Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

• Название: Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина
• Автор: Евгений Акельев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-235-03508-9

Ванька Каин — беглый дворовый, лихой вор, «московский сыщик», каторжник, фольклорный персонаж — стоит на первом месте в череде знаменитых отечественных уголовников. С кем вместе он совершал кражи и почему сдал властям бывших приятелей? Кого в XVIII веке называли вором и чем занимались в то время мошенники? Что отличает тогдашних преступников от их современных коллег? На эти вопросы отвечает книга кандидата исторических наук Евгения Акельева, написанная на основе архивных документов, запечатлевших результаты семилетней доносительской деятельности Каина. Её страницы пропитаны атмосферой преступного мира Москвы середины XVIII века, когда на Красной площади бурлила торговля, воры чистили карманы зевак и сбывали добычу держателям краденого, нищие и арестанты громко требовали милостыню, конвоиры вели задержанных в располагавшийся прямо у кремлевской стены Сыскной приказ — предок современного МУРа, а в Зарядье усадьбы знатных господ, притягивавшие воров, соседствовали с притонами, где обитали беглые, карманники, разбойники, скупщики краденого.

---

Так или иначе, но в конце 1741 года, когда Герасимова попала в поле зрения Сыскного приказа, она уже похоронила третьего мужа. Не имея постоянного приюта, постоянно переходя из одного «угла» в другой, вдова зарабатывала на кусок хлеба торговлей на Красной площади «всякими платками». С ноября 1741 года она стала жить «без поручной записи и без объявления съезжего двора» (то есть нелегально) в одном из строений хорошо нам известного церковного двора близ церкви Николая Чудотворца возле Москворецких ворот. Его не зря облюбовали для ночлега «мошенники» и торговки краденым: самые людные места Москвы — Красная площадь, торговые ряды, кремлевские соборы — находились в двух шагах. Видимо, в момент облавы ночью 28 декабря Анна Герасимова, как и некоторые другие обитатели этого двора, успела скрыться. Но когда на следующий день она по обыкновению пришла торговать на Красную площадь, туда неожиданно прислали из Сыскного приказа команду солдат, и они стали хватать торговок, на которых указывал Иван Каин. В числе арестованных оказалась Анна.

На допросе в Сыскном приказе она призналась в том, что время от времени покупала у «мошенников», в том числе и у самого Ивана Каина, краденые платки для перепродажи. Вдова настойчиво называла себя женой заплечного мастера Сыскного приказа Ивана Балашева, ничего не упомянув про третьего мужа[397]. Возможно, она рассчитывала на снисходительное отношение со стороны коллег ее второго супруга. Но этот расчет оказался неверным, а эффект получился обратный: за ней на несколько лет закрепилось малопочетное звание «жены заплечного мастера».

Семнадцатого января 1742 года судьи решили: Анну Герасимову, как и других торговок краденым, «по повинкам их в покупке у мошенников краденых платков в разные времена… пытать и при пытке спрашивать и в других воровствах». Но следствие длилось недолго, и уже 9 февраля вдове вместе с прочими взятыми Каином преступниками был вынесен приговор: «…на страх другим таким же ворам, водя по [Красной] площади и по рядам и по перекресткам, учинить всем наказание: бить кнутом, дать по пятьдесят ударов, и по учинении того наказания… послать их, как мужеск, так и женской пол, всех в Оренбург вечно»[398]. В том же месяце публичная порка была осуществлена, после чего Анна Герасимова отправилась в ссылку. Поселили ее в Борской крепости в 115 верстах к востоку от Самары[399].

Прошло чуть более пяти лет. 27 июля 1746 года доноситель Иван Каин привел в Сыскной приказ торговку, которую обвинил в покупке серебряных пряжек[400] (по аннинскому указу от 28 марта 1733 года торговля драгоценностями в других местах, кроме «серебряного ряда», строго запрещалась). Это была его старая знакомая Анна Герасимова. Но как же она, отправленная в вечную ссылку, вновь оказалась в Москве?

С июля 1741 года Россия воевала со Швецией, стремившейся вернуть территории, утраченные в ходе Северной войны (1700–1721). Война закончилась в июне 1743 года, а 15 июня 1744-го императрица Елизавета Петровна по случаю победы издала «всемилостивейший манифест», в котором, между прочим, заявлялось: «…которые сосланы на каторгу с публичным наказанием, а ноздрей не вынуто и других знаков не положено, таких (кроме касающихся до явного богохуления и до первых двух пунктов и до неоднократных разбоев и смертных убийств) отпустить в домы»[401].

В силу этой амнистии освободили и Анну Герасимову, выдав ей паспорт, который сохранился до наших дней:

«ПО УКАЗУ ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТ ПЕТРОВНЫ САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССИЙСКОЙ и прочая, и прочая, и прочая.

Объявительница сего, присланная в 1742 году февраля от 22 числа в ссылку в Оренбург при промемории из Сыскного приказу заплечного мастера Ивана Балашева жена вдова Анна Герасимова, за многую покупку из мошенничества платков заведомо что краденые, со учинением наказания кнутом, от роду ей сорок лет, которая по силе состоявшегося в прошлом 1744-м году июля 15 дня Всемилостивейшаго ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА указу означенная ее, Анне Герасимовой, вина отпущена. Из ссылки из Оренбурга по присланному ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА из Оренбургской губернской канцелярии сего 745 году февраля от 9 числа указу из Борской крепости отпущена с сим пачпортом в город Москву. Того ради по лежащему тракту оную женку Анну Герасимову до показанного города Москвы камандующим пропущать везде без задержания, а в пути, кроме ночного начлегу, нигде ее никому не держать под опасением по указам штрафа. А выслать ее в показанной город Москву, чтоб она праз[д]но нигде не шаталась и нигде не заживалась. А ростом она, Анна Герасимова, дву аршин дву вершков, волосом руса, глаза серые, лицем смугловата, нос продолговат. Во уверение сего при подписании руки командующего в Сорочинской крепости ландмилицкого пехотного Алексеевского полку подполковника Харахордина печать.

Дан в Сорочинской крепости марта седьмаго дня тысяча семьсот сорок пятого году.

Подполковник Иосиф Харахордин.

Подпрапорщик Андрей Железин»[402].

Бережно храня этот документ, Анна Герасимова весной или летом 1745 года добралась до Москвы. Как могла устроиться в большом шумном городе несчастная женщина с паспортом, в котором было прописано, что она была женой заплечного мастера, за торговлю краденым была бита кнутом и сослана, но по «всемилостивейшему» манифесту прощена и отпущена в Москву? Конечно, мало кто захотел бы сдать угол незнакомой женщине с таким «волчьим билетом» и уж тем более взять ее в прислуги. Может быть, даже не на всякой мануфактуре приняли бы на работу такую неблагонадежную особу.

На счастье Анны, в Москве у нее были родственники. Сначала она жила у родной сестры Афимьи Герасимовой в Пушкарях в приходе церкви Сергия Чудотворца, а потом за Пречистенскими воротами в приходе церкви Пятницы Божедомской у двоюродного брата, дворового человека Алексея Ларионова, которому отдала на хранение выданный ей при освобождении паспорт. Этот документ, подшитый в следственное дело, дошел до наших дней в очень хорошем состоянии, что свидетельствует о крайне бережном с ним обращении.

Устроившись в Москве, троекратная вдова вернулась к прежней профессии — торговле подержанными вещами. Эта работа, которую она хорошо знала, приносила ей доход, достаточный для прокормления. У нас есть подробное описание одного эпизода профессиональной деятельности Анны Герасимовой, которое она сделала на допросе в Сыскном приказе в июле 1746 года. Апрельским днем (то есть через год со времени освобождения из ссылки) она, как обычно, пришла «для торгового своего промыслу» на Красную площадь и на «жемчужном перекрестке» увидела знакомых торговок — солдатских жен Наталью Прокофьеву, Прасковью Васильеву и Татьяну Иванову, окруживших некоего сержанта, принесшего для продажи какие-то вещи. Оказалось, сержант продавал серебряные пряжки, которые четыре женщины вместе сторговали за 30 алтын. Но когда договоренность относительно цены была достигнута, оказалось, что денег ни у одной покупательницы с собой «не случилось». Тогда Наталья привела какого-то знакомого ветошника, который отсчитал сержанту требуемую сумму, а пряжки забрал себе.

Но спустя некоторое время сержант был арестован по обвинению в краже и на допросе в Сыскном приказе назвал всех четырех торговок. Сначала была арестована Прасковья Васильева, а потом на Красную площадь неоднократно посылались солдаты для сыска ее товарок. 27 июля 1746 года наступил черед Анны Герасимовой. Каин, который с командой солдат делал свой обычный обход в поисках подозрительных людей, на Красной площади наткнувшись на торговку, сразу ее узнал и схватил. Несчастная женщина настолько перепугалась, что сразу рассказала ему о случае с серебряными пряжками. Каин немедленно отвел Анну в Сыскной приказ, где она повторила признание, на этот раз, правда, назвавшись женой посадского человека (видимо, клеймо супруги заплечного мастера ей опостылело).

Ее дело слушалось спустя три дня. К нему был выписан указ Анны Иоанновны 1733 года, строго повелевавший: «…на жемчужном перекрестке, и под столбами, и по перекресткам же, на больших улицах и нигде походя никому никаким золотом, серебром, выжегою, жемчугом, каменьем, кроме серебряного ряду, не торговать». Ослушников следовало в первый раз карать конфискацией продаваемых вещей и битьем плетьми, а во второй — «жестоким наказанием и ссылкой в сибирские дальные городы вечно».

Сначала судьи решили наказать Анну Герасимову плетьми и отпустить. Но в окончательном «решительном» протоколе от 8 августа 1746 года фигурирует уже другой приговор: «…вышеозначенной женке Анне Герасимовой за покупку и за продажу в неуказных местах и на [Красной] площади всякую выжигу по силу 1733 году марта 28 дня указу учинить ей на [Красной] площади на публичном месте наказание — бить кнутом, дать пятнадцать ударов, — и по учинении наказания сослать ее в ссылку в Оренбург для того, что за торгование выжиги оная женка Анна со учинением наказания кнутом сослана была в Оренбург и по всемилостивейшему указу с той ссылки свобождена, но токмо, не взирая она на оной всемилостивейший Ея Императорского Величества указ, по свободе из ссылки в противность указом паки чинила, выжегою торговала»[403].