А. Гилл - На все четыре стороны

• Название: На все четыре стороны
• Автор: А. Гилл
• Жанр: Гиды, путеводители
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91657-262-9

Обычные путевые заметки глазами необычного человека – вот что такое сборник рассказов А.А. Гилла – британского журналиста и критика. Его острый ум и цепкие глаза умудряются заметить в любой стране то, что давно ускользало от внимания уставших или излишне восторженных путешественников. Вы увидите совершенно новую Японию и Африку, Америку и Кубу, Индию и Шотландию. И, возможно, захотите поехать туда, чтобы удостовериться лично, что все именно так, как описывает местами саркастичный, а местами очень дружелюбный Гилл.

---

Пока историю пишут белые люди с Запада, ее протагонистами всегда будут белые люди с Запада. Селассие проскользил по бурному морю современности, как маленький темный корабль-призрак. Это Зелиг[11] двадцатого века. Большинство знает его только как слегка нелепое божество растаманов, которое красуется на желто-красно-зеленых (цвета эфиопского флага) футболках в компании с Бобом Марли и косяком. Но если на миг перестать разглядывать историю с привычной западной смотровой площадки и попробовать увидеть ее глазами обитателей жаркого древнего юга, Селассие вырастет в гигантскую, титаническую фигуру, катализатор и главное действующее лицо спектакля, разыгранного в последнем столетии не только на африканской земле, но и на всей планете. Он поднялся к власти в сумятице междоусобных войн в первые десятилетия прошлого века и был убит коммунистами-революционерами из организации «Дерг». Его пятидесятичетырехлетнее правление утонуло в вязкой феодальной трясине олигархических интриг, коррупции и страха. Настолько могучи были его образ и аура, что врагам Селассие пришлось задушить его как физически, так и символически: царь царей был тайно погребен под личной уборной президента Менгисту. Даже мертвый, он не утратил способности пугать своих подданных до потери штанов. Взгляните на фотографии. На его лице словно бы всю жизнь сохранялось одно и то же непроницаемое выражение не то мумии, не то статуи; он взирает на потомков с гранитной невозмутимостью правителя, чья родословная уходит корнями во мрак древнейших мифических сказаний. Он был главой единственной независимой африканской страны. Он ввел Эфиопию в Лигу Наций и был свидетелем ее кончины. Он произнес в Женеве речь, посвященную независимости малых стран, и ее отголоски раскатились по всему свету – причем этот блестящий образец красноречия двадцатого века и теперь остается не менее актуальным, чем тогда. То же самое можно было бы сказать сегодня о Кувейте, или о Косово, или о Восточном Тиморе.

Итальянское вторжение превратило Эфиопию в Испанию третьего мира. Позорное своекорыстие старых колониальных держав, унизительное закулисное соглашение французского премьер-министра и британского министра иностранных дел, Хора и Лаваля, молчаливо позволило Муссолини создавать новую римскую империю, после чего стало ясно: несмотря на свои смелые заявления и размахивание оливковой ветвью, Лига никогда не выступит против западного государства. Начало Второй мировой войны определяют разными датами в зависимости от того, как развивались события в отдельных странах. Но по сути – она началась в Эфиопии в 1935 году, когда снаряды с ипритом обрушились на львиногривую армию с копьями и кожаными щитами. Попустительство Франции и Британии вкупе со сфабрикованными Муссолини фактами нарушения границ открыли зеленую улицу последовательным аннексиям Гитлера. Эфиопия Селассие была первой страной, павшей под натиском фашизма, и ее же первой от него освободили.

В 1941 году офицер британской разведки Чарлз Орд Уингейт и мессианское сборище скрытых гомосексуалистов, измученных путешественников, благородных дикарей-фанатиков и чудаков-отщепенцев вместе с обычными партизанами решительно превзошли итальянцев в тактике ведения войны и вернули трон императору. Послевоенная Эфиопия при Селассие стала одной из стран – основательниц ООН. Этот правитель больше всех способствовал созданию Организации африканского единства, чья штаб-квартира и по сей день находится в Аддис-Абебе. У себя дома он с викторианским пылом отстаивал избирательный модернизм, особенно в сфере образования, хотя каждый, кто прочел книгу или получил ученую степень, запросто мог пополнить ряды политзаключенных. Его предшественник, Менелик, отправлял своих офицеров на обучение в Российскую империю. Селассие ошибочно продолжал эту практику и после прихода к власти Ленина; в результате он, властелин средневекового типа, очутился в окружении прокоммунистически настроенных военных, представителей зарождающейся интеллигенции, расстроенной отсутствием перспектив, и изнеженной, продажной родни, затевающей интриги при первой возможности. Вдобавок страну вновь терзал голод. В печати появились снимки, на которых Селассие кормил свежим мясом своих абиссинских львов (сейчас эта порода уже вымерла), в то время как его народ вымирал от недоедания. Все это должно было плохо кончиться.

Сегодня вы можете обратиться к членам королевской семьи через их сайт – www.ethiopiancrown.org. Его императорское высочество принц Эрмиас Сале-Селассие Хайле-Селассие – президент Королевского совета. Благодаря современному чуду, электронной почте, мне удается договориться с ним о совместном ужине – по иронии судьбы, в лучшем итальянском ресторане Аддис-Абебы (открытом в 1946 году). Поскольку планируется маленькая неформальная встреча, я приглашаю еще профессора Ричарда Панкхерста – внука знаменитой суфражистки и всемирно известного эксперта по Эфиопии.

Подумать только: мне предстоит преломить хлеб с прямым потомком Соломона! На этом фоне происхождение нашей собственной горячо любимой монаршей семьи от обнищавших немцев выглядит не слишком выигрышно. По-царски опоздав на полтора часа, Эрмиас прибывает со свитой из 20 родственников, телохранителей и адъютантов. Я чувствую себя героем благотворительной акции «Даешь помощь эфиопской аристократии!». Соломон, наверное, в гробу перевернулся. Ситуация складывается неловкая, в особенности когда я обнаруживаю, что у меня не хватит наличных на оплату такого пиршества, и волей-неволей вступаю в переговоры по этому поводу с владельцем ресторана, жизнерадостным итальянцем. Он машет руками и приглашает меня зайти как-нибудь еще разок – откушать за счет заведения.

Своим обаянием Эрмиас способен растопить айсберг. У всех эфиопов колоссальные ресурсы по этой части. Беседа с ними напоминает расслабляющий массаж с эротическим оттенком. Он говорит, что нервничает. И правда, в его мягком, чуть близоруком взгляде сквозит страх, но чему тут удивляться? Впервые за двадцать шесть лет все потомки Селассие вернулись на родину после бегства от «Дерга» с его жестоким террором и массовыми убийствами в камбоджийском стиле – в ту пору школьников спрашивали, где они живут, отводили домой и расстреливали на глазах у родителей. Режим продержался семнадцать лет и был свергнут если не совсем красным, то уж как минимум темно-розовым Народным фронтом освобождения Тигре, отчасти сохранившим власть и по сей день. Никто не знает, почему похороны Хайле-Селассие вообще разрешили и какой отклик они вызовут в стране. Сколько народу на них придет – десятки человек или десятки тысяч? Имя Селассие было изгнано из школьных учебников и общественной жизни на целое поколение. Помнят ли его люди? Его внуки рассеяны по всему свету – они есть в Англии, Канаде, Греции, Италии, США. Это итальянские бизнесмены, американские социальные работники, греческие парикмахеры.

Эрмиас живет в Вашингтоне и занимается всем понемножку, но главное его занятие – филантропия. В американской столице внушительная колония эфиопских беженцев, причем львиную ее долю составляют таксисты. Благодаря итальянскому костюму и безупречной светскости Эрмиас кажется более далеким от Эфиопии, чем сам город Вашингтон. Да, конечно, он даст интервью и разрешит себя сфотографировать, хотя ему следует соблюдать осторожность – ну, сами понимаете. Не будет ли он возражать, если завтра утром я присоединюсь к семье на церковной службе в честь 70-й годовщины коронации Селассие – службы, с которой начнется трехдневный траур? Нет-нет, ни в коем случае. К нам склоняется подошедший официант. Эрмиас моргает от страха. Официант тычет в него пальцем и быстро, пылко говорит по-амхарски. Он непременно придет на похороны. Усопший император был великим человеком. Эрмиас реагирует на эту вспышку энтузиазма в лучших традициях вашингтонской политики: «Я искренне тронут уважением простого народа».

Шесть утра, и в небе над куполом квадратного собора Селассие брезжит рассвет. Пока еще немного зябко. Мы снимаем обувь и берем ее с собой внутрь: она слишком ценна, чтобы оставлять ее на пороге. Попы, мальчики-прислужники и певчие шлепают босиком вокруг центрального шатра, изображающего собой святая святых, нашу духовную родину – Ковчег. К нему прислонены образы святых, написанные в эфиопском стиле – бледная кожа и большие скорбные карие глаза. Женщины стоят по одну сторону, мужчины по другую. Молодые служители в белых рясах расстилают ковры ради нашего удобства. Священники обходят церковь, качая дымящими кадилами, торжественно неся резные серебряные эфиопские кресты и Библии в богатых переплетах. Верующие преклоняют колена и лобызают святыни; нам дают Т-образные посохи, на которые можно опереться, если устанешь. Общество собралось странное – этакий затейливый этнический коктейль. Члены королевской семьи в черном, смущенные и взволнованные; из-под вуалей некоторых внучек доносятся рыдания. Кучка длинноволосых и причудливо задрапированных растаманов, включая вдову Боба Марли, глубоко безмятежную Риту. А рядом со мной – розовый свинообразный господин в полосатом костюме и элегантных носках, украшенный огромным кольцом с печаткой. Он может быть только англичанином, и действительно – это сэр Конрад Суонн, кавалер ордена королевы Виктории, доктор философии, член Общества антиквариев, заслуженный герольдмейстер ее величества и прочая, и прочая. Зачем его, черт возьми, сюда занесло? Служба долгая – дольше трех часов. Ведется она на монотонном амхарском и еще более древнем церковном языке вроде латинского под названием геэз. Слушаешь и чувствуешь, как у тебя пересыхает во рту и волоски на шее встают дыбом. Когда начинаются песнопения, в григорианском речитативе епископа слышатся одновременно и православные, и арабские интонации, а хор вторит ему глубоким и ритмичным, явственно африканским напевом. Это звучные, черно-текучие, бесконечно грустные модуляции. Возможно, мы присутствуем на старейшей христианской службе в мире – она почти не менялась на протяжении 1700 лет. Пожалуй, по эту сторону могилы ничто не поможет нам с большей достоверностью представить себе, как молились апостолы. На середине действа из-за ширмы извлекают трон Селассие.