повар, как священник, то наверно сделаешь мне одолжение и приготовишь суп из этой курицы».

Священник занялся кухней, т. к. ни одной женщины в деревне не было. Наконец, при помощи двух офицеров и солдат, курица кое-как была состряпана. Т. к. не было ни одной кухонной посуды, то принесли солдатскую миску и ложку и, вместо хлеба, кусок сухаря. Немного Наполеон ел бульону, но съел почти половину курицы, выпил нежного вина, сел на скамейку и, опершись головой о стенку, задремал с полчаса. После такого отдыха приказал подать себе одноколку и привести лошадь, принадлежавшую к голландскому гусарскому полку, для священника, которому предложил ехать в своей свите. Такое странное присутствие в свите ксендза обращало на себя внимание, и многие военные спрашивали друг друга о причине такого обстоятельства. В самом деле, трудно было понять такую необыкновенную выходку императора; догадывались, что он хотел показать жителям Литвы, как благосклонно относится к их вере и духовенству. Место, указанное для сбора всей армии на берегу Немана, была долина, в которую войско с равнины, тянущейся от Вильковишек до берегов Немана, могло пробраться двумя путями; эта принеманская долина закрыта от равнины горой, в виде конуса. Как только Наполеон прибыл к этой горе, немедленно была на ней построена дорога, по которой Наполеон взошел на гору, и вслед за ним поставлены были на горе две небольшие пушки. Стоя на вершине горы, осматривал он некоторое время местность и затем приказал с одной и с другой стороны возвышенности навести мосты. В то время был Наполеон в весьма дурном расположении духа, как полагали, по той причине, что даже на границе России не встретил ни малейшего сопротивления; досада усилилась еще в то время, когда, стоя на горе, заметил нескольких казаков по другую сторону Немана, которые, выскочив из пожайсцкого[7] лесу и выстрелив несколько раз из пистолетов, скрылись из виду. Император, в сопровождении упомянутого священника первый переехал на другую сторону Немана, где нашел генерала Красинского и командиров 6-го и 8-го уланских полков; генерал ожидал с докладом, что эти полки заняли г. Ковно, лежащий в нескольких верстах от места сбора армии, и что конница переплыла р. Неман. Кстати упомяну о том, что эта лишняя смелость дорого стоила, т. к. погибло около 200 человек и столько же лошадей, а Ковны никто решительно и не думал в то время защищать. Наполеон был весьма недоволен, когда ехал в город; не обращал ни малейшего внимания на большие толпы жителей, приветствовавших его и называвших даже отцом и спасителем, — нисколько не тронуло его такое сердечное приветствие. Остановившись в городе, он принимал маршалов и генералов и грозно отдавал приказы, что, говорят, происходило от того, что в то время сгорели хлебные магазины в Кенигсберге и утонуло много съестных припасов в Немане, заготовленных для армии. Целый день простоял священник в императорской квартире и, не зная, что делать, просил лиц, имевших доступ к Наполеону, чтобы тот освободил его, тем более, что ксендз уже так устал и такой чувствовал голод, что едва держался на ногах. Поздно вечером позвал его Наполеон к себе и, давая довольно значительную сумму денег, произнес: «Reverendissime, vale, memento mei ad attare Dei»[8]. При этом позвал маршала Бертье и приказал дать лошадь священнику и трубача, который бы сопровождал его до села Скравдзе и оставался у него до окончания войны. Таким образом ксендз, на той самой лошади, на которой ехал в свите Наполеон, возвратился благополучно в Скравдзе, сопровождаемый трубачом драгунского гвардейского полка. При жизни ксендз часто рассказывал о том, как в продолжение нескольких часов он был при особе императора, но о количестве полученных денег никому не говорил ни слова; однако ж после его смерти узнали, что получил 20.000 франков, которые еще при жизни большей частью раздал родственникам. Несколько раз слышал я этот рассказ священника; с ним вместе посетил я долину и гору, о которых была речь; гора и до настоящего времени называется Наполеоновой.