Сири Джеймс - Тайные дневники Шарлотты Бронте

• Название: Тайные дневники Шарлотты Бронте
• Автор: Сири Джеймс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49935-9

Шарлотта Бронте ведет простую уединенную жизнь дочери сельского священника из Йоркшира. Как и ее сестры Эмили и Анна, она мечтает о настоящей любовной истории, такой же яркой, как те, которые она создает в своих литературных произведениях. Но лишь страницам тайного дневника она может поведать свои глубочайшие чувства и желания — всю правду о ее жизни, полной успехов и разочарований, о ее скандальной тайной страсти к мужчине, с которым ей не суждено быть, и о ее драматических взаимоотношениях с загадочным Артуром Беллом Николлсом — человеком, которого она полюбит. Пребывая в душевных метаниях, писательница работает над своим лучшим произведением — блистательным романом «Джейн Эйр», в котором жизнь реальной Шарлотты тесно сплетается с жизнью ее героини.

---

В то же время, хотя я была очень счастлива, порой мне не хватало творчества. У меня не было ни малейшей возможности писать. Даже эти страницы дневника я заполняла урывками, если выдавалась свободная минутка, а чаще поздно ночью, когда Артур уже спал.

Он взял обыкновение испытывать свои проповеди на мне, прежде чем представить их прихожанам, и спрашивать моего мнения. Благодаря его превосходному расположению духа эти проповеди часто были милыми и ободряющими и затрагивали лучшие струны человеческой души. Однако если он пугал меня чем-то менее привычным, я не медлила выразить свое разочарование — и коррективы часто вносились столь же незамедлительно.

Пока я осваивалась в своей новой жизни, лето сменилось осенью, а осень безжалостно полетела к зиме. Мы с Артуром съездили в Брадфорд, где нас запечатлели при помощи нового процесса, называемого фотографией. Готовые портреты казались такими необычными и удивительными! От своего я была не в восторге, но Артуру он нравился, а я считала, что муж получился особенно красивым на своем снимке, где он смотрел немного в сторону с огоньком в глазах и довольной полуулыбкой.

Здоровье папы, благослови его Боже, было выше всяких похвал; я надеялась, что он пробудет с нами еще много лет. Теперь между папой и Артуром был нерушимый мир, прежде совершенно невообразимый. Мне доставляло ежечасное удовольствие наблюдать, как хорошо они ладят. Ни разу между ними не было ни ссоры, ни недоброго слова. Всегда, когда я видела, как Артур надевает рясу или стихарь и проводит службу или совершает священный обряд, я испытывала огромное утешение, сознавая, что мой брак обеспечит папе надежную поддержку в старости, как я и надеялась.

Мы с Артуром становились ближе с каждым днем. Мы постоянно находили друг у друга новые странности и причуды, над которыми смеялись и с которыми свыкались. Мой муж не был лишен недостатков — безупречных людей не бывает, и я тоже не являлась исключением, но никто из нас не ждал совершенства. Мы учились мириться с привычками и склонностями, не вполне соответствовавшими нашим ожиданиям, ценить те, что соответствовали, и относиться ко всем остальным с чувством юмора. Между нами не было изнурительной сдержанности, нам было легко вместе, потому что мы подходили друг другу.

Как-то я листала «Джейн Эйр» и наткнулась на один абзац. Слезы обожгли мне глаза, поскольку, когда я сочиняла его, он был всего-навсего образом идеального супружеского счастья, которое — до недавних пор — существовало лишь в моем воображении:

«Я знаю, что значит всецело жить для человека, которого любишь больше всего на свете. Я считаю себя бесконечно счастливой, и моего счастья нельзя выразить никакими словами, потому что мы с мужем живем друг для друга. Ни одна женщина в мире так всецело не принадлежит своему мужу. Нас так же не может утомить общество друг друга, как не может утомить биение сердца, которое бьется в его и в моей груди; поэтому мы неразлучны. Быть вместе — значит для нас чувствовать себя так же непринужденно, как в одиночестве, и так же весело, как в обществе. Весь день проходит у нас в беседе, и наша беседа — это, в сущности, размышление вслух. Я всецело ему доверяю, а он — мне; наши характеры идеально подходят друг к другу, почему мы и живем душа в душу».

Фразы, извлеченные столько лет назад из глубины моего одинокого и тоскующего сердца, теперь служили совершенным отражением чудесной новой жизни, которую я вела со своим Артуром. Мой муж был таким добрым, таким нежным, таким любящим и верным. Наши сердца были соединены в любви.[78]

Однажды ночью в конце ноября, когда мы с Артуром уютно устроились у камина в столовой, прислушиваясь к завываниям ветра за окном, я унеслась мыслями к похожему ноябрьскому вечеру год назад. Перестав вязать, я поняла, что моей жизни для полной законченности не хватает лишь одного: того, что прежде было важным и насущным, как дыхание.

Я взглянула на мужа: его красивая темноволосая голова внимательно склонилась над газетой.

— Артур, что ты делал ровно год назад?

— Год назад? Был одинок и мечтал о жизни с тобой в гостиничном номере в Кирк-Смитоне. — Он отложил газету и взял меня за руку. — А ты что делала?

— Сидела в этой комнате одна. Я начала новую книгу, надеясь избавиться от одиночества.

— Новую книгу? И что с ней стало?

— Кажется, я сочинила около двадцати страниц и отложила их, чтобы кое-кому написать. Насколько я помню, один корреспондент в то время очень упорствовал с предложением вступить в брак.

— И как, постоянство этого джентльмена было вознаграждено?

— О да. Он выдержал суровую и долгую битву и совершенно убедил свою жертву в разумности подобного шага. В конце концов она сочла, что победила, позволив себя завоевать.

Артур засмеялся и сжал мою руку. Затем посерьезнел и спросил:

— Если бы ты сейчас была одна, Шарлотта, если бы меня не было рядом, ты бы занималась литературой?

— Наверное, да.

— Ты хочешь писать?

Мгновение я помолчала.

— Ты не возражаешь? Ты не обидишься, что я не обращаю на тебя внимания?

— Разумеется, нет. Разве ты не писала все те месяцы, что мы женаты? Полагаю, вела дневник?

Мой пульс участился.

— Да, вела. Я не думала, что тебе известно. Ты против?

— С чего мне быть против? Шарлотта, ты писательница. Так было задолго до того, как я предложил тебе руку и сердце. Это твое излюбленное занятие, часть тебя. Я люблю тебя вне зависимости от того, творишь ты или нет. Если ты пресытилась сочинительством — не пиши. Если нравится вести дневник — веди. Если не терпится о чем-то рассказать — возьми бумагу, чернила или карандаш и расскажи.

С колотящимся сердцем я бросила вязание, побежала наверх, достала исписанные карандашом листки, заброшенные мною год назад, и отнесла вниз. Вернувшись на свое место у огня, я заявила:

— Мы с сестрами читали свои работы вслух и критиковали их. Хочешь послушать, что я уже написала?

— Конечно.

Тогда я прочла ему отрывок. То была история маленькой сироты, посещавшей английский пансион, которая обнаружила, что ее отец солгал насчет титула и поместья и не намеревался платить за обучение дочери. Затем она нашла нового и неожиданного покровителя. Муж слушал с интересом и вниманием. Мы погрузились в любопытную дискуссию, и он поделился своим мнением и беспокойством. Он опасался следующего: критики могут упрекнуть меня в том, что я снова пишу о школе. Но я объяснила, что это только начало и сюжет пойдет в совершенно ином русле. Артур признал, что история ему очень понравилась и он считает ее многообещающей.

— Правда? — Меня охватил легкий трепет. — Мне столько лет не с кем было обсудить свое творчество… но… как мне выкроить время на книгу? Наши дни и без того переполнены.

— Если хочешь, мы будем ежедневно выделять несколько часов для этого занятия. — В его глазах вспыхнул дразнящий огонек. — Обещаю предлагать свои бесценные советы по первому зову, а в остальном не путаться у тебя под ногами.

— Спасибо, дорогой.

Я поцеловала его, сознавая, что мне вдвойне повезло. Я не просто вышла замуж за лучшего из мужчин — любящего спутника, с которым можно разделить все радости и заботы повседневности; в том, что касается сочинительства, мне тоже больше не грозило одиночество.

* * *

Дневник, сейчас канун Рождества 1854 года. Минуло почти два года с тех пор, как я начала заполнять твои страницы. Мне кажется, настала пора завершить рассказ, достигнув благополучного финала, как во всех моих книгах, — и даже более счастливого, поскольку эта история подлинная.

Готовясь к празднику, мы с Мартой два дня печем кексы, мясные пироги и прочие традиционные кушанья, необходимые для завтрашнего рождественского ужина, после которого, в память о брате и сестрах, мы намереваемся читать вслух отрывки из «Грозового перевала», «Агнес Грей» и два любимых опубликованных стихотворения Бренуэлла. Мы вычистили дом и натерли его при помощи воска, масла и бесчисленных тряпок, пока он не засиял сверху донизу. Я расположила столы, стулья, комоды и ковры с математической точностью и запаслась углем и торфом, чтобы добрый огонь освещал и согревал каждую комнату.

Сидя в столовой и взирая на сверкающие результаты наших усилий, я услышала, как папа и Артур радушно беседуют в кабинете через коридор. Звуки их глубоких ирландских голосов, вовлеченных в дружеское подшучивание, неизменно забавляли меня.

Я задумалась и невольно улыбнулась другому воспоминанию: своему диалогу с мужем прошлым вечером, когда мы ложились спать.

Едва я вытащила шпильки из волос, как Артур с темным огоньком в глазах встал у меня за спиной и тихо промолвил:

— Можно, я расчешу тебе волосы?

За шесть месяцев замужества я бессчетное количество раз имела счастье наслаждаться парикмахерскими услугами своего мужа — услугами, которые всегда вели к такому восхитительному завершению, что я часто специально оставляла щетку на постели и с растущим нетерпением ожидала, когда она будет найдена и использована по назначению. Просьба Артура заставила мое сердце забиться сильнее. Ничего не ответив, я села на кровать рядом с ним и вверилась его заботам.