Александр Ян - Выстрелы с той стороны

• Название: Выстрелы с той стороны
• Автор: Александр Ян
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая книга цикла «В час, когда луна взойдет». Начало 22-го века. После глобальной войны и глобальной экологической катастрофы, случившихся в середине 21-го века, власть на Земле принадлежит вампирам. Это «классические» вампиры по Стокеру, т. е. нежить, вступившая в союз с нечистой силой. Сложная клановая иерархия вампиров смыкается с государственной иерархией объединенной всемирной сверхдержавы — Союза Свободных Наций. Техническая и информационная мощь соединенных сил государства и нечисти такова, что, кажется, сопротивление невозможно. Тем не менее, оно есть. Эней, собрав новую группу, расследует гибель прежней.

---

Костя задумчиво побарабанил пальцами по стопке.

— Знаешь, а ведь я на тебя тоже наехать должен. Потому что выходит — исповедь твоя была неполной и неискренней, раз, — священник загнул палец. — Епитимью наложенную мной, ты самовольно счел недостаточной и сам усугубил — два. И подвергаешь ей не только себя, но и другого человека, который о том не просил — три.

— Это почему же неискренней? — наклонил голову Эней.

— А потому что ты, исповедуясь, думал себе: мели, поп, а уж насколько тяжел мой грех и как себя за это наказывать, я сам разберусь. Что, не так?

— Не так. Ничего такого я не думал.

— Думал. Может, словами про себя не так формулировал — но до этого твоего теперешнего образа действий надо было додуматься.

— А что, нужно продолжать в прежнем духе, как ничего и не было? Мы с ней человека пытали и убили, падре. И ты думаешь, я прочитаю положенное число Розариев, и буду жить как жил, да? Не делай такое лицо, я знаю, что ты сейчас скажешь: это она, а я хотел помешать, но был отравлен, так что Эллерт сама себе эту постель постелила. Нет. Ты сам говорил, что мы теперь едина плоть. Едина. Один человек. И часть меня — внутри, там, глубоко, она хотела этого, Кен. Я этого хотел.

— Вы в Братиславе весьма жестко обошлись с «толкачом». А потом убили его. И ты так не раскисал по этому поводу, а знаешь, отчего? Не оттого, что он был мразь и уголовник, а она — старушка, Божий одуванчик. Нет. А оттого, что она для вас обоих продолжала оставаться своей. Командиром. Членом штаба. Что не так? — Костя повернул лицо к каюте, где скрылась Мэй, и повторил уже громко: — Что, не так?

Ответом была тишина. Ну, уже лучше, чем слезы.

— А теперь вынь голову из-под мышки и оглянись. Ты все еще командир. У тебя на борту пацан, который, спасая тебе жизнь, впервые убил человека, и тоже весьма не сахарно по этому поводу себя чувствует, у тебя на борту эмпат, которому все ваши закидоны как серпом по молоту, и парень, за которым глаз да глаз, не ровен час опять СБшника замочит. Если тебе охота заняться самобичеванием, я одолжу отличный армейский ремешок, а может, и правую руку, если очень попросишь. Но команду от твоих душевных содроганий трясти не должно, дун ма?[23]

— Дун лэ, — Эней невесело усмехнулся. — Только как насчет тайны исповеди?

— А у нас не исповедь. У нас просто разговор под коньячок. Мэй, иди сюда! Иди, я наливаю, — он демонстративно громко стукнул о стол третьей стопкой и налил три порции — так, чтобы она слышала.

В каюте повозились, но никто не вышел.

— Ну, не хочешь — как хочешь, — они снова выпили, Костя нарочито шумно выдохнул.

— Знаешь, — Эней вертел стопку в пальцах. — Когда я был маленький, у нас вышел такой случай… Короче, у отца был друг, у него жена, мы ходили друг к другу в гости, на пикники вместе ездили, нас с сестрой все время припахивали за их малышней следить… неважно. Отец был вольный копейщик, а Стэн… ну, друг этот — он Степан, но все его звали Стэн — они с женой работали на Днепромаше в отделе сбыта, он агентом, она переводчиком. И как-то раз начальник ее мужа проштрафился по-крупному. Взял откат от кого-то. Он спал с одной из переводчиц, она в курилке проболталась, что с этого отката ей что-то обломилось, а Нина, ну, жена Стэна, она доложила по начальству, и того парня поперли, а Стэна взяли на его место. Он сначала удивлялся — почему это его продвинули, как история с откатом наружу выплыла? Потому что он тоже знал, но не донес. Нина сама ему сказала: это-де я, а ты меня не ценишь. Похвасталась, понимаешь? После этого Стэн с ней развелся, причем из дома ушел буквально в чем был, у нас ночевал, пока не снял квартиру. С Днепромаша тоже ушел. И Нину стал просто ненавидеть. До того, что заикался, когда говорил о ней. А она тоже к нам ходила, родители с ней не рвали контактов. Ходила, плакала, жаловалась на него… Я знал, понимал, что родители ее не одобряют, что принимают просто из жалости. У нас же была подпольная станция «железной дороги», в наших обстоятельствах донос — это было бы убийство, я с пеленок именно так привык к делу относиться, но… Костя, это и вправду было самое несчастное на свете существо. Она даже не понимала, что именно сделала не так. Ума не хватало, что в голову вложили с детства — то и окаменело там. Достоинство положить забыли. Бывает. Я ее с трудом терпел, но Стэна вообще видеть не мог, меня от него просто тошнило, у него на лбу вот такими буквами было написано «Я прав», и хотелось швабру взять и вот это «Я прав» с его лица стереть. Почему он меня так выводил, я тогда не понимал, но дал себе слово таким не быть и вот в это не превращаться.

Он помолчал и добавил:

— Нагрубил я ему как-то, отец извиняться заставил. Это был первый раз, когда он меня не понял, а я не мог объяснить. Отец действительно считал его очень порядочным и щепетильным человеком, и я не мог разъяснить, что с ним не так. И сейчас, наверное, не смогу. Но я точно знаю, что я не Стэн. И если ради меня моя женщина совершила что-то скверное — то я виноват не меньше, чем наполовину. Потому что я знал, на ком женюсь. И пока она убивала под моей командой — меня все устраивало. Как Стэна устраивала его «стэпфордская жена» без достоинства. Я Мэй не отталкиваю и не наказываю, падре. Я просто знаю, что она обнимет меня — и я все забуду. Тут даже не о прощении речь — я просто всякую вину видеть перестану, я все предам, чему меня перед крещением учили, один поцелуй — и готово! И все будет как раньше — проехали и забыли.

В каюте густела тишина. Пусть послушает, подумал Костя, ей полезно.

— Только она мне не верит, — Эней в отчаянии уронил голову. — Как сделать так, чтобы поверила?

— Никак, — сказал Костя. — Просто пойди, обними ее, поцелуй — и… не будь Стэном, короче, раз уж решил им не быть. Могучую силу полового секаса ты переоцениваешь. Совесть, конечно, половым путем не передается, но и ее отсутствие тоже. Не хочешь предавать свои принципы — так и не предавай, ты сам себе хозяин. И вообще… раз уж ты мне поучительную историю из своего детства рассказал, расскажу и я тебе. Ты краешек её слышал, но насчёт самого главного не в курсе. Жил-был на свете мальчик Костя. Захотелось Косте мир посмотреть, себя показать — и чтоб не сильно потратиться. Пошёл мальчик Костя в армию, а по материальной части его Бог не обидел — и загремел Костя в морской десант. Аккурат семь годиков тому.

В глазах Энея что-то блеснуло.

— Ирландия?

— Она самая. Очередная «гуманитарная интервенция», но это-то не важно. Расскажу только о том, как обратился.

Он налил еще сто грамм и выпил одним духом.

— Мы конвой вели, в центральные графства через Каван. Дублин тогда контролировали сепаратисты, так что конвой шел из Белфаста. Погода — хуже некуда, метеорологи опять пальцем не скажу куда попали, но точно не в небо. Дождь сплошной, ветер. Поддержка сверху запаздывает минут на пять, если не на десять, а беспилотники еще и чудят. А обстоятельства натурально партизанские — когда угодно, где угодно и что угодно. И с использованием чего попало. И пленных не берут, напрочь. И не разбирают — военный конвой или лекарства кому везёт. У нас никто не понимал ни рожна — сволочи, мы ж с вами не воюем. Если б воевали, мы бы весь ваш остров раскатали в тонкий блин — долго ли умеючи. Но кто ж после Полуночи на такое пойдет? А эти как будто не знают… Мы для них не люди, а так — саранча. И вот под самым Каваном нас атакуют — и мы их выносим к чертовой матери, злые как я не знаю, кто. И… прихватили пленного. Сами удивились. Оружия у него не было. Священник. Один из этих, из-за которых тут весь этот кавардак… Русский.

Костя повертел стакан в руке, но наливать не стал.

— Это было как сумасшествие какое-то. Я не думал, что с ребятами такое может сделаться. Сначала его просто трясли — объясни. Какого ж вы…? Какого же ты, ты же наш, русский же, ну что ты с этими…? А он чем дальше пытается объяснить — тем больше народ злится. Стоит он тут, кашицу свою несет, лицемер. Паства его нас только что обстреливала, а он им, значит, этот грех прощает? А вокруг такое «прости», что дальше некуда уже. Вот и двинули ему, чтобы он врать хотя бы перестал. А он опять за своё. Еще раз двинули. В кураж вошли. И тут наш комотд… Комод натуральный, дубовый… выключил связь. И приказ отдал.

Костя посмотрел на неподвижное лицо Энея, вспомнил, что Игорь рассказывал про мотель и моторовцев, что сам успел увидеть…

— Стреляли по рукам, по ногам… Из мелкого калибра, чтобы не сразу умер. А он, пока мог говорить, говорил: «Боже, прости им, как простил своим… марана та, ребята», — говорил… Я в него не стрелял. Пойми, я это не в заслугу себе ставлю — мог бы одной пулей положить всему конец — но… растерялся. Не испугался даже. Просто не понимал, что происходит, и как это могло случиться — здесь, сейчас, со мной, с ребятами… А они потом уговорили себя, что ничего не случилось. Даже во время разбирательства повторяли. Да, — кивнул Костя, — конечно, разбирательство, а как же? Связь, она пропадать не должна. И гражданских вне боя убивать тоже нельзя, а уж тем более так. Люди от этого портятся. Наши вот испортились. В один голос почти — мол, какой же это человек? Фанатик. В него стреляют, а он… Если бы он нас хотя бы обматерил, а так — понятно, что оборотень. В общем, тех, кто бил и стрелял — под суд, комода — в тюрягу, с унтеров лычки долой, остальным втык за нарушение инструкции. А мне как-то показалось, что не инструкцию я там нарушил… Не только инструкцию…