Александр Ян - Выстрелы с той стороны

• Название: Выстрелы с той стороны
• Автор: Александр Ян
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга цикла «В час, когда луна взойдет». Начало 22-го века. После глобальной войны и глобальной экологической катастрофы, случившихся в середине 21-го века, власть на Земле принадлежит вампирам. Это «классические» вампиры по Стокеру, т. е. нежить, вступившая в союз с нечистой силой. Сложная клановая иерархия вампиров смыкается с государственной иерархией объединенной всемирной сверхдержавы — Союза Свободных Наций. Техническая и информационная мощь соединенных сил государства и нечисти такова, что, кажется, сопротивление невозможно. Тем не менее, оно есть. Эней, собрав новую группу, расследует гибель прежней.

---

Габриэлян никогда не пользовался служебным положением в личных целях. Или вернее так: Габриэлян выбирал себе такие цели, в которых можно было спокойно воспользоваться служебным положением, и служба от этого только выиграла бы. Случай с Саневичем был как раз из этой категории — удовлетворение собственного любопытства за государственный счёт. Но для того, чтобы поговорить, нужно, как минимум, знать начатки местного диалекта, не так ли? «Лягут белые снега ранним утром четверга…» Ох, не выйдет разговора, а попробовать надо. О здешних делах можно не беспокоиться. Сто из ста, они заявят о себе сами — ещё до рассвета.

Кессель тоже писал стихи, и пишет до сих пор, там их многие пишут. Есть о чём. Наверное, существование в виду обыденной смерти обостряет восприятие до нужной степени — чтобы пресловутая творческая жилка наполнилась кровью и билась с потребной частотой. Есть такая теория, что благополучие таланту неполезно, у него начинается анемия — уход в выдуманные миры, игра словесами и созвучиями… В отдаленной перспективе и это хорошо — поэтический язык обогащается, нарабатываются формотворческие методы… но штука в том, что хорошее содержание отыскать сложнее, чем выдумать хорошую форму. Хотя большинство ныне живущих и не поймет содержания, не пожелает понять — не потому что слишком сложно, а потому что для этого нужно впустить внутрь то, что впускать совсем не хочется. Так что пароль-отзыв у Саневича скорей выйдет со мной, чем с любым из рядовых граждан.

«Кроме свободы, кроме удачи и славы…» Нет, хватит. Спать-спать-спать. Потому что на меня непроснувшегося не то что Мозес, комар не позарится. Хотя Сурт их, извращенцев, знает…

Комм засвиристел, казалось, едва только Габриэлян закрыл глаза — и он мысленно проклял всё на свете — но когда «продрал вежды» и глянул в окно, увидел, что дома темнее неба.

— Вадим Арович Габриэлян? — спросил незнакомый голос на той стороне добра и зла. Экранчик не загорелся. Модулятор не позволял определить даже пол говорящего.

— Он самый. С кем имею честь?

— Я не могу сказать в открытом эфире. Пожалуйста, будьте через сорок минут у Левши. Есть очень важная информация. Приходите один — я буду на машине, вас заберу. Если вам страшно без прикрытия, захватите маячок или снитч, пусть ваши следуют за нами кварталах в двух. Мы покатаемся, и я вам все расскажу, а потом высажу, но меня никто, кроме вас, не должен видеть, слышали? Или вы один, или у нас разговора не будет. До свидания.

— Конец связи, — сказал голос робота.

В «открытом эфире». Вчера это словосочетание дважды употребил Бродский. Ну вот, значит, и решилось, кто у нас Тессио.

— Король, — Габриэлян сел на постели.

— Я проснулся. Сколько у нас времени?

— Десять у меня. — Габриэлян уже хлюпал водой в душе, — пятнадцать у тебя.

Полчаса — это как раз дойти пешком. Пусть господин ломает голову или что у него там. Если он попытается форсировать события — тем лучше. «А у меня для тебя сюрприз, — сказала Красная Шапочка волку, — Меня зовут Ма Бейкер»[16].

Левша — неплохая мобильная скульптура работы Фейнмана (а вот пластическое искусство не пострадало, и даже наоборот — промелькнуло в голове). Тульский национальный герой то разглядывает блоху в «мелкоскоп», то протягивает «мелкоскоп» прохожему на предмет посмотреть — и если заглянуть в окуляр, можно видеть, как блоха пляшет камаринского. Технично и иронично. А на барельефе за спиной Левши тенями мелькают Платов, государь-ампиратор, новый царь, английский шкипер и морские черти.

Когда Габриэлян подошел к памятнику, один из морских чертей ожил и обрушился на него. Габриэлян усилием заставил себя не уйти с линии атаки, успел заметить маленькую плоскую коробочку в руке чёрта — а потом ударил разряд, и он повалился навзничь.

Сознания он не потерял — просто от удара током свело все тело в короткой мучительной судороге и потемнело в глазах. Он чувствовал, как его переворачивают на бок, заламывают за спину руки, слышал приближающийся гул мотора и позвякивание металла — так, этот тип в накидке-хамелеоне достал наручники — обонял мокрый асфальт, ощущал на языке озон, исходящий от автомобиля — но не видел машины, хотя и знал, что она чёрная.

— Поверх рукавов, Ник, — сказал Фальковский — видимо, в открытое окно: звука открываемой двери Габриэлян не уловил. — Нам ведь не нужно, чтобы остались следы.

Однако, он ещё и не один… Ну, нахальный пошел маньяк. И бестолковый. Пистолет не отобрал, локти дополнительными браслетами не зафиксировал… Может, он и «кое-что» через запятую пишет?

Дверь открылась. Произошла рокировка: втащив Габриэляна на заднее сиденье лимузина, тип в «хамелеоне» сел за руль, а Фальковский переместился напротив.

Габриэлян проморгался и увидел, что они не совсем одни — рядом на сиденье, безвольно свесив голову на грудь, обретается Бродский. Как видно, его тоже угостили разрядом — но пожилой и нетренированный организм перенес это значительно хуже.

— Позвольте представить вам вашего соседа, Вадим Арович. Бродский Семён Витальевич, известный в оперативных разработках под кличкой «Мозес». Серийный убийца. И вы, к большому сожалению, окажетесь его последней жертвой. Но перед тем как истечь кровью — застрелите его из табельного оружия. Интереснее мотогонок, правда?

Габриэлян пошевелил губами. Нет, этот сценарий нам категорически не годится. Попытка меня убить совершенно ничего не значит. Он должен попытаться меня заесть.

— К чьему сожалению? — вслух поинтересовался он.

— Разве не к вашему и вашего шефа? Я бы на его месте ценил такие кадры.

Габриэлян по очереди напрягал и расслаблял мышцы, разгоняя слабость. Великая вещь рутина, зря Юрий Андреевич её не ценит. Но теперь хотя бы понятно, почему под ногтями жертв никогда ничего не находили: у них не было сил царапаться. Ну же!

— И как вы сумеете залегендировать смерти от потери крови?

— Да так и сумеем. Замысел хорош — притвориться старшим-нелегалом. Покойник Бродский был умный человек. Кровь сливал и как-то утилизовал. Неважно как — он уже не сможет объяснить. Но мне-то её сливать не обязательно. Не бойтесь, Вадим Арович, — из кармана Фальковского показался тисненый замшевый футлярчик, этакие миниатюрные ножны. Из ножен — ланцет. — Больно не будет, уверяю вас.

— Странно, что вы изменили своим привычкам. Или привычкам Бродского, если вы настаиваете на этой версии.

Фальковский поднял брови.

— Вы ведь раньше никогда не убивали прямо в машине.

Фальковский снова улыбнулся.

— Четыре раза. Читали следственное дело? Просто полицаи не могут отыскать собственную голову. Да не очень-то и хо…

Габриэлян ударил. Это было одно из правил, которые вколачивал в них Васильев: в поединке со старшим у человека есть шанс лишь тогда, когда ему принадлежит инициатива.

Он ударил обеими ногами в голову, целясь в челюсть, но немного промазал — одна из подошв пришлась в ухо, другая в шею. Ладно, сгодится, — Габриэлян, левой ногой прижимая Фальковского к сиденью, правой добавил в нос. И, пригнувшись, провернул руки из-за спины над головой. Плечи хрустнули, но связки выдержали, хотя Габриэлян не растягивал их довольно давно.

Фальковский успел достать его ланцетом по ногам — но ни под коленкой, ни на бедре артерию не задел. Габриэляну пришлось выбивать ланцет из его руки, и за это время вампир ногтями разорвал и пальто, и джемпер, и плечо, пытаясь добраться до горла. Очень кстати — именно правый рукав.

На счастье Габриэляна перегородка между салоном и водительским сиденьем была звуконепроницаемой — а к возне за спиной шоферюга, наверное, привык. На несчастье Габриэляна господин Смирнов медлил…

Интересно, подумал Габриэлян, это он сам развлекается, или у него всё-таки приказ? Тесно здесь… Он резко дёрнул правую руку вниз, наручники мешали, но это мы тоже проходили. Первую пулю Фальковский получил в горло. Вторую — куда-то в область грудной клетки. Калибр мелкий, пукалка, но на такой дистанции… этого шофер уже не заметить не мог. А реакцию его патрона, наверное, и вороны на проводах не пропустили.

Фальковский перехватил наручники за цепь, резко дёрнул на себя, и Габриэлян мог только упираться коленями ему в живот и мотать головой, чтобы уберечь шею. «Уж он мял его и ломал его…» Почему он не использует волну? Почему он меня не давит — ведь самое время? И тут все щелчком встало на свои места — история Анжелы и вообще все фальковские выверты, шокер, водитель-сообщник, и то, что Фальковский не пытался сделать карьеру, то, что жертвы выбирались по признаку, который мог заметить только варк… Он не умеет проецировать эмоции. Он… импотент. Он подражает настоящим, правильным вампирам. И ланцет… ох, какой интересный случай. Если он меня не загрызёт, это просто можно будет публиковать…