А. И. Клибанов - Духовная культура средневековой Руси

• Название: Духовная культура средневековой Руси
• Автор: А. И. Клибанов
• Издательство: Аспект Пресс
• Жанр: Религия
• Год: 1996

Книга состоит из очерков, посвященных различным сторонам духовной жизни Руси XIV‑XVI вв. На основе уникальных источников делается попытка раскрыть внутренний мир человека тех далеких времен, показать развитие представлений о справедливости, об идеальном государстве, о месте человеческой личности в мире. А. И. Клибанов — известнейший специалист по истории русской общественной мысли. Данной книге суждено было стать последней работой ученого.

Предназначается для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, всех интересующихся прошлым России и ее культурой.

---

Итак: Д. Утенхоу — Г. Буллингеру. 1557 г. (весной):

«В то время, коща мы находились в Вильно, сюда пришли из Московии семь монахов ордена св. Василия, который относится к греческой вере. В их краях в настоящее время такое гонение, что если бы они вовремя оттуда не ускользнули, они б давно уже были преданы суду. Доктор Лаский (Я. Лаский — польский реформационный деятель. — А. К.) расспросил при помощи переводчика первого из этих братьев, который был старшим из московитян и, казалось, превосходил остальных авторитетом, возрастом и знанием Писания. Он настолько искусно говорил об основных разделах веры, а также о причастии, что едва ли можно лучше, и мы признали их всех за своих и за наших братьев. Они также рассказывали, что ко времени их бегства около 70 знатных мужей были брошены в темницу по религиозным причинам и что им известны в Московии более 500 братьев, которым по сердцу истинная религия. В этом мы видим чудесную силу божественного духа по отношению к избранникам Божиим: ведь они заимствовали это знание отнюдь не от нас, чьих писаний они не понимают, но от тех, кого сам Господь наполнил духом своим в Московии»[695].

П. Д. Бурхер — Г. Буллингеру. 16 февраля 1558 г.:

«В Московии Бог произвел второго Лютера, или, скорее, Цвингли. Он указывал им (православным. — А К.) на их заблуждения и, схваченный за истину, должен был быть сожжен, если бы великий князь московский не воспрепятствовал этому. Ибо, коща обвинения были сообщены ему его епископами, он пришел к заключению, что тот не заслуживает смерти, и приказал, чтобы его освободили из темницы. В конце концов призванный князем Рутенов он стал проповедовать среди этого народа подлинную истину. Он издал свое исповедание веры во всех отношениях соответствующее нашей вере. Один человек обещал прислать его мне, и, если он это сделает, я передам или отошлю тебе. Высшими милостями мы обязаны всемогущему Господу, который своим Святым духом, без посредства какого‑либо человеческого учения даже грекам открыл царство своего сына и истины. Ведь он («второй Лютер, или, скорее, Цвингли» из Московии. — А. К.) совершенно не знает латинского языка, как и любого другого, на котором в наше время Богу угодно открывать своего сына»[696].

Итак, общность взглядов русских и западноевропейских реформаторов находит подтверждение не только по параллелям, которые со всей ясностью выступают при сопоставлении их учений (и действий) с неизменной зависимостью от того, с какими именно реформационными учениями проводится сопоставление, но и по прямым свидетельствам западноевропейских единомышленников и содеятелей Г. Буллингера. Надо думать, что это была радующая Буллингера информация. Подтверждается и то, что общностью взглядов с западноевропейскими реформаторами русские реформаторы были обязаны не извне принесенным учением, а сами выработали учения, поразившие сотрудников Буллингера своим совершенством.

Приводимые данные относятся ко второй половине 50–х гг. XVI в. Но мы имеем сведения о русских реформаторах униатского полемиста А. Селявы, относящиеся к 1625 г.: «Сам черт научил их еретичеству, за что они были посажены в Москве и, пришедши в края наши… большое число русских совратили; много есть живых, которые с ними ели и пили и речи их слушали. С этого ядовитого источника и пошел заразный поток Зизания (Стефана Зизания. — А К.)«[697].

Конечно, за десятилетия, пролегшие между 1650 и 1625 гг., многое изменилось в деятельности русских реформаторов в Литве и Польше. Претерпели эволюцию их учения, выросли и новые поколения, для которых реформаторы, некоща встречавшиеся с Утенхоу и Бурхером, были только «источником», как и для Стефана Зизания. Все так. Но реформаторы и оставались, и действовали в тех именно землях, откуда возвращались беглые холопы и крестьяне, поставившие кадры в восстание Хлопка и в крестьянскую войну под руководством Болотникова. И что понимать под «бегунами», о которых Палицын писал как о «содружественных люторам», становится более ясным. Какие идеалы внесли в восстание «содружники лютеровы»? Те, в которых они воспитывались и утверждались. О них однозначно не скажешь. В реформационном движении представлены были разные течения. Но, кроме оппозиции господствующей церкви и ее учению, критикуемому с религиозно–рационалистических позиций (это было общим), те, кто взял оружие для борьбы, не могли не быть наиболее близки «рабьему учению» Феодосия Косого.

Но теперь, коща установлена принадлежность русских реформаторов театру Реформации на всем пространстве Европы, становится понятным и по–своему оправданным то, что контрреформационная борьба велась против общего врага, объединяла в «лютерстве» всех реформаторов, русских и нерусских. Уже князь И. А. Хворостинин, некоща сам отдавший дань еретическим взглядам, незадолго до смерти (умер 28 февраля 1625 г.) написал сочинение охранительного содержания «К родителям о воспитании чад». Его основная идея состоит в необходимости с раннего возраста воспитывать детей в правоверии, чем и оградить их в последующей жизни от влияния разных еретических учений, в частности и от учений «Лютора… и его единомысленных блядословцев Калвина, Сервета, Чехо- вица и Буднаго, обретающихся в разных странах»[698].

По–видимому, сочинение на такую тему было актуально. Отныне и старым обличительным сочинениям придаются новые, актуально звучащие заголовки, например обличения Зиновия Отенского в списках XVII в. названы «Слово обличительное на ересь новых развратников православныя христианская веры, Лютора глаголю, и Калвина и (наконец‑то! — А. К.) на Феодосия чернца, рекомаго Косого и еретика. Списано же сие слово иноком Зиновием…«[699] В пределах десятилетия 1624— 1633 гг. появляется сочинение «На иконоборцы и на вся злая ереси». В предисловии, обращенном к патриарху Филарету, автор сообщает о причинах, побудивших его написать свое сочинение. Их две. Первая та, что, как автору известно из опыта, некоторые «иноверцы», поначалу обратясь в православие, после возвращаются в свои прежние верования — «калвинские» и «люторские»[700]. Ясно, что речь идет об «иноверцах», проживающих в России. Вторая причина — она‑то и главная — та, что «ереси», обличаемые автором, пользуются популярностью в среде коренного русского населения. В среде соотечественников автор наблюдал распространение разных ересей: «овии от наших единоверных и единоземнородных, приглашающеся им (иностранцам–еретикам. — А. К.) от нашего закона отходяще до люторского и калвинского закона и без всякаго страха Христови враги в посты мясо ядяще, иконы в храминах наших видя и неклоняющася, еще же и ругающася…«[701]

Ни первое, ни второе не могло быть новостью для Филарета· Слишком близким было его участие во всех событиях Смуты, чтобы не знать подлинной цены обращения в православие «иноверцев», как и отзывчивость людей «единоверных и единоземнородных» на реформационную проповедь, исходила ли она от иностранных или же русских проповедников.

Патриархом Филарет стал с 1619 г., но факты антицерковных выступлений предшествующего времени он знал, конечно, не хуже, чем писавшие о них Авраамий Палицын и тульский дворянин Фуников.

Сочинение «На иконоборцы…» не самостоятельное. Его прямым источником явилось анонимное сочинение, обличавшее еретиков, подвизавшихся в западнорусских землях, вообще еретиков из среды русского населения за русским рубежом. Это — написанное около 1602 г. сочинение «Об образех, о кресте, о хвале Божией и хвале и молитве святых, и о инных артикулех веры единое правдивое Церкве Христовы»[702].

Принципиальное значение имеет выбор, сделанный автором сочинения «На иконоборцы…» в круге антиеретических произведений, ему доступных. Существовала богатая рукописная традиция отечественных полемических произведений, направленных против ересей «жидовствующих» и Феодосия Косого. Она не только не прерывалась, но, напротив, в течение первой половины XVII в. пережила полосу подъема. Казалось, было бы самым естественным и простым для писателя первой трети XVII в., выступившего против еретиков, оттолкнуться от этих сочинений. Однако выбор сделан был другой, что объясняется соответствием источника, выбранного автором «На иконоборцы…», задачам полемики с современными ему отечественными еретиками.

Все дело в том, что нашему автору не приходилось делить еретиков на «иноверных» и отечественных. Перед ним был один общий фронт реформационных учений, который держали совместно отечественные и зарубежные еретики, и, следуя сочинению «Об образех…», он воспроизводит историческую генеалогию «единоземнородных» еретиков как наследников Виклифа, Гуса, Лютера, Кальвина, Сервета, наконец, венгерских, польских, литовских, западнорусских религиозных реформаторов: «…Сервета сожгоша во граде Еневе. По сожжении же его, возсташа наследницы Серветовы иконоборцы Георгиус Бляндрата, Павел Алтыатус, Лилиум Соцынос, Францыжок Давидовичь и некотории инии учители в Семиградцкой земли, а в Литве Будный, а в Люблине Чеховичь…«[703] Не опустил он и того, что в исходном тексте относилось к противоречиям в среде реформаторов: «Чеховичь убо своим собором Любелским