Георгий Кублицкий - В стране странностей

• Название: В стране странностей
• Автор: Георгий Кублицкий
• Жанр: Публицистика
• Год: 1970

Писатель Георгий Кублицкий полтора десятка лет путешествовал по зарубежным странам. Он не раз бывал в Соединенных Штатах Америки, на Ближнем Востоке и во многих государствах Европы. Среди его книг, написанных для детей и юношества, — «Иностранец в Нью-Йорке», «Восьмое чудо света», «По материкам и океанам», «Фритьоф Нансен» и другие. В этой книге рассказывается о том, как живут люди в трех странах, расположенных недалеко друг от друга, в трех королевствах. У народов этих стран немало общего, но еще больше различий. У каждого — свой быт, свои обычаи и привычки, свои заботы, свои радости. .

В книге использованы фото автора и репродукции из зарубежных иллюстрированных изданий

Оформление В. Добера

Прим. OCR: Конечно это Европа конца 60-х. Но тем и интересна.

---

Неподалеку от хижины волны бьют в большой камень. Григ часто сидел на нем вечерами, любуясь пламенем заката. Ветер трепал длинные седые волосы, чайки вились над неподвижной фигурой старого человека, любившего вспоминать в эти закатные часы далекое свое детство…

Мать начала учить Эдварда музыке, когда ему не было еще шести лет. Она строго требовала разучивания гамм, а мальчику хотелось самому «выдумывать» музыку. Что греха таить — он ленился повторять упражнения, за что, став взрослым, часто укорял себя.

В бергенской школе опоздавших учеников не пускали в класс до первой перемены. Но Эдварда, который опаздывал чаще других, даже после этой перемены отправляли домой: бедняга по дороге в школу ухитрялся так промокнуть под дождем, что вода с него лилась ручьями. Было бы жестоко оставлять мальчика в классе мокрым. А жил Эдвард далеко и вернуться в школу переодетым успевал только на последние уроки.

Но однажды мальчик явился в школу мокрешеньким, хотя за окном светило солнце. Эдвард слишком понадеялся на вечный бергенский дождь, а тот перестал барабанить по крышам как раз в те минуты, когда мальчуган терпеливо мок под водосточной трубой возле дома, рассчитывая обычным способом отделаться от уроков.

Отметки маленького Эдварда не были блестящими. Лишь однажды на экзамене по истории ему повезло: учитель спросил про Людовика XIV, и это было как раз то, что Эдвард успел вызубрить. Учитель не верил ушам, слушая, как без запинки барабанит ответ ученик, отнюдь не отличавшийся прилежанием. Однако историк был человеком справедливым.

— Верно! — воскликнул он. — Тебе следует поставить единицу!

(Не ужасайтесь: в норвежской школе единица — самый высший балл, а пятерка ставится тому, кто ровно ничего не знает.)

В школе Эдвард Григ чаще сидел над нотной тетрадкой, чем над тетрадью по алгебре. За это ребята прозвали его «Моцарком» — так они переделали фамилию композитора Моцарта. Учитель немецкого языка, обнаружив, что Эдвард на уроке уткнул нос в заветную нотную тетрадку, пребольно схватил его за вихор:

— В другой раз бери в класс немецкий словарь, а эту дрянь оставляй дома!

Эдварду исполнилось пятнадцать лет, когда в гости к отцу приехал знаменитый норвежский скрипач Уле Булль. Он смешил всех остротами, много смеялся сам, но сразу стал серьезным, прослушав, как Эдвард сыграл на фортепьяно свою музыкальную пьесу.

— Ты должен стать музыкантом, — сказал Булль.

Этот вечер определил судьбу Эдварда. Его отправили в Лейпцигскую консерваторию, потому что своей консерватории в Норвегии не было.

В консерватории с юного Эдварда всю лень как рукой сняло. Но он отставал от товарищей. Чудес не бывает: пропущенное все равно приходится догонять раньше или позже. И долгие годы после окончания консерватории Григ работал с редкостным упорством.

За два года до смерти, в 1905 году, когда Эдварду Григу было уже больше шестидесяти лет, он писал о своем детстве: «Будь я в те времена прилежен, следуя любовному, хотя и строгому руководству матери, я бы впоследствии легче преодолел многое».

Могила великого композитора необычна: это пещера в скале неподалеку от его дома. Вход завален камнем. На нем высечено имя, которое проживет дольше самого крепкого камня.

„Западная страна“

Берген — центр растянувшейся вдоль атлантического побережья «западной страны», которую можно назвать и страной фиордов. Мы видели ее то с воды,/го с суши, сменяя пароходы и паромы местных линий на автобусы, огибающие расщелины фиордов по горным дорогам.

На пароходе один из пассажиров пригласил нас при удобном случае навестить его.

— Это не так далеко: в Марифьёре, на берегу Каупне-фиорда, — пояснил он.

— Признаюсь, не слышали о таком.

— Видите ли, это ветвь Лустер-фиорда.

— Гм… Лустер-фиорд?

— Именно. А Лустер-фиорд ответвляется от Ордальс-фиорда. Это в западной части Согне-фиорда.

Наконец-то знакомое название!

Фиордов в Норвегии не счесть. Весь западный берег иззубрен, источен этими узкими глубокими морскими заливами с круто обрывающимися берегами. От главного фиорда отходят боковые, те, в свою очередь, ветвятся на еще более мелкие.

Вдоль этого растрескавшегося побережья над водой то и дело поднимаются острова. Вокруг большого острова выставляют из воды спины десятки островов поменьше. Норвежцы прозвали их детенышами. Облизанные волнами, мокрые, блестящие, они действительно напоминают детенышей неведомых морских животных. Около ста пятидесяти тысяч таких каменных островков купаются в море возле берегов Норвегии.

Большие фиорды, которые начинаются уже за Ставангером, давали приют кораблям викингов. Отсюда искатели приключений уходили в дерзкие походы через океан. Их потомки ловят рыбу и разводят сады. Вдоль берегов Хардангер-фиорда, над которыми голубеют вечные ледники, весной пышно цветут яблони, сливы, груши.

Скалы Норвегии не везде круто обрываются к морю. Вдоль западного побережья во многих местах тянется неширокая полоса равнины. Норвежцы называют ее странфлатом. Она немного приподнята над уровнем моря. Не будь странфлата, рыбаки лепили бы свои хижины по скалам наподобие ласточкиных гнезд.

В «западной стране» возле гидростанций, построенных на обузданных водопадах, работает много фабрик и заводов. В электрических печах металлурги сплавляют железо с хромом и марганцем. На других заводах с помощью электричества получают легкий алюминий. Гидростанции на водопадах дают очень дешевую энергию, и норвежцам выгодно привозить на морских пароходах алюминиевое сырье даже издалека, из чужих стран.

На берегу фиорда

Западное побережье, выходящее фасадом к океану, изготовляет все, что нужно рыбакам и мореходам. Здесь выпускают судовые радиостанции, спасательные шлюпки, эхолоты для поисков косяков сельди, непромокаемую одежду. Здесь строят танкеры, траулеры, шхуны.

В «западной стране» есть заводы, производящие никель, цинк и другие металлы. Тут работают предприятия, которые с помощью электрической энергии делают удобрения из азота, содержащегося в воздухе. В другом виде сырья, нужного таким предприятиям, Норвегия тоже не испытывает недостатка: это обыкновенная вода.

Часть заводов, построенных на норвежской земле, принадлежит английским, французским и канадским Капиталистам. Такова уж природа капиталистического мира, где доллар, фунт стерлингов, франк довольно легко проникают через границы государств и пускают цепкие корни в чужой стране.

Чайки и „золотой ключик“

Черная вода фиорда мелькнула между скал. Мы спускались к нему из горной долины.

Нет, вода не была черной. В ней отражались стены темного камня, стиснувшие фиорд.

Над улицей небольшого поселка нависла чудовищная скала, вершину которой скрывали тучи. Оторвись от нее кусок-несдобровать домикам. Но мест получше, поуютнее вокруг нет. Тут хоть под скалой, да зато почти на ровном месте, а кругом-только горы, отвесно обрывающиеся в фиорд.

В поселке предстояло дождаться парома. Мы побрели по главной улице, упиравшейся в пристань. Возле магазинов и лавочек слонялись туристы. Длинная очередь машин вытянулась от паромного причала.

Был час отлива. Обнажилась узкая каемка скользкого каменного дна с желтовато-бурыми водорослями. Мальчишки, засучив штаны, шарили под камнями. Они искали разную морскую живность.

В деревянных домиках рыбаков на окнах пестро цвела герань, высаженная в жестяные консервные банки. Женщина, устало склонившаяся над шитьем, не подняла глаз, когда мы, проходя мимо окна, приподняли шляпы.

Марк спросил старика в синем выцветшем комбинезоне, грызшего пустую трубку на скамейке возле хижины, какова глубина фиорда.

— Семьсот, — сказал старик.

— Метров? — невольно задал я лишний вопрос.

Старик промолчал. Марк, нисколько этим не обескураженный, вынул блокнот и после десятка вопросов, на которые старик ответил десятью односложными словами или кивками головы, выяснил, что фиорд никогда не замерзает и что воду с его поверхности можно пить Марку amp;apos; хотелось поподробнее узнать: как же, мол, так, ведь фиорд — морской залив, откуда же в нем пресная вода? Но у старика явно не было желания продолжать беседу. Он уже истощил весь положенный ему на день запас красноречия…

Есть шуточный рассказ о трех братьях-волшебниках, живших когда-то в Норвегии. Однажды старший брат вышел из своего горного убежища на свет божий. Дул ветер, моросил дождь.

— Скверная погода, — сказал волшебник и скрылся внутрь горы.

Прошло лет сто, и из соседней горы вышел второй брат.