Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

• Название: Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии
• Автор: Луи Жаколио
• Издательство: Терра
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-310-7, 5-85255-309-3

В первый том Собрания сочинений известного французского мастера приключенческого жанра Луи Жаколио (1837–1890) входит роман «В дебрях Индии».

---

По мнению тхуга, все шло к лучшему, но он все же постарался внушить некоторые опасения сэру Лоуренсу с целью придать себе больше веса в глазах вице-короля. Барбассон, однако, не без причины смотрел на тхуга с таким упорством. Провансалец не говорил на телингском наречии Малабарского берега, которым преимущественно пользовался Кишнайя. Как все люди, не знающие какого-нибудь языка, он легко удерживал в памяти только те звуки, сочетания которых больше всего поражали его ухо. Слушая, как Кишнайя говорил о Сердаре, Барбассон обратил внимание на произношение им этого имени. Предводитель тхугов обладал совсем другой интонацией, которая не походила на интонацию живущих в Нухурмуре, что особенно было заметно при произношении имени Сердара. И чем больше вслушивался провансалец, тем больше ему казалось, что он уже не в первый раз слышит эту характерную интонацию.

Барбассон отличался прекрасной памятью, хотя это не помешало ему сказать: «Будь жив бедный Барнет, он сообщил бы мне кое-что на этот счет».

Напрасно ломал он себе голову над тем, где он слышал этот голос, — память отказывалась служить ему. Но он не отчаивался, ибо чем больше думал, тем больше приходил к убеждению, что с этим связано что-то весьма важное.

День прошел в этих размышлениях, и его бесплодные старания не увенчались успехом; он не мог свободно заняться этим, так как вынужден был ежеминутно отвечать на просьбы своих товарищей и вопросы вновь прибывших. Ночь, дав ему возможность удалиться, должна была облегчить и его изыскания. Он занимал прежнее помещение Сердара — место, которое он занял в качестве старшего коменданта крепости. Удалившись на покой, Барбассон тотчас же занялся приведением в порядок своих мыслей.

— Ну-с, — сказал он, — будем рассуждать логично, как всегда делал бедный Барнет, ибо Барнет был олицетворением логики. Я поражен знакомым произношением этого замаскированного члена общества Духов Вод и нахожу, что уже слышал его. Это важно лишь в том случае, если я могу приписать знакомые интонации одному и тому же лицу; если же это сходство в тоне и разговоре принадлежит двум разным лицам, то я напрасно ломаю себе голову. Но если, как я имею основание думать, это одно и то же лицо, которое я уже слышал, то таинственный субъект начинает казаться мне подозрительным. Я не могу его узнать под маской, зато он может прекрасно видеть, кто мы, и если он не напоминает мне, при каких обстоятельствах мы с ним виделись, значит, он имеет важные причины скрывать свою личность. Исходя из этого, я должен узнать, где я видел это лицо вместе со своим другом. Прибегнем же к исключению неизвестных из нескольких уравнений.

Барбассон исключил все места, где они не бывали вместе с Барнетом, все приключения, в которых янки не участвовал с ним, и в результате убедился, что он не встречал это таинственное лицо ни на Цейлоне, ни в Нухурмуре; затем он мало-помалу до того сузил поле своих догадок, что ему ничего больше не оставалось, как перейти к анализу той ужасной ночной экспедиции в лагерь тхугов, где Барнет умер. Вместе с тем он вспомнил, что в ту самую ночь, когда он был пленником в подземелье храма, он узнал о западне, которую тхуги устроили Сердару.

Радость при этом открытии была до того велика, что Барбассон, подобно Архимеду, едва не соскочил со своей постели и не принялся кричать: «Нашел! Нашел!»

Скоро он заметил, однако, что несколько поспешил праздновать свою победу. Он вспомнил, что главарь тхугов, Кишнайя, говорил один, объясняя своим приверженцам, какую западню он придумал для Сердара… Но Кишнайя был повешен в Велуре, а потому нечего было и думать о возможности видеть его во плоти и крови в Нухурмуре.

— Нет, судьба решила, что я не открою эту тайну, — вздохнул бедный Барбассон. — Ах! Барнет, Барнет! Как недостает мне в эту минуту твоего высокого ума.

Не падая, однако, духом и проявлял присущее ему упорство, провансалец снова принялся выстраивать целый ряд умозаключений, и этот вторичный обзор привел его к тому же решению: в ночь, проведенную в развалинах храма, он слышал имя Сердара, произнесенное именно таким странным образом, и произносил его тхуг Кишнайя. И вот теперь в Нухурмуре он слышит совершенно ту же интонацию, тот же тембр, тот же голос. Итак, человек в развалинах и замаскированный посетитель Нухурмура — одно и то же лицо, то есть Кишнайя! Но ведь это невозможно, ибо Кишнайя повешен… Таков был круг, из которого Барбассон никак не мог выбраться.

— А между тем, — рассуждал он, — логика может быть ошибочной только тогда, когда выводы построены на ложных основаниях; в настоящем же случае все основания вполне точны: такое сочетание оттенков, ударения, тональности не может принадлежать двум разным голосам… Факт, следовательно, неверен…

Добравшись до этого пункта, Барбассон не останавливался больше. Кто может доказать, что тхуг был повешен! Негодяй слишком хитер и мог нарочно распространить этот слух, чтобы обмануть своих противников. Он, Барбассон, не присутствовал при повешении, он не может утверждать этого, потому что не видел факта собственными глазами. А раз он не может утверждать, то не может и делать этот факт основанием безошибочного рассуждения… И разве у него нет способа проверить этот факт? Если незнакомец — Кишнайя, Барбассон сумеет это узнать.

Сделав такое предположение, Барбассон не мог уже оставаться на месте.

Если Кишнайя был жив и пробрался в Нухурмур, под чужим именем, то погибли все — и принц, и его товарищи, и он сам, ибо тхуг не мог иметь никакой иной цели как выдачи их англичанам… Почем знать, быть может, красные мундиры уже оцепили пещеры! Невозможно было прожить и пяти минут с таким предположением, а потому Барбассон решил немедленно проверить свои подозрения.

План, составленный им, был очень прост; для исполнения его требовалась только ловкость. Принц предоставил свой большой салон членам Совета Семи, которые буквально падали от усталости, после быстрой и продолжительной ходьбы и без всяких церемоний расположились спать на мягких коврах, разостланных на полу этой комнаты. Ночная лампа, спускавшаяся с потолка, освещала спящих бледным и тусклым светом. Барбассон вошел босиком в комнату гостей; все спали глубоким и спокойным сном. Заметив место, где находится Кишнайя, он погасил лампу и осторожно лег около него; ободренный этим первым успехом, он подождал несколько минут, чтобы дать время пройти легкой дрожи, вызванной волнением. Затем он взял правую руку незнакомца и несколько раз пошевелил ею, как человек, который желает привлечь к себе внимание только того, с кем он хочет говорить; потом, чтобы тот не заговорил сразу громко, он шепнул ему на ухо:

— Кишнайя! Кишнайя! Ты спишь?

Сдержанный, таинственный тон этих слов должен был предупредить вопрошающего, что нужно отвечать осторожно. Барбассон с томительной тревогой ждал пробуждения спящего. Если он ошибался, у него готов был выход: он спросит незнакомца, не желает ли он, чтобы снова зажгли лампу, а последний, ничего не понимая со сна, не придаст значения другим словам, которые слышал. Все это было, впрочем, неважно, если спящий — не Кишнайя. Провансалец спросил вторично:

— Кишнайя, ты спишь?

Вслед за этим он услыхал слова, сказанные еще более глухим тоном:

— Кто меня зовет?.. Это ты, Дамара?

Волнение Барбассона было так сильно, что он не в состоянии был отвечать сразу; сдавленное горло отказывалось ему служить; понимая опасность молчания, он призвал на помощь всю свою энергию и сказал; «Да!», на что получил немедленный ответ:

— Неосторожный! Не произноси здесь моего имени… Все они считают меня повешенным; если они узнают, кто мы такие, — мы не выйдем живыми из Нухурмура… Что тебе нужно?

— Видишь, — сказал Барбассон с большей на этот раз уверенностью, — они погасили лампу… Ты не боишься западни?

— Только-то!.. Спи спокойно и дай мне также покой, я нуждаюсь в отдыхе… Никто ничего не подозревает.

— Ты отвечаешь за нас… Я не особенно спокойно чувствую себя здесь.

— Да, я отвечаю за всех вас… Спокойной ночи, трус, и не буди меня больше.

И Кишнайя повернулся в противоположную сторону от мнимого Дамары, а несколько минут спустя его спокойное и ровное дыхание показало, что он опять заснул глубоким сном. Видя, что нет больше никакой опасности, Барбассон тихонько вышел из комнаты и поспешил к себе, где прежде всего погрузил лицо в воду. Он задыхался… Кровь прилила ему к голове с такой силой, что он опасался апоплексического удара. После того он успокоился, насколько это было возможно при данных обстоятельствах.

— Ага! Господин Кишнайя! — сказал он, когда к нему опять вернулась способность говорить. — Вы недовольны, что вас не повесили, и имеете смелость положить голову прямо в пасть волку, как говорил Барнет, обожавший эту метафору… Ну, теперь вы будете иметь дело со мной, и на этот раз я вас не выпущу.