Гай Гибсон - Бомбы сброшены!

• Название: Бомбы сброшены!
• Автор: Гай Гибсон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011552-0

Перед вами мемуары двух летчиков-асов, воевавших по разные стороны фронта во Второй мировой войне: немецкого — Ханса-Ульриха Руделя и английского — Гая Пенроуза Гибсона. Оба были пилотами бомбардировщиков, прошли всю войну. Первый — Ханс-Ульрих Рудель, единственный летчик Люфтваффе, награжденный Золотыми Дубовыми Листьями с Мечами и Бриллиантами к Рыцарскому Кресту.

Второй — Гай Пенроуз Гибсон, кавалер Креста Виктории, летчик, «утопивший» Германию, командир знаменитой 617-й эскадрильи снайперов Бомбардировочного Командования. Вы узнаете много нового о жизни и быте пилотов Королевских ВВС и Люфтваффе, о том, как действовали немецкие пикировщики и британские тяжелые бомбардировщики, поймете, почему «странную войну» называли именно так. Книга будет интересна как любителям военной истории, так и специалистам.

---

После захвата Нальчика мы совершили несколько вылетов на восток, к линии фронта, проходившей по Тереку. Мы атаковали цели в районе Моздока. Затем нас совершенно неожиданно отозвали в Белореченскую, так как в районе Туапсе все еще продолжались ожесточенные бои за обладание ключевыми пунктами. Этим мы занимались до ноября. Тем временем я совершил 650-й боевой вылет и на несколько недель полностью вышел из строя. Желтуха! Какое-то время я еще сомневался, потом надеялся, что все обойдется, и меня не отстранят от полетов по болезни. Однако белки моих глаз пожелтели, такой же цвет приобрела и кожа. Если кто-то спрашивал меня о самочувствии, я все категорически отрицал, хотя генерал Пфлюгбейль не раз пытался уложить меня на больничную койку. Какие-то предатели говорили, что я ем слишком много взбитых сливок. Может быть, в их словах была доля правды. Генерал привез ящик шампанского, чтобы отпраздновать мой 600-й боевой вылет, и был страшно удивлен, когда я сказал, что не смогу воспользоваться его подарком. Пришлось объяснить, что мои кулинарные слабости находятся в несколько иной области. Через пару дней прибыли несколько больших тортов и две банки взбитых сливок. Достать это было нетрудно, учитывая большое количество коров в округе. В течение двух дней мы питались исключительно этими сладостями. После этого пиршества ни один экипаж не был в состоянии подняться в воздух. Я стал желтым, как айва, когда прибыл Ме-108 с приказом генерала забрать меня. Пфлюгбейль приказал отправить меня в госпиталь в Ростов, причем, если понадобится — силой. Я сумел убедить пилота сделать посадку в Карповой возле Сталинграда, чтобы сообщить моему командиру эскадры. В штабе эскадры я буквально рыл копытом землю, только чтобы остаться при эскадре и отсюда передать командование эскадрильей кому-нибудь другому. Но все мои усилия оказались напрасны. Командир эскадры пообещал после выздоровления назначить меня командиром 1-й эскадрильи, с которой я когда-то начинал русскую кампанию.

«Но сначала — госпиталь!»

Вот так в середине ноября я оказался в госпитале в Ростове.

Глава 7 Сталинград

Пребывание в госпитале серьезно истрепало мне нервы. Я проболтался там целую неделю. Но при этом я не мог заметить никаких изменений в своем состоянии, хотя мне удалось почти полностью восстановить свои силы. Сказались строгая диета и непривычно долгое лежание в постели. Мне не следовало ожидать визига моих товарищей, так как им пришлось бы слишком долго добираться до госпиталя.

Хотя мы находились недалеко от моря, уже изрядно похолодало. Я сильно страдал от сквозняков. Дело в том, что окна были закрыты в основном кусками картонных коробок, а не стеклом.

Лечивший меня доктор был отличным парнем, однако я вывел его из терпения. Поэтому однажды он, радостный, вошел в палату и сообщил:

«Послезавтра в Германию уходит санитарный поезд. Я намерен отправить вас с ним».

«Но я не собираюсь уезжать».

«Вам просто необходимо отправиться домой для лечения. Что вы думаете по этому поводу?»

Его профессиональная гордость была уязвлена.

«Но меня не могут отправить с фронта по такой глупой причине, как болезнь. Это очень хороший госпиталь, но я слишком долго провалялся в постели» — Чтобы не оставить у него ни малейших сомнений в том, что я хотел сказать, я добавил: «Я должен немедленно лететь обратно в свою эскадрилью».

Теперь доктор разозлился по-настоящему. Он открыл было рот, снова закрыл его и наконец взбешенный рявкнул:

«Я снимаю с себя всякую ответственность. Вы понимаете? Я больше ни за что не отвечаю!» Он помолчал немного, а потом резко добавил: «Более того, я сделаю соответствующую запись в ваших бумагах».

Я собрал свои вещи, забрал в канцелярии документы и помчался на аэродром. Там служил механик, который часто обслуживал мой самолет в эскадрилье. Единственное, что мне требовалось, — немного удачи. Самолет только что прибыл из ремонтных мастерских. Сейчас его было нужно перегнать на фронтовой аэродром в Карпово, находящийся в 10 милях от Сталинграда. Я не могу сказать, что чувствовал себя совершенно здоровым. Меня все еще шатало, словно спросонья. Однако я полагал, что причиной этому является свежий воздух, а не моя болезнь.

Ровно через 2 часа я оказался на аэродроме в Карпово, пролетев через Тацинскую, Сурвиково и Калач. Взлетная полоса была забита самолетами, в основном пикировщиками из моей эскадры, а также принадлежащими другим частям и подразделениям. Сам аэродром не позволял замаскировать самолеты, так как находился в открытой степи. Взлетная полоса имела небольшой наклон.

После приземления я выбрался из кабины, чтобы найти доску для объявлений. Одной из причуд нашего командира была привычка детально информировать подчиненных о дислокации частей и подразделений. Если бы даже я не увидел никаких других признаков того, что наша группа находится здесь, на доске объявлений я нашел бы всю необходимую информацию. Очень скоро я обнаружил помещение штаба эскадры. Он располагался в центре аэродрома в грязной дыре, выкопанной в земле, которую кое-кто из военных назвал бы блиндажом. Мне пришлось подождать, пока я смог отрапортовать командиру. Он только что вернулся из полета вместе с моим другом Краусом. Тот вошел в блиндаж, как раз когда я кончал рапорт. Краус был страшно удивлен, когда увидел меня, и у него невольно вырвалось:

«Ты бы посмотрел на себя! Твои глаза и лицо желты, словно лимон!»

Возразить на это было нечего, и я решил «солгать во спасение». Поэтому я, не смущаясь, ответил:

«Я прибыл сюда только потому, что врачи признали меня годным к строевой службе».

Это сработало. Командир посмотрел на медика, покачал головой и произнес:

«Если он годен к службе, тогда я разбираюсь в желтухе больше, чем все доктора вместе взятые. Где ваши сопроводительные документы из госпиталя?»

Это был интересный вопрос. На аэродроме в Ростове мне отчаянно были нужны документы, и я отложил справку со злополучной отметкой доктора подальше до более подходящего случая. Но времени не было, и соображать требовалось быстро, поэтому я уверенным голосом ответил:

«Я полагаю, что все документы были отправлены со специальным курьером».

В соответствии с полученным 10 дней назад обещанием я был назначен командиром своей старой эскадрильи.

* * *

Мы совершили совсем немного боевых вылетов, чтобы атаковать порт в устье Волги недалеко от Астрахани. Нашей главной задачей была атака целей в самом Сталинграде. Русские превратили его в мощную крепость. Мой командир группы сообщил последние новости. Наземный персонал группы остался тем же, все остались на своих местах — от оружейника Гётца до старшего механика Писарека. Зато в летном составе произошли неизбежные перемены, так как в ходе последних боев группа понесла потери. Однако новые экипажи, которые я обучал, были направлены в резервную эскадрилью. Жилые помещения, штаб, склады и все остальное размещалось под землей. Очень скоро я снова почувствовал себя уверенно и понял, что наконец вернулся домой. На следующий день мы совершили полет над Сталинградом. Две трети города уже были в руках немцев. Советы удерживали только одну треть, но защищали эту треть с упорством настоящих фанатиков. Сталинград был городом Сталина, а Сталин являлся богом всех этих молодых киргизов, узбеков, татар и прочих разных монголов. Они смертельной хваткой вцепились в каждый клочок земли, в каждую руину, используя в качестве прикрытия разрушенные стены и груды кирпичей. Для Сталина они были не более чем пушечным мясом, скотом, назначенным на убой. И если этот скот начинал упираться, револьверный выстрел вездесущего комиссара отправлял непослушного в землю, которую он должен был защищать. Эти азиатские марионетки всеобщего коммунизма и политические комиссары, стоящие с револьверами у них за спиной, должны были покорить Германию, а потом и весь мир. Они должны были заставить людей забыть, что коммунизм — только одна из сотен политических доктрин. Вместо этого азиаты намеревались превратить сначала нас, а потом и все остальные народы в бессловесных рабов нового божества. И потому Сталинград должен был превратиться в Вифлеем нового мира, над которым воссияет звезда коммунизма и его мессии. Но этот Вифлеем стал бы знамением войны, ненависти, смерти и опустошения.

Примерно такие мысли крутились у меня в голове, когда я вместе со своими товарищами совершал один вылет за другим, чтобы атаковать крепость красных. Советские войска занимали ту часть города, которая непосредственно прилегала к западному берегу Волги. Каждую ночь русские доставляли через реку все, что было нужной Красной гвардии. Ожесточенные бои шли за каждый дом, за каждую квартиру, за каждую стену. При бомбометании нам приходилось соблюдать исключительную осторожность, потому что наши солдаты находились всего в нескольких метрах от противника. Очень часто противников разделяла только полуразрушенная стена.