Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века

• Название: Лекции по патрологии I—IV века
• Автор: Н. И. Сагарда
• Издательство: Издательский Совет Русской Православной Церкви
• Жанр: Религия
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5–94625–092–2

Вниманию читателей предлагаются «Лекции» знаменитого патролога, библеиста и библиографа, профессора Санкт–Петербургской духовной академии Николая Ивановича Сагарды (1870— 1942/43), охватывающие материал о святых отцах и церковных писателях I—IV веков. Издание осуществлено на основании уникальных источников — рукописи–автографа и авторизованной машинописи, прошедших неоднократную правку Н. И. Сагарды и наиболее полных по количеству рассмотренных персоналий и произведений. К несомненным достоинствам «Лекций» относятся продуманность плана, подробность изложения и взвешенность оценок.

В процессе подготовки к изданию книга прошла скрупулезное редактирование и была снабжена предисловиями, современным научным комментарием, необходимой русскоязычной библиографией и обширным справочным аппаратом. Она будет полезна не только студентам и преподавателям духовных школ, но также всем, кто интересуется святоотеческим наследием.

---

Единство Божества утверждается прежде всего на единстве Божественного существа в трех Лицах Св. Троицы. «Хотя два по числу (Отец и Сын), но не раздельны по естеству... Один Бог, Он же и Отец, один Бог и Сын. И не два Бога, потому что Сын имеет тождество с Отцом. Ибо не иное божество созерцаю в Отце, а инре в Сыне, не иное естество — Отчее, а иное — Сыновнее. Поэтому, чтобы выяснилась для тебя особенность Лиц, считай особо Отца, и особо Сына, но чтобы не впасть тебе в многобожие, исповедуй в Обоих единую сущность. Так и Савеллий падает, и аномей сокрушится» (Homil. XXIV[1285]). «Что представляет ' тебе когда-либо мысль о существе Отца... то же представляй себе и о Сыне, а равно то же и о Духе Святом. Понятие несозданного и непостижимого есть одно и то же в рассуждении Отца и Сына и Святого Духа». «Что касается до бесконечности, непостижимости, несозданности, необъемлемости местом и до всего, подобного сему, то нет никакого различия в животворящем естестве, разумею Отца, Сына и Духа Святого; но усматривается в Них некое непрерывное и нерасторгаемое общение... Невозможно представить мысленно какое-либо сечение или разделение [(διοαρσιν)], так чтобы или Сын представляем был без Отца, или Дух отделяем от Сына, а напротив того, находим между Ними некое неизреченное и недомыслимое как общение, так и разделение [(διάκρισις)][1286]; ни разность Ипостасей не расторгает непрерывности естества, ни общность сущности не сливает отличительных признаков» (Epist. 38[, cap. 3; 4]; cf. Epist. 210). Св. Василий просит не удивляться, если он говорит, что одно и то же соединено и разделено, и если он представляет мысленно, как бы в гадании, некое новое и необычайное как разделение соединенное, так и единение разделенное. «Вы примите слово мое, — говорит он, — как подобие и тень истины, а не как самую истину[1287], ибо невозможно, чтобы представляемое в подобиях было во всем сходно с тем, для изображения чего берется» (Epist. 38[, cap. 5]).

Другим основанием для утверждения единства Божества служит единоначалие — μοναρχία — Отца. Подобно св. Афанасию, св. Василий исповедует, что Отец есть Начало и Причина Сына и Духа, но природа Отца, Сына и Св. Духа одна и та же, и Божество едино (Epist. 210[, cap. 4]). Отец, имеющий совершенное и ни в чем не скудное бытие — корень и источник Сына и Святого Духа (Homil. XXIV[1288]). Бытие трех Ипостасей не вносит в Св. Троицу никакого разделения, так как Сын и Дух возводятся к одному Началу и одному Виновнику Их бытия.

Признавая единство Божественной сущности, св. Василий определенно заявляет, что он принимает и ομοούσιος, поясняя, что единосущие обозначает то, что в сущности Бог единосущен с Богом же в сущности[1289] (Epist. 8[, cap. 3]). Из этого как прямой вывод следует, что Сын есть единородный Сын Божий, сияние славы Отца, живой Образ Его (Homil. in Hexaemeron IX[, 6]), единосущный Отцу (Homil. XXIV[1290]), всегда совершенный, без научения премудрый, Божия Сила (De Spiritu Sancto 8[.20]); Он — прежде веков, всегда есть и никогда не начинал быть (Adv. Eunomium II[, 11 sqq.]). Сын имеет славу, общую с Отцом (De Spiritu Sancto 8[.17]); все, что имеет Отец, принадлежит и Сыну; Он обладает совершенным могуществом, и воля Его неотделима от Отца (De Spiritu Sancto 8[.19—20]), соединена и неразлучна с ней; не имея никакой разности по существу с Отцом, Он не имеет разности и по могуществу. Дух числим в блаженной и Святой Троице, причастен божеству (Adv. Eunomium III[, 2; 5]), соединен с Отцом и Сыном во всем, в славе и вечности, в силе и царстве, во владычестве и божестве (Epist. 105), во всем неотлучен и неотделим от Отца [и Сына][1291](De Spiritu Sancto 16[.37]).

То содержание понятия ομοούσιος, какое св. Василий соединяет с ним в своих творениях, непререкаемо показывает, что по отношению к учению о единосущии он был подлинный никеец, продолжатель св. Афанасия. Всякий раз, как он говорит о троичности Лиц, он высказывает ясное предостережение против сомнения в единстве, и именно численном единстве Божественной сущности (Adv. Eunomium II; De Spiritu Sancto 18; Homil. XXIV). Поэтому в полном согласии с этим он писал св. Епифанию «К Никейскому исповеданию веры не можем прибавить чего-нибудь, даже самого краткого, кроме славословия Духу Святому, потому что отцы наши о сем члене упомянули кратко по той причине, что тогда не возникало еще вопроса» (Epist. 258[, cap. 2]). Причем св. Василий выражает требование, что должно держаться не только речений, какие предложены отцами в Никее, но и «смысла, какой по здравому разумению выражается этими речениями» (Epist. 125[, cap. 1]).

Сущность учения Василия Великого можно выразить в следующих словах его в послании к Амфилохию: «Исповедуем в Божестве одну сущность и понятия о бытии не определяем различно, а ипостась исповедуем в особенности, чтобы мысль об Отце, Сыне и Св. Духе была у нас неслитной и ясной. Ибо если не представляем отличительных признаков Каждого Лица, а именно: отчества, сыновства и святыни [(άγιασμόν)], исповедуем же Бога под общим понятием существа, то невозможно нам здраво изложить учения веры. Посему, прилагая к общему отличительное, надобно исповедовать веру так: божество есть общее, отчество — особенное; сочетая же сие, надобно говорить: "верую в Бога Отца". И опять подобно сему должно поступать при исповедании Сына, сочетая с общим особенное, и говорить: "верую в Бога Сына". А подобным образом и о Духе Святом, сочетая предложение по тому же образцу, должно говорить: "верую и в Бога[1292] Духа Святого", чтобы и совершенно соблюсти единство исповеданием Божества, и исповедать особенность Лиц различением свойств, присваиваемых Каждому Лицу» (Epist. 236[, cap. 6]). Эта формулировка учения о Св. Троице обозначает, что сущность Божия и ее отличительные свойства принадлежат одинаково всем трем Ипостасям: Отец, Сын и Дух — проявление ее в Лицах, из Которых Каждое обладает всей полнотой абсолютной сущности и находится в нераздельном единстве с ней. Различие Ипостасей состоит в Их внутреннем соотношении, поскольку Отец ни от кого не рождается и ни от кого не исходит, Сын рождается от Отца, и Дух исходит от Него. Как обладающая всей полнотой Божественной сущности и всеми присущими ей свойствами, Каждая Ипостась есть Бог, и так как Она владеет этой сущностью не Сама по Себе, в отдельности взятая, но в непрерывной связи и в неизменном соотношении с другими двумя Ипостасями, то все три Ипостаси суть един Бог. В этом точном определении взаимоотношения сущности и Ипостасей в Боге — важная заслуга св. Василия, вместе с прочими каппадокийскими отцами.

Св. Григорий Богослов[1293]

В каппадокийском созвездии каждая из входящих в него звезд сияет своим особенным блеском, своей особенной красотой, имеет свою индивидуальность. И св. Григорий Богослов, «духовный брат» св. Василия Великого, как в личном характере, так и в своем богословии представляет такие особенности по сравнению с кесарийским святителем, которые налагают на его духовный образ особый отпечаток. Всю его жизнь характеризует своеобразная неустойчивость, колебание между «бегством» и «возвращением», бегством в горы и возвращением к общественной деятельности. Он всеми силами своей души стремится к спокойной, созерцательной жизни в отшельническом уединении; в то же время в нем властно заявляет о себе сознание, что «каждый из нас получил бытие не для одного себя, но и для всех, которые имеют с ним одну природу и созданы одной и той же рукой [(παρά του αύτοϋ)] и для одних и тех же целей» (Orat. XXV, 4), и он, следуя убеждению друзей и собственному чувству долга, сознанию, что он может быть далеко не последним деятелем в рядах защитников православия, принимает деятельное участие в практической жизни, в церковно-богословских движениях и спорах своего времени. Св. Григорий Богослов не был администратором и человеком практической деятельности, — он не был таким великим епископом, устроителем и правителем Церкви, как св. Василий; но он обладал, с точки зрения современников, большим ораторским искусством и своими выдающимися успехами обязан главным образом своему увлекательному красноречию. Он сам высоко ценил в себе этот дар и особенно заботился о развитии его в себе и действительно был одним из выдающихся христианских ораторов. Он обладал силой воображения, которая, казалось, проникала во все высоты и глубины; его мысль была возвышенна и могуча; его речь дышала пламенем чувств. Он с совершенным искусством владел, в течение веков испытанным, оружием эллинской риторики; в его речах поражает игра образов и выражений, часто ирония и сарказм, но смягченный любовью, чистота и точность выражений, неподражаемый подбор слов. Наблюдаемая в его словах нередко искусственность речи, обилие прикрас, не всегда естественная приподнятость тона — являются следствием влияния на него вкусов времени и приспособлением к ним с его стороны.

Свое ораторское искусство и даже поэтическое вдохновение св. Григорий посвятил прежде всего защите веры и Церкви. В кругу своих современников он был самым знаменитым поборником учения о триедином Боге и о Богочеловеке. В своем учении он всегда выступает представителем и защитником церковной, отцами преданной веры, так что сам ставит в похвалу себе, что всегда твердо сохранял без всяких изменений и приспособлений к обстоятельствам то учение, которое почерпнул из Священного Писания и принял от свв. отцов (Orat. XXXIII, 15). И очень рано учение св. Григория было признано в некотором роде нормой веры как на Востоке, так и на Западе. Уже Руфин Аквилейский к своему переводу некоторых речей св. Григория пишет, что несогласие со св. Григорием в вере есть явный признак уклонения от правой веры[1294]. Четвертый Вселенский собор официально назвал его о θεολόγος. Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин и другие догматисты не только с особенной любовью приводят его изречения в подтверждение православного учения, но и комментируют, — такой чести не был удостоен ни одйн из отцов Церкви. Св. Григорий Богослов восточной Церковью признан одним из трех «вселенских великих учителей».