Юрий Герт - Семейный архив

• Название: Семейный архив
• Автор: Юрий Герт
• Издательство: Seagull Press Owings Mills, MD
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 0-9714963-2-3

---

Надо сказать, что Вова без всякого усилия со своей стороны издал в Москве книжку своих — очень современно написанных — стихов. В Астрахани он был известен как бард, его песни передавали по радио даже после того, как он уехал. Он великолепно рисовал, и мы с Аней видели его рисунки пером и тушью на стенах Гришиной квартиры... Однако теперь, когда он приобщился к баптистской церкви, все — стихи, песни, рисование — подверглось полному отрицанию. Нужна вера в Бога, только вера в Бога, остальное противоречит ей...

Нас встретила слегка испуганная поздним приходом, растерянная, тихая, без особых экспрессий — очень милая русская женщина в самом центре Иерусалима... В комнатке для детей помещалась двухэтажная кроватка, на ней спали девочки, что же до маленького, полуторагодовалого сынишки Илюши, то он, разбуженный нашим появлением, выполз из своей низенькой кроватки и уселся на полу, независимый с виду, с румяными щечками, крутым лобиком, светлыми — в маму — нежными волосиками...

Мы сидели на кухоньке, пили чай, вино, разговаривали о баптистской общине, во главе которой стоял пастор из Америки, умевший искренне и красноречиво убеждать... Год назад он заболел раком и вернулся к себе домой... Но именно встреча с ним привлекла и Вову, и Свету к баптистской церкви, в основном англоязычной, и она смогла отлучить Вову от алкоголизма, привезенного из Союза, и — в самом церковном здании — выделить для него бейсмонд, который он оборудовал под кукольный театр...

Он и Света уже много лет занимались кукольным театром, сами мастерили куклы, писали тексты спектаклей, сами являлись и режиссерами, и кукловодами-актерами... Здесь, в Израиле, в соответствии с принятым ими христианством, они ставили спектакли на евангельские сюжеты, но для страны, исповедующей иудаизм, сюжеты эти были чужими, а в чем-то даже и неприемлемыми... Сейчас, несмотря ни на что, Вова работал над спектаклем об Ионе, которого проглотил кит, и мы увидели забавную, почти в рост человека куклу по имени Иона (Вова сфотографировал меня, беседующего с библейским персонажем), лодку, кита...

Все это было для нас предельно неожиданным — Иерусалим, баптизм, кукольный театр, Иона... Но главное впечатление от этой ночи связано было со звездным небом, которое находилось и вверху, над нашими головами, и внизу, опрокинутое на землю, так что казалось — мы сами — где-то внутри этого неба, поднялись, улетели с земли... 

3

Если говорить о национальном составе израильтян, то тут мы не заметили плотного, частоколом стоящего евреизма. Может быть, наши наблюдения были случайны... Нонна, Света, их наполовину русские (а у Светы — на три четверти) русские дети... О какой этнической «чистоте» можно тут говорить?.. Но речь не только об этносе... С таким разнообразием, порой парадоксальностью биографий мне еще не приходилось встречаться.

Я мало знаком был с Нонной до Израиля. Высокая, плотного сложения, немного располневшая со времени моего давнего приезда в Астрахань, с карими глазами и ломким, с повелительными интонациями голосом... Она закончила, как и Гриша, рыбвтуз, потом работала в горкоме, в обкоме партии, в промышленном отделе, но что было у нее внутри?.. Я диву дался, видя, как она покупает крестик на тонкой серебряной цепочке, к тому же она сама сказала, что раз в неделю ходит в христианскую церковь. Отчего все это? От осознания неправедно прожитой жизни?.. Думаю, нет. Поскольку то, что сейчас творится в России, она не принимает, как и Гриша. Другое дело — удары, полученные от сыновей: сначала — отъезд Юры, затем отъезд Вовы... Возникшее одиночество. Ведь она всегда принимала энергичное участие в жизни детей, помогала устроиться Юре — в Рязани, потом в Астрахани, помогала Свете получить работу после училища в архитектурном управлении и т.д. Горечь жизни приводит к религии, к вере в то, что в конце-концов справедливость восторжествует и все наши муки не останутся без воздаяния... Партия, в юности, в чем-то заменяла церковь.

Я спросил, каким образом складывался у нас в Союзе первоначальный капитал?.. И получил объяснение этому.

В городе находится управление по торговле одеждой, обувью и т.д. Поступает партия, скажем, обуви. От управления зависит — на

какую базу отправить эту партию, от базы — в какой магазин. В магазине продают часть обуви по госцене, остальное идет налево — по цене более высокой. То, что налево, разбирают люди, которые по еще более высокой цене продают обувь на барахолке. Так нарастает цена, пока обувь доходит до потребителя. Далее — обратный процесс: деньги текут в магазин, оттуда — на базу, оттуда — в управление...

Это один способ. Другой — при распределении материальных средств. Например, от тебя зависит, сколько стали выделить какому-то заводу. Ты даешь треть того, что требуется. Тогда в той или иной форме тебе дают взятку, иначе завод встанет... Так складывались большие тысячи. Денежные люди... В их интересах и возникла «перестройка». Они, эти «денежные люди», начали покупать промыслы, заводы... Иначе — зачем деньги? Новые владельцы предприятий переезжают в город, покупают дорогие квартиры и т.д.

Нонне нравится Израиль, нравится Иерусалим. Но в глубине ее души — ощущение банкротства... Зачем, ради чего жили, работали?.. Да к тому же еще и заканчивать жизнь в изгнании... 

4

Стена Плача...

Я помнил скульптуру Иосифа Суркина: к выложенной из кирпичей стене приник — не ухом, а сердцем, всей своей плотью — старый еврей, накрыв голову талесом... Он слушает... Он беседует с Богом...

То, что я увидел, мало походило на изображенное Иосифом.

Вова, обладатель машины, вызвался привезти нас к Стене Плача. Кроме Ани и меня, в машине были Света с Илюшечкой, Света тоже была здесь в первый раз. Вова оставил машину сразу за Яффскими воротами, дальше мы шли пешком через еврейские кварталы Старого города, чистенькие, с выложенными камнем улочками-переулками, с развалинами синагоги, ее намеренно не реставрируют, просто укрепили тонкую широкую арку, в которую, если смотреть со стороны, прекрасно вписались развалины... Иногда нам встречались ортодоксы, все в черном, в долгополых кафтанах, иногда и в обшитых мехом шапках... Мы спускались вниз, к площади перед Стеной Плача, по множеству лестниц. На одной из них Вова запросто, по-товарищески заговорил с музыкантом, державшем в руке кларнет. Ему было лет 45, он подрабатывал, собирая мелочь, которую подбрасывали ему туристы, но в этом году, жаловался он, туристов немного, раза в три меньше, чем всегда. Они с Вовой поговорили об общем знакомом, который недавно поехал в Германию на заработки... Вова, как я по-нял, тоже время от времени выходит на угол — с куклами, сценками, собирая вокруг множество детей, это приятно, только вот денег у детишек не водится...

Еще когда мы сходили вниз по широким каменным ступеням, оттуда, снизу, слышалось как бы клокотание, отдаленный густой шум, подобный морскому прибою. Наконец мы увидели с высоты большую квадратную площадь и на ней — массу народа, кишевшего на противоположной Стене Плача стороне. Там собирали в кучу экскурсантов, устраивали перекличку, пели «Шолом-Алейхем», переговаривались, горласто смеялись — разномастно одетые люди, не испытывающие (так, по крайней мере, казалось) никакого благоговения в священном для еврейства месте, не стремящиеся блюсти хотя бы тишину...

Ближе к Стене толпы разделялись на мужчин (у правой части Стены) и женщин (у левой). Мы с Вовой, державшем на плече Илюшеньку, пошли направо. Здесь было довольно много людей, они стояли, растерянно переглядываясь, не зная, что делать дальше. Стена... Чтобы подойти к ней, следовало взять ермолку (их выдавали тут же), точнее — склеенное из картона ее подобие, накрыть ею голову...

Перед Стеной стояло несколько молящихся. В гуле и гаме, накрывающих площадь, трудно было сосредоточиться, ощутить молитвенное настроение. В тех, кто молился, раскачиваясь взад-вперед, что-то бормоча, закрыв глаза, чувствовалось усилие отрешиться от шума, уйти в себя, но люди эти выглядели совершенно неестественно, ничуть не гармонируя с творившимся у них за спиной базаром... Именно — базаром...

В Стене, между каменными блоками белесого цвета, с закругленными от касаний и времени закраинами, я заметил в широкой щели множество записок, сложенных кое-как, производящих впечатление неопрятности, чуть ли не урны... Я подумал, что можно было бы свернуть их поаккуратнее, ведь предназначались они не кому-нибудь, а непосредственно Господу Богу... Мальчуган лет десяти что-то писал, расположась на табуретке, стоя перед нею на коленях, — видимо, тоже некое послание Богу... Поблизости молодой мужчина, румянощекий, с коротко подстриженной бородкой, по форме напоминавшей полумесяц, замер перед Стеной, молча, с углубившемся в себя взглядом, и было похоже, что он — единственный на площади, относящийся к Стене, как положено, и что у него особые взаимоотношения с Богом, они сообщаются между собой наедине, путем прямого чтения мыслей друг у друга...