Камилл Бурникель - Селинунт, или Покои императора

• Название: Селинунт, или Покои императора
• Автор: Камилл Бурникель
• Издательство: ТЕРРА-Книжный клуб
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00341-2

Камилл Бурникель (р. 1918) — один из самых ярких французских писателей XX в. Его произведения не раз отмечались престижными литературными премиями. Вершина творчества Бурникеля — роман «Темп», написанный по горячим следам сенсации, произведенной «уходом» знаменитого шахматиста Фишера. Писатель утверждает: гений сам вправе сделать выбор между свободой и славой. А вот у героя романа «Селинунт, или Покои императора» иные представления о ценностях: погоня за внешним эффектом приводит к гибели таланта. «Селинунт» удостоен в 1970 г. премии «Медичи». «Темп» получил в 1977 г. Большую премию Французской академии.

---

Неважно, сколько времени мы там провели. Это был опыт выживания на леднике или в водолазном колоколе. И вдруг все было решено, в несколько минут пришлось собрать котомки и смотаться. От Жеро не последовало никаких объяснений. Не в его духе было их давать, не в моем их спрашивать. Во всяком случае, в том, что касается удобств, жалеть было не о чем.

Все же это была довольно волнующая минута: Жеро прижался лбом к стеклу, последний раз глядя на озеро. Все кончено. Мы уезжали, причем не на машине: бедняжка испустила дух, напоровшись на вешку. Еще не зная, где мы причалим окончательно, мы находились в дороге, так еще и не выбравшись из полярной ночи. Междугородний автобус остановился на стоянке перед зданием с кондиционерами, похожим на большую клетку из стекла и алюминия на обочине хай-вэя.[12] Жеро спал, наполовину высунувшись в проход. Мне пришлось через него перешагнуть. На цементной площадке, слепящей отраженным светом электрических фонарей, стояли и другие автобусы. Одни пассажиры остались внутри герметически закрытых машин, свернувшись калачиком, словно зазябшие животные, баюкаемые гудением вентиляторов, другие — гораздо более многочисленные — заполонили закусочную, отправились к туалетам или торговым автоматам. Потерянный в белой ночи, переполненный снующими туда-сюда людьми, ресторан походил на растревоженный улей. У стойки толпился народ. В конце концов я нашел себе местечко рядом с водителем нашего автобуса, который, усевшись перед огромным гамбургером, мирно хрумкал листьями салата, сдобренными сыром. Слегка ошеломленный всей этой сутолокой — впервые после больницы меня окружало столько людей сразу — я чувствовал себя спокойнее в его соседстве, поскольку был уверен, что не опоздаю к отъезду. Что касается расспросов о причине этой экспедиции и почему я очутился здесь посреди ночи, то, наверное, именно такие вопросы менее всего пристало задавать в подобный час и в подобном месте, предназначенном для ночных остановок и транзитных пассажиров.

Три-четыре девушки за стойкой обслуживали клиентов. Моя физиономия, должно быть, напомнила одной из них что-то или кого-то: она спросила, каким ветром меня сюда занесло и куда я еду, утверждая, будто встречала меня в Денвере, Колорадо. Я сам должен был сообщить ей, при каких обстоятельствах. Слегка оплывшая девушка-барабанщица, отшагавшая свое на торжественных парадах при нескольких президентах и, наверное, сменившая не одно место, прежде чем стать ночной официанткой в этом ресторане. Я предпочел бы спокойно переваривать свой беф-строганоф, а не повторять этой особе, что я никогда не был там, где она говорит, ни разу не выезжал западнее Канзаса. Но она не унималась, продолжая курсировать с одного конца стойки до другого: «Правда, может быть, в Вичите?» Стоя тут, словно на перекрестке, на пересечении всех дорог, она спокойно могла ошибиться городом, направлением. По одну сторону со мной расположилась компания парней и девиц в дубленках и расшитых кафтанах, наряженных словно для половецких плясок, и они уже начинали терять терпение. Решительно, я выпал из гнезда. Это я рядом с ними походил на отщепенца, на иммигранта из далеких степей. Голова у меня начинала идти кругом. Официантка все не отступала, и я в конце концов извинился, что не признал ее раньше. «С ними лучше не спорить!» — заключил водитель автобуса, вылизывая черничное желе с донышка картонного стаканчика. Он только что заказал себе второй гигантский гамбургер. У нас было полно времени.

Прежде чем расплатиться, я спросил два хот-дога для Жеро. Потом пошел купить сигареты и ненадолго задержался у газетной палатки. Глядя на все эти заголовки, пестроту иллюстрированных журналов, я вдруг осознал, сколько же времени прошло после моей операции, а еще четче — насколько я отстал от всего, из чего была соткана современность — подлинная или вымышленная. Не на годы, конечно, но на отрезок времени, который, живя в холоде (что, впрочем, под конец мы оба неплохо переносили), было все труднее определить.

Водитель, уплатив по счету, направился в уборную, Когда я выходил в застекленный тамбур, девица за стойкой, которую я якобы встречал в Вичите, сделала мне ручкой, я ей ответил. Потом пошел к автобусу и встал в очередь к дверям. Только на середине коридора я увидел, что Жеро на месте нет. Это казалось столь невероятным, что я все же дошел до конца, чтобы убедиться, что он не провалился между сиденьями. Сумка его тоже исчезла. Никаких сомнений: Жеро ушел. Я снова вышел из автобуса, побежал к автовокзалу, где только что был и который теперь почти опустел. На стоянке оставалось только несколько отдельных машин, вероятно, принадлежавших сотрудникам. Все другие автобусы уехали, каждый в свою сторону. Зал ожидания, ресторан, газетный развал, закоулок с раковинами телефонов, туалет, умывальная комната… я заглянул всюду, потом дважды обежал здание снаружи. Снова очутился в холле. Нет Жеро. Нигде нет Жеро! И вдруг я ясно понял: никогда не будет Жеро! Я не мог поверить, что это случилось, что это произошло наяву, а не во сне, поскольку я никогда не смогу потом утверждать, что «присутствовал при его уходе», был рядом в ту самую секунду, когда он ушел из моей жизни.

Я стоял, не в состоянии принять решение. На табло менялось расписание: время прибытия, отъезда, пересадки. Все эти цифры плясали у меня перед глазами. Как узнать, в каком направлении упорхнул Жеро в те полчаса, что я сидел на табурете за стойкой? Наверняка сел на первый уходящий автобус. Если только не подсел в кабину какого-нибудь автомобиля или грузовика. Меня позвали длинными гудками клаксона. Срочно надо было что-то решать. Совершенно пустая площадка поблескивала под прожекторами, словно посыпанная слюдой. Едва я сел на свое место, как мы уже снова катили в ночи. В направлении, которое наобум выбрал Жеро, намереваясь бросить меня по дороге. Один из парней, которых я видел за стойкой, сел на незанятое место рядом со мной. А куда делись остальные? Он вынул из кармана плейер и вставил в уши крошечные наушники. Я слышал далекое потрескивание и время от времени, словно доносящийся с другой планеты, звук какого-то инструмента, испускавшего истеричную ноту в самом верхнем регистре. Всего остального было не расслышать. Сосед жестом предложил мне один из наушников. Я отказался также и от сигареты, которую он мне протянул. «Ваш приятель вас кинул?.. Вы в Нью-Йорк едете?» Если б я имел хоть малейшее представление о том, где окажусь в конечном счете! Мне потребуется немало времени, чтобы понять и обернуться. Немало времени, чтобы покончить с Жеро, начав все с самого начала и, по мере возможности, постараться во всем разобраться.

Из глубины ночи появлялись яркие точки, сначала летели прямо в стекло, потом вдруг отклонялись от своего пути и проносились мимо, словно метеоры. Такова будет отныне и моя задача: пытаться улавливать сигналы, стремиться расставлять ориентиры. «Ваш приятель вас кинул?» Что на это ответить! Мы с Жеро ни находили, ни теряли друг друга. Жеро сделал то, что считал нужным сделать, чтобы не запереть себя в песочных часах, отсчитывающих оставшиеся ему дни. На самом деле все пойдет своим чередом, но теперь уже во мне. Мне заканчивать только что оставленную им партию, пользуясь картами, выпавшими из его руки. Выигрывал ли он? Проигрывал?.. Возможно, я всегда предчувствовал, что все так и случится. С первой же ночи, как я его увидел, когда санитары везли его на каталке, с бутылкой плазмы над головой. Случай сблизил нас на мгновение, словно две лодки на быстрине. Теперь он один плыл к порогам. А потом — прыжок в пустоту!.. Он остался хозяином своего ухода, в тот самый момент, когда принял о нем решение. И теперь между нами останется только один страховочный канат: этот голос, который я слушал и в конце концов стану смешивать… не слишком отличать от своего собственного.

* * *

Шантаж! Гнусный шантаж! Афера, созданная на пустом месте! A forgery!..[13] Как я посмел замахнуться на такую глыбу, писать им, преследовать, требовать отчета?.. А я-то погряз в составлении своего досье, убежденный в том, что лучший способ прояснить тайну — это воззвать к прошлому! Был ли Шекспир Шекспиром? А Гомер — старым бородатым аэдом, стоящим на самой верхней ступеньке античной лестницы, или порождением общественных интересов, под прикрытием которых кучка стихоплетов набивала руку на сочинении гомеровских од?.. И я, вооружившись этими примерами, совершенно простодушно задавал свой вопрос: был ли Атарассо Атарассо? Можно ли и дальше приписывать ему посмертные публикации и утверждать, что «Археологический сборник» и «Описание Земной Империи» принадлежат одному перу, написаны одним человеком?.. Кто позволил мне приподнять эту завесу? Кто уполномочил присовокупить эту главу к секретным материалам истории литературы, выступить в роли следователя в процессе о развенчании? Знаменитые подделки! Я придирался к датам, оперировал произвольными сопоставлениями, извлекал поспешные выводы из мелких фактов, которые (все остальные) находили незначительными, из банальных и случайных (для них) совпадений, к которым еще никто не привлекал внимания.