Инесса Ципоркина - Убийственные именины

• Название: Убийственные именины
• Автор: Инесса Ципоркина
• Жанр: Иронический детектив

Смерть именинницы во время торжества — верный способ перессорить родственников и наполнить их жизнь новым, гм, смыслом.

---

— Знаешь, стрекоза хищник, довольно опасный, — заметил Ося, — Такая на вид мирная, беззаботная: летает себе и трахается как оголтелая. И в бабах Изотовых тоже, кстати, хищницы чувствуются.

— Думаешь, одна из них убила Варвару? — упрямо спросил Даня.

Иосиф поморщился. Ему было неловко за назойливую мысль: а может быть, все, что произошло — кровавая месть Варваре, например, ее собственной двоюродной сестры? Месть, тщательно спланированная и осуществленная абсолютно непонятно как?

— Ну, договаривай! Думаешь, Варьку кто-то из них кокнул? — повторил Данила, точно убеждая себя в правильности Оськиных подозрений, — Может, Зинка уложила тетку ударом кресла по голове? Или что-то видела подозрительное? Вот и намекнула на поминках…

Гершанок, потирая от смущения переносицу, перебил его:

— Да я не о ней совсем! — Иосиф сам не понимал, пугает его мысль о причастности Зины к убийству, или, наоборот, подогревает его интерес к шикарной, лихой и недоступной дамочке, — Я про водку, которая поддельная была. Все пили то же, что и мы. А заболели ты да я.

— Ну?

— Баранки!!! У тебя печень-почки в порядке? У меня тоже! Почему только нас вырубило? И учти, мы в тот вечер на веранде говорили про свои подозрения насчет Варькиной смерти. Громко говорили, Гошу вовлекли…

— Думаешь, на нас покушение было? И мы теперь под богом ходим?

— Да нет, — махнул рукой Ося, — По второму-третьему разу на свидетеля покушаются только в художественных произведениях соответствующего жанра. Нас, наверно, не убить, а попугать хотели.

— Как же все запуталось! — вздохнул Данила, — Придется частное расследование провести, показания снять, прочитать копию заключения, иначе я сюда больше не ногой, всюду будут мерещиться Чикатилы, один другого краше. Ты пойдешь ко мне в партнеры? — Данила обернулся к приятелю. Тот пожал плечами и устало улыбнулся, — А сейчас, напарник, пошли, возьмем в киоске бутылку. Без нее в этом деле не разобраться.

На эту идею Ося ответил полным и безоговорочным кивком и невнятным ругательством через стиснутые зубы — наверное, в адрес фальсификаторов любимого россиянами напитка.

Иосиф и Даня направились в местный магазин, решив купить чего-нибудь горячительного на несколько дней разом. Впереди ожидалась еще целая неделя пребывания в изрядно надоевшем Мачихино. Серафима с Гошей вознамерились остаться на девятый день, и Даня через силу решил раз в жизни побыть хорошим мальчиком: помочь Георгию и позаботиться о матери.

Заодно Данила решил с Оськиной помощью разгадать неприятную, извините за каламбур, головоломку: каково было происхождение дыры, пробитой креслом в голове Варвары Изотовой — естественное или искусственное? Данила понимал, что делать визиты в Мачихино вместе с мамой и отчимом придется не раз, принимать ответные посещения дома, в Москве — тоже. И что? Каждый раз обшаривать с детства знакомые лица подозрительным взглядом, без конца прокручивая в мозгу подробности убийственных именин? Мило беседуя на светские темы, подливая в рюмки и передавая салатики-нарезики, спрашивать себя: кто из них? Данила понятия не имел, что будет делать, если обнаружит следы преступления. Не в милицию же бежать с доносом: дело закрыто, если заново начинать, хлопот не оберешься. Вынести злодею общественное порицание? Отказать от дома?

В сельмаге было пусто и пыльно. На прилавке из привычных напитков стояли только пиво и водка, да и те не лучших сортов. Тщательно обследовав этикетки и наклейки, расспросив продавщицу и напоследок состроив ей козью морду, друзья вышли из магазина — с покупками, но чувствуя себя последними занудами.

Всю дорогу до дома Иосиф с Данилой молчали, точно завороженные мерным позвякиванием бутылок в пакете. На обоих сильно действовало стоявшее вокруг безмолвие. Деревенская тишина — совсем другая, чем в городе, и заставляет чутко в себя вслушиваться. В городе так и хочется как-нибудь развеять глухое, давящее молчание в квартире: включить музыку, сделать погромче телевизор, самому спеть в голос глупую попсовую песенку. А в деревне пение сверчков в траве, крики птиц, мычание коров в поле за рекой намного интереснее. На Иосифа с Даней чары подействовали: парни всю дорогу не произнесли ни слова. И обсуждать было нечего — дельных идей не появилось.

Будь здесь Вера Константиновна, она бы заговорила ребят до смерти на тему колеса жизни — сансары, но и без Верки-йоги было тошно. До чего природа-мать добра со своими детишками — если брать в целом — и страшно жестока с каждым в отдельности. Природа — не круговорот жизней, а круговорот смертей, кошмар естественного отбора. "Узнаю, кому Варвара подножным кормом послужила — пасть порву!", — заключил про себя Даня, — "Кому же ее схрумкать приспичило? И нас заодно, чтоб поменьше не в свое дело лезли. Вампир мачихинский! Да-а… Конкурсный отбор проводить придется — Варька пренеприятная особа была!" — Данила невесело усмехнулся, — "Оська эксгумацию сделает, чтобы улики найти — совсем как эта, как ее, из "Секретных материалов"… Дана Скалли. А что, они оба рыжие, оба здравомыслящие…"

Данила еще в больнице намеревался, вернувшись домой, перво-наперво побеседовать с Зинаидой. Варварина кузина, стихшая до полной беззвучности после недавнего дивертисмента, безвылазно сидела в своей комнате, в которой она всегда останавливалась по приезде.

Зинаида первая прозвала "фазендой" это крепкое деревянное сооружение, выстроенное где-то в шестидесятые-семидесятые годы: двухэтажный домище на десять жилых комнат, с размахом поставленный на месте старого "родового гнезда" Изотовых. Похоже, Зине, несмотря на неприязнь к хозяйке "фазенды", нравилось отдыхать в деревне, в удобном, хоть и старомодном доме. Она бывала в Мачихино почти каждый год и даже комнату обставила по своему вкусу. Здесь не попадалось вышитых думочек и дряхлых нитяных кружев на горках подушек, сама мебель была проще и практичнее, на столе не пылилась вытертая скатерть с бахромой, а на стенах не радовала глаз пестрая слащавая мазня в золоченых рамах.

Хозяйка спальни в элегантной шелковой пижаме упоительно-розового цвета театрально раскинулась на тахте, закрыв глаза смешными шелковыми "шорами" для сна. Выглядела Зинаида бледно, изысканно и томно.

— Зина, к тебе можно? — произнес Данила, постучав по дверной притолоке, — Ты как себя чувствуешь?

— А, Даня! — вскинулась та, снимая свои "наглазники", — Заходи, заходи. Плохо я себя чувствую. Мигрень. Устала я что-то. Ты по поводу того спиртного пришел — я ведь его закупала, так? Ругать будешь?

— Да нет, нет. Я поговорить с тобой хочу. Может, ты мне расскажешь, что за люди были наши многочисленные дедушки-бабушки? Вроде тетка ими гордилась, а я про них ничего не знаю…

— А, так в тебе гордость семейная пробудилась! Запоздалое чувство, прямо скажем… Знаешь, это не ко мне, а к Ларочке. Она тебе много хорошего расскажет о нашей фамилии, якобы жутко древней и вообще уникальной. Я-то по другой части, и не историк семьи, а жертва.

— Жертва?.. Но рассказать-то про них ты можешь?

— Ну, изволь. Знаешь, — Зинаида явно приободрилась и даже уселась на тахте, скрестив ноги, — про предков Изотовых все такое елейное болтают, в стиле американской мелодрамы: друг друга любили, во всем помогали… Знаешь, сколько у тебя было бы бабушек и дедушек, если бы не война, репрессии и прочие катаклизмы? Двенадцать штук! Столько у твоего прадеда детей было. Мама рассказывала: когда садились за стол — огромный такой, во всю комнату — никакой мебели для сиденья не хватало. И первые минут пятнадцать шли сплошные здравицы: как же нас много, какие мы все красивые, как на подбор, все русые, все голубоглазые, все такие богатыри… и богатырки, — Зинаида усмехнулась, — прямо кролики в садке. А после начиналась обычная клановая жизнь: соперничество, бессмысленное и беспощадное. Ссоры постоянно, вечно кто-то с кем-то не разговаривал. Это не американская идиллия, а мексиканский сериал.

— И что, никогда не объединялись? А, скажем, война, пожар, те же репрессии?

— "Большая беда нужна!" Только в одном случае: "Против кого дружим?" Против бывшего своего! Такой тупорылой немецкой свиньей. Меня вот записали в "гулящие-пропащие" — и прогнали, чтоб молодняк не портила. Я возмущалась, пока сама молодая была: я же не лошадь! А потом поняла: лошадь. Или корова. У объекта селекции, кстати, тоже выбор есть, свободный такой: или соглашаешься породу улучшать, или пошел вон, мутант поганый.

— И тебя вот так, по-семейному, поставили перед свободой выйти вон?

— В общем, да! Причем мои же родители, — Зинаида прикурила длинную коричневую сигарету.

Потом она глубоко затянулась и долго хмуро смотрела на сизую струйку дыма, с неприязнью припоминая болезненные моменты семейных разборок. Об иссушающих душу воспоминаниях нелегко рассказывать, даже платному зануде-психоаналитику с блокнотиком, кушеткой и пятью стандартными вопросами о пережитых клиентом потрясениях.