Томаш Ржезач - Пациент доктора Паарелбакка

• Название: Пациент доктора Паарелбакка
• Автор: Томаш Ржезач
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1982

---

Итак, пожилая женщина в старомодной шляпке была права. Очко в ее пользу.

Я продолжал читать:

«Положение ШУЛЬЦА в фирме «БИОНИК», мало сказать хорошее. Его месячное жалованье достигло 5200 гульденов. Он считается наиболее продуктивным сотрудником. Имеет виллу в Ниу Байерлаанде, которую приобрел в рассрочку, и две автомашины — БМВ-2002 и «Мор-рис-мини-1000», купленные за наличный расчет. Подругам сведениям, ШУЛЬЦ стремится вернуться в ЧССР. В эмигрантских кругах и по месту работы это обстоятельство хорошо известно. Известно также, что по этой причине у него часто происходят споры и ссоры с женой, во время которых ШУЛЬЦ однажды применил по отношению к своей супруге физическую силу».

Подоплека того, каким образом Мартин Шульц оказался на попечении доктора Иаана Паарелбакка, приобретала более ясные черты.

«Фирма «БИОНИК инкорпорейтед» занимается активной разработкой и опытным производством стратегически важных биохимических препаратов», — читал я и лишь мельком, почти подсознательно, отметил, что только по нашему настоянию прокурор не предъявил пока Шульцу обвинения в нарушении статьи 109 уголовного кодекса о не дозволенности ему покидать ЧССР.

Итак, наше ведомство не имело в виду препятствовать его возвращению.

Но кое-кто из господ по ту сторону баррикады сделал, как видно, все, чтобы он не смог вернуться. Там, где ведутся стратегически важные исследования, — там НАТО. А где НАТО, там и ЦРУ со своими спецслужбами. Заботы доктора Иаана Паарелбакка о Мартине Шульце обретали новый облик: по существу, это было заточение, попросту арест; конечно же, такого человека, как Шульц, они будут держать под надзором, не спуская с него глаз. Но какую роль во всем этом играет его супруга?

Итак, письмо, подписанное инициалом Б., обретало теперь совсем иной смысл. Но вот вопрос: написал ли его Шульц по своей воле? Не преднамеренно ли это разработанная провокация? Но тут могла быть и третья возможность — письмо Шульц написал по своей воле, а господам из службы охраны информации фирмы «БИОНИК инкорпорейтед» о нем известно. И они решили, отправив его, посмотреть, как мы будем реагировать.

— Ну и натворил ваш Бобин нам хлопот, пани Шуль-цова, — заметил я. — Однако делать нечего, придется ему помочь.

Пани Шульцова всем телом подалась вперед. Приоткрыла рот и пригнула к плечу голову. Она так сжимала сумку, что пальцы ее побелели.

— Вы что, его знаете?..

— Ну конечно, дани Шульцова! Я знаю его школьную кличку. Ведь я Ярда Блажек. Мы же с Бобином учились в одном классе — в школе, а потом в гимназии…

— Ярда Блажек… — повторила Шульцова и прикрыла ладонью рот, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

Репутация Ярослава Блажека с самого первого класса начальной школы, что и поныне стоит на Гораждевицкой улице, и до четвертого класса реальной гимназии, как видно, не стерлась за долгие годы в ее памяти.

— Да, вот так, пани Шульцова, я и есть тот самый шалун и озорник Ярда Блажек.

Да, тот самый озорник, что учился в одном классе и сидел за одной партой с отличником Мартином Шульцем. Замысел тогда был прост: на Ярду Блажека, шалуна и непоседу, должен был благотворно влиять отличник, спокойный и рассудительный Бобин. Но расчеты педагогов не всегда оправдываются. Не Бобин повел меня по праведному пути, а, наоборот, он сам вслед за мной стал карабкаться по перекладинкам стремянки мальчишеских шалостей и «грехов» отрочества.

Шульцова наморщила лоб и явно была растеряна. Совсем не требовалось быть гением, чтобы догадаться, о чем она думает: ей, несомненно, представлялась удачей встреча здесь с человеком, близко знавшим ее Бобина. Но следовало и прикинуть, способен ли этот человек с сомнительной репутацией в школьные годы стать теперь достаточно надежным и серьезным союзником.

— Вы совершенно спокойно можете обращаться ко мне на «ты», — предложил я.

Это предложение повергло ее в еще большую растерянность: ну может ли человек, предлагающий называть его на «ты» словно школьника, сделать что-нибудь серьезное для возвращения ее сына?

— Как же ты, Яроушек, попал сюда?.. — неуверенно спросила она, движением головы показав на потолок.

— А что? Здесь работа, как и всякая другая, пани Шульцова, — улыбнувшись, ответил я, довольный, что мать моего одноклассника назвала меня все-таки на «ты» и доверительно по имени.

Я закурил сигарету и, улыбаясь, поведал ей вкратце о своих делах. Жена моя Мария тоже работает в этом министерстве. У нас двое ребят. Ярде двенадцать лет, Гон-зе десять; я закончил юридический факультет университета. О том, что я майор и заместитель начальника одного из отделов разведки, Шульцовой, пожалуй, было необязательно знать. Довольно с нее и того, что я дипломированный юрист. Этого и впрямь оказалось для нее достаточным. Она смотрела на меня внимательно и даже с какой-то долей почтительности. Тут уж явно сыграли свою роль и мое солидное семейное положение, и, видимо, мысль, что из детства неизбежно вырастают так же, как из штанов старшего брата.

— Ты меня радуешь, — сказала она.

И вероятно, в эту минуту ей пришло в голову, как в жизни порой все усложняется и запутывается: отличник Бобин — в эмиграции, да еще и в сумасшедшем доме, а этот озорник Ярда Блажек стал вйолне порядочным человеком и гражданином. Получит Пенсию. А для многих людей ее поколения это фактор весьма немаловажный.

По щекам ее вдруг потекли слезы. Она щелкнула замком сумочки, вынула и прижала к глазам тщательно отутюженный кружевной платочек. Плакала она беззвучно, не всхлипывая, а я ей не мешал и не утешал ее: бывают моменты, Когда матерям нельзя и не нужно ничего объяснять. Плакать она перестала так же внезапно, как и начала.

— Послушай, Яроуш, — заговорила она снова, — если Бобин вернется, ты не мог бы замолвить за него словечко, чтобы там с ним хорошо обращались?

— Там? Где? Я вас не понимаю, пани Шульцова.

Понимал я, конечно, отлично, но просто хотел уточнить, как она представляет себе дальнейшую судьбу сына.

— В тюрьме, конечно, — выпалила она. — Сколько ему могут дать, Яроуш, как ты думаешь? Ты же все-таки юрист!

— О какой тюрьме может идти речь, пани Шульцова?

— Бобина это не пугает, — продолжала она, словно не слыша моего вопроса. — Он сам писал мне об этом, да и по телефону говорил еще перед тем, как его запрятали в этот сумасшедший дом… Ему все равно, придется ли отсидеть несколько лет или нет. Но мне все-таки хотелось бы знать…

Она недоговорила, но я понял: ей хотелось знать, доведется ли ей еще пожить на свете вместе со своим сыном. Хотя у нее и было всего лишь несколько седых прядей… «Сколько же это ей лет? Семьдесят восемь минус пять: семьдесят три. Да, тут уж, черт возьми, человек должен дорожить каждым днем!»

Я склонился над столом и сказал:

— Думаю, Бобина никто не собирается сажать в тюрьму. По нашему настоянию ему даже не вменили в вину недозволенное оставление страны. Нам известно, что на Западе он не проявлял враждебности к нашему государству. Поэтому нет оснований думать, что его посадят в тюрьму или будут препятствовать его возвращению на родину.

Да… Возвращению… Легко сказать. Бобин в неврологическом санатории. Идеальном и, вероятно, вообще хорошо охраняемом. А за Бобином, надо думать, следят с особым тщанием.

Как же ему помочь, с какого края подступиться?

Да и возможно ли это вообще?

В мои размышления вдруг вторгся звонкий, не свойственный пожилым людям голос Марии Шульцовой:

— Ты молодец, Яроуш! Я никогда этого не забуду, да и Бобин тоже.

Я махнул рукой — ладно, мол!

— Пани Шульцова, чтобы я мог помочь Бобину, мне необходимо выяснить у вас множество разных вопросов. А это займет не одну минуту…

Я умолк. Мне было ясно, что она готова просидеть здесь хоть целых два дня, лишь бы помочь Бобину. Иметь в союзниках мать, жаждущую спасти и вернуть свое дитя, что можно придумать надежнее?!

— Итак, пани Шульцова, прежде всего выясним следующее: Бобин пишет о каком-то приятеле, который отправит вам его письмо. Вы случайно не знаете, кто это может быть?

Как она ни старалась, но по известной поговорке: где ничего нет, там даже смерть ничего не возьмет, — так и не смогла ничего вспомнить.

— Ну ладно. А вы не припоминаете, не писал ли Бобин о ком-нибудь из своего окружения чаще, чем о других?

— Нет, он, собственно, всегда писал только о том, что здоров, что дела у него идут хорошо, купил себе то-то и то-то, живет там-то, но хотя с ним и все в порядке, он все равно хочет вернуться домой. И по телефону ни о ком никогда не говорил.

«Ох уж этот треклятый телефон! — мелькнуло у меня в голове. — Имея записанные на пленку разговоры Бобина с матерью, они знают даже то, о чем сам он давно уже забыл. Чертов спец! Ученых титулов заимел столько, что рука заболит их записать, а ума как у младенца. Думает, шпионы существуют только в детективных романах и телефильмах, а если и встречаются в жизни, то, конечно, уж не там, где ученые господа обитают, вроде Бобина Шульца».