Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

• Название: Журнал «Байкал» 2010–01
• Автор: Владимир Гармаев
• Издательство: ГУП «Издательский дом „Буряад унэн“»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010

---

27-го Августа 1689 года заключен был первый договор с Китайским Двором…

29-го Августа Послы приложили к договору, написанному в двух экземплярах, свои печати… все встали с мест, произнесли, по своему обычаю, клятвенное обещание свято исполнять заключенное постановление и разменялись экземплярами. Тогда Головин отправил к Китайцам свои подарки, состоявшие из боевых и столовых часов, позолоченной посуды, огромных заздравных бокалов, зеркал и мехов; несколько дней сряду угощал их при звуке музыки и барабанов. Китайцы взаимно одарили наших Полномочных парчами, атласом и дорогими материями; разстались с ними (31 августа) друзьями.

Головин послал донесение свое к Государям (3 октября); велел разорить Албазин; приступил к укреплению Нерчинска, которое было кончено в следующем году, когда он еще находился в Сибири; усилил Нерчинский гарнизон и выехал (15 октября) в Тобольск…»

В те трудные дни Головин поддерживал тесную связь со многими из предводителей бурятских родов и нашел в них как раз тех людей, которых следовало всячески привлекать на свою сторону, дабы Россия обрела надежную опору на своих восточных окраинах. Убеждал его в этом и пример созданного им пограничного полка, в котором достойно несли службу немало забайкальских бурят.

* * *

Итак, подготовка к поездке в Москву, конечно, требовала времени, но всё же три года. Не многовато ли? Зачем и на что мог понадобиться столь немалый срок организаторам поездки?

И здесь следует вспомнить, что Головин, который в тот период являлся фактически премьер-министром страны, руководил еще и Посольским приказом, а следовательно — отвечал и за службу внешней разведки. Как раз в 1702 г. его подопечный, Петр Андреевич Толстой[57], командируется в Стамбул, чтобы организовать и возглавить там первое постоянное посольство России за рубежом. Перед ведомством Головина стояла задача предотвратить выступление Османской империи против России. Выполняя задание, Толстой создает сильную агентурную сеть, куда входят иерусалимский патриарх Досифей, его племянник Спилиот, консул Рагузской республики в Стамбуле Лука Барка, а также Савва Лукич Владиславич (Савва Рагузинский) и другие. Кстати, Толстой в шифрованных донесениях именует своих информаторов «работниками».

Похожая проблема стояла и далеко на востоке. С 1644 г. Китай пребывал под властью маньчжурской династии Цин. По отношению к России Цин придерживалась достаточно воинственной позиции и к этому же принуждала зависимых от нее монгольских князей.

Не забудем, что Россия пребывала в состоянии казавшейся бесконечной войны со Швецией. Добавление к этому двух симметрично сложившихся недружественных сил (в Причерноморье — Османская империя с ее сателлитом Крымским ханством, а в Забайкалье — Цинская империя с союзными ей монгольскими князьями) ничего хорошего для России, конечно, не сулило.

И если Россия, втянутая в Северную войну, могла хоть как-то противостоять одновременно Швеции и Турции, то для ведения еще и третьей войны, в Забайкалье, у нее попросту не было возможности. А угроза, и очень реальная, была налицо.

Во-первых, еще свежа была память о довольно опасном прецеденте, когда цинское правительство вынудило Россию ликвидировать крепость Албазин и отступить от Амура. Во-вторых, из отчета Головина о подписании Нерчинского договора Петр знал, что при китайском посольстве переводчиками состояли два иезуита, а этот святой Орден уже тогда был известен не только миссионерской, но и изощренной разведывательной деятельностью. Поэтому имелась вероятность того, что европейские недруги России вполне могут задействовать «дальневосточный фактор».

Учитывая все это, царь, как и в случае с Турцией, обязан был поставить перед своим министром иностранных дел и шефом внешней разведки вопрос о реальности выступления империи Цин против России. Головину же не оставалось ничего иного, как прибегнуть к безотказной силе золота. Этот метод дал превосходные результаты в Турции: там путем подкупа высокопоставленных чиновников удалось обрести ценных информаторов и агентов влияния, которые представляли собой как бы пророссийское лобби в турецких правительственных кругах. Не было оснований полагать, что китайские чиновники окажутся более неподкупными, чем турецкие.

Петр нуждался в информации военно-политического характера. Что представляет собой Цинская империя и какие силы определяют ее политику? Каковы численность, вооружение и боеспособность цинских войск? Могут ли они всерьёз угрожать Забайкалью? Вот лишь несколько вопросов из тех, что обязательно должны были интересовать царя.

Головин, в связи с подписанием Нерчинского договора проживший в Забайкалье почти 5 лет, хорошо изучил тамошнюю обстановку. Он понимал, что нужные сведения могут быть получены только с помощью бурят, многие из которых по торговым и прочим делам частенько бывали в Китае и Монголии, имели там давние деловые и дружеские связи. Такие люди вполне могли стать, по терминологии П. А. Толстого, «работниками», способными приблизиться к придворным цинским кругам.

Поэтому логически следует, что вышеупомянутые «три года» руководители бурятских родов совместно с Нерчинской администрацией, по поручению Головина, были заняты сбором разведывательной информации для царя Петра.

Можно ли предполагать подобное добросовестное сотрудничество в столь деликатной сфере? Вполне. И тут существовала одна особенность, которую необходимо учитывать.

Дело в том, что забайкальские роды (хори-буряты, хоринцы) вернулись на свою исконную родину, в Забайкалье, всего лишь лет за пятьдесят до появления там русских. Вернулись после почти трёхвекового отсутствия.

Где же они были всё это время?

* * *

В 1251 г. на всеимперском курултае новым Великим монгольским ханом был избран младший сын Чингисхана Толуй. Тогда же было решено закрепить и расширить завоевания в Южном Китае, а также в Иране. И в 1253 г. на Ближний Восток выступил сын Толуя Хулагу. Он вошел в историю как завоеватель Персии и основатель монгольской династии хулагуидов, или ильханов[58], правивших во второй половине XIII в. огромной территорией юго-западной Азии: от р. Инда на востоке до Сирийской и Аравийской пустынь на западе, от Аравийского моря и Персидского залива на юге до Кавказа, Каспийского моря и среднего течения Аму-Дарьи на севере.

Однако хулагуидская держава была расположена в краю, чуждом для кочевников, в самой гуще многочисленных оседлых народов, объединенных общей верой, укладом жизни и тысячелетними историческими корнями. Имелась реальная опасность того, что как сами завоеватели, так и их держава со временем бесследно растворятся в чуждом для монголов людском океане.

Решение виделось в том, чтобы опереться на мощный слой родственных племен, которых следовало перебросить на берега Тигра и Евфрата. Но в этом отношении возможности Хулагу-хана не были безграничными. Ни уделы других чингисидов, ни сама центрально-азиатская метрополия вряд ли могли позволить себе роскошь разбрасываться «золотым фондом» империи — коренными монголами, число которых за десятилетия жестоких войн должно было сильно убавиться. Таким образом, у Хулагу-хана был, по сути, почти единственный источник людских ресурсов — наследственный удел, доставшийся ему от отца, хана Толуя: часть северо-восточной Монголии и современное Забайкалье.

Вот таким образом в середине XIII в. забайкальские буряты оказались на территории Месопотамии, в краю древней Ниневии (современная иракская провинция Наинава[59]). То есть, по самым скромным подсчетам, за 10 тысяч километров от родных мест.

Почти библейский «исход» бурят из Месопотамии, судя по всему, состоялся в начале первой половины XVI в., потому что, как отмечают исследователи, в середине того же века Верхняя Месопотамия «… характеризуется как опустевшая, малолюдная область, и такой же безлюдной она оставалась и в первой половине XVII века».

Согласно преданиям, дорога на родину предков оказалась для «месопотамских» бурят чрезвычайно долгой и трудной. Как полагают ученые, во второй половине XVI в. (называется дата: 1580 г.) они все еще прозябали на южных окраинах монгольского мира. Эти беженцы, оказавшиеся в положении бесправных бедных родственников, кочевали где-то в Ордосе, на берегах Хуанхэ, близ Великой китайской стены, и ими мог как угодно помыкать любой степной владыка.

Как выясняется из их летописей, непосредственно перед появлением на территории Забайкалья они проживали во Внутренней Монголии. Оттуда, в результате притеснений со стороны местных правителей, на рубеже XVI–XVII вв. они начали выходить на места их современного расселения. Этот их выход исследователи Забайкалья называют «возвращением».

«…Народ наш… лишился душевного покоя. Он затосковал тогда по родине… […] И народ одиннадцати родов, хотя и в незначительном количестве, после того как большая часть народа 11 отцов хоринских затерялась в той древней Монгольской стране, перекочевал сюда вместе со своими семьями… около 1613 года, в век великого царя Михаила Федоровича»[60].