Александр Терехов - Крысобой. Мемуары срочной службы

• Название: Крысобой. Мемуары срочной службы
• Автор: Александр Терехов
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007514-6

В книгу талантливого молодого прозаика Александра Терехова вошли роман «Крысобой» и повесть «Мемуары срочной службы».

Первые же страницы романа могут повергнуть некоторых неподготовленных читателей в шок, другие отдадут должное мужественной смелости автора, избравшего своим героем профессионального крысобоя. И читатель, если он не отложит книгу в сторону, возмутившись неэстетичностью темы и описаний, захочет настроиться на производственный в некотором роде роман. И напрасно! Потому что проза Терехова разрывает первоначальную конструкцию и перерастает в остросоциальный гротеск, в многозначительную и безжалостную аллегорию. И обнажаются скрытые механизмы воздействия уже не на мерзких тварей, а на существ высшего порядка — на людей.

Более ранняя повесть «Мемуары срочной службы» в иной форме и на ином — армейском — материале поднимает ту же тему — нивелировки, порабощения личности.

---

— Дорогие друзья! Мы все так долго ждали этого дня. И так много сделали прежде, чем он наступил. Право. Открыть памятник. Исток Дона-а. Пре-до-ставляется. Президенту! Российской Федерации! — И он сильно захлопал, и замолотили руками все, заревело, удушающе затряслось, Губин поощрительно улыбался мне, встряхивая, как лошадь, головой: ну! Я ступнул к микрофону.

— М-мы… — Не прерывалось, гремело — мой голос не усиливался, Губин отрицательно тряс фуражкой: нет нужды, — и, ударяя в ладоши, задирал правый локоть и делал умоляющее лицо, и я зеркально поднял руку, словно желая поправить волосы, и — «Ура-а!!! Ура-а-а!» покатилось, раздробляясь в невнятный рокот и собираясь наново — «Ур-ра!!!» — с глыбы слезла веревка, и за ней ломтями отлеплялось полотно, как простыня с мокрого тела, открывая каменную громаду памятника, на которой вновь сошелся свет, и тотчас взмыли вокруг снежные усы фонтана, и я догадался: это сделала моя рука. «Ур-ра-а-а! Ура!» — взлетало и угасало, и знамена кружили, гоняясь за своими хвостами, свертываясь в воронки; снесенными ветром яблоневыми лепестками сошли с рук и белой рябью замелькали голуби, поднимаясь ввысь и темнея. Губин шагнул трижды на ступень вниз и остановился впереди нас, смирно, только завел за спину руку и потряс ею — и я как завороженный поднял свою ладонь и так же мелко замахал ей, будто протирая невидимое стекло, и немедля ряды народа смешались и пошли в пляс, волнами приседая, раскручивая пенные подолы, вверх растягивались гармони, подымались ложки, белые, как кости, дудели в рожки с ближних крыш, вкруг фонтана разноцветными венками завелись пестрые хороводы, над головами, словно подброшенные, взлетали плясуны в кумачовых рубахах, новые парашютисты в небе образовали звезду. Губин чаще, чаще хлопал, ближние к нам, в погонах, хлопали также, не видим ни одного лица, я даже не чуял ветра, хотелось спуститься — вдруг наткнусь на стекло? — визги и посвист неслись отовсюду, негр как заведенный ладонями ударял, он начал повторять какие-то слова, я скосил глаза: негр плакал, жалко расклеив толстющие губы, и черные капли ковыряли ему рубаху и воротник, он тягуче, вчуже твердил:

— Нащь народ. — И рыдающе набирал воздуха, чтобы опять: — Нащь народ! — Уморился хлопать и беспорядочно завзмахивал руками: плясал, что ли, по-своему? — площадь увидала его и весело шумнула в ответ, подавшись к нам, подвинув легкие огражденья и негр заплакал совсем навзрыд, схватившись пальцами за щеки и раскачиваясь, Губин не решался оглянуться, но зыркал по сторонам, чтоб по лицам ближних людей понять — происходит что за его спиной?

Негр шлепнул меня в плечо:

— Скажи им!

И площадь тут же захлестнул единый крик восторга, нас видели! нас понимали! пляски смешались, махали нам, кричали каждый свое, негр, морщась от слез, еще крепче бил меня в плечо, пожимал руку, показывал поднятый над головой черный кулак, а я хлопал, хлопал, с трудом соединяя ладони — их разделяла непустота, я дышал, я жил, я уходил отсюда, все заканчивалось, я легко оторвал взгляд от людей и смотрел на дома, окружившие нас, но мне мешали люди, махавшие, пускавшие ракеты из каждого окна, бросавшие распадающиеся на лету охапки цветов, я поднял глаза на крыши — но там люди в белых накидках выкладывали собой буквы и поднимали на плечи гимнасток и плясуний, я поднялся взглядом на трубы, впечатанные в небо, и город оступился, отпустил; негр, для опоры, ухватил микрофон и тер его в руке, как яблоко, и дышал на него, как на руку любимой в стужу, он подтолкнул меня к микрофону, я кукольно подчинился; вдруг он указал на меня и крикнул во всю мочь:

— Включить! Слово предоставляется…

Я увидел, как качнулся назад Губин, чуть не упав навзничь, но не успел и слова вымолвить, как негр ударил пальцем по сетчатому шарику микрофона, и на всю площадь бахнул барабанный удар — включено! все смолкли мертво. Негр вознес левую руку, правой — подталкивал меня; сейчас и я услышал ветер и понял, почему не чуял его — у меня не осталось открытой кожи; негр довольно взрыкнул, злыми движениями суша себе щеки от слез, и показал вниз:

— Скажи им! — Его безбровое лицо смялось жирными, пластилиновыми складками — умоляющими. — Скажи ты им! Да? Нет? — Выпустил мое плечо. — Нет. — Тронул волосы, оглядывая площадь с края на край, совсем на задах еще покачивалось небольшое движение, а так — каменно все молчали, образовав правильные ряды, изгибающиеся подковой.

— Люди, — начал негр. Обернулись даже ближние в погонах, и Губин наконец-то смог повернуться к нам, бредяще шевеля губами, я смотрел точно на него и повторяюще начал смыкать-размыкать рот.

— Он, — негр показал куда-то поблизости. — Знает правду. Как вы тут — знает. Больше не так! Мы для этого здесь. — И негр ищуще заоглядывался, будто что-то приносил сюда и оставил рядом, где? — ближние оторопело подались вширь черепашьими редкими толчками, и негр это увидел и как вспомнил. — Вот! Вот! — Выбрал окаменевшего Губина. — Иди сюда!

Губин скрипуче замедленно повернул голову на ближних, через другое плечо обернулся на площадь и вдруг действительно двинулся к нам, тихо переставляя ноги на невидимом заплясавшем канате, негр от неожиданности сам отступил, но Губин этого не видел, он смотрел на свои ноги — чтобы ровно поставить, а негр ободренно ринулся навстречу и поймал Губина за воротник.

— На колени!

Губин попытался еще один раз обернуться к народу, но негр ударил кулаком ему по козырьку, фуражка перевернулась и слетела с головы, перескочив две ступеньки, простоволосый Губин опустил лицо и снизился на колени, покорно поместив их рядом на коврике, поставив руки по швам.

— За неправду. — Негр схватился за погон Губина и рванул — с мясом! — Губин кулем покачнулся, и вышло так, словно сам подставил второе плечо, негр рвущими усилиями выдрал второй погон, по площади разнеслись женские стенания, там все колыхнулись; негр утомленно повел головой, опять чего-то поискал, приказал:

— Возьмите его судить!

Стремительно к нам побежали люди, негр попятился и наткнулся на меня, мы вдвоем, я защищающе вскинул руки, кто-то скомандовал, вокруг Губина согнулись спины, его подхватило и снесло, как волной, последний подобрал откатившуюся фуражку, перед нами вытянулись какие-то четыре офицера, держа руки у козырьков, я не мог понять, они тихо так шуршали, но негр слышал.

— Что?! Самим не стыдно? Не мне служить! Народу! Им! — Повлек всех, и меня, вниз. — К народу! — Мы спускались. — Вот им! — И приходилось уже бежать. — Вот им! — Негру не терпелось, он оторвался и помчался дальше один во весь дух, вынеся руки узко вперед, словно выбрал и сейчас ухватит какую-то одну шею, вокруг нас, опоясывая цепями, тоже бежали вниз командиры, черные пиджаки, надрывно припадая к рациям, дуя в свистки, с крыши докарабкался вверх вертолет, голос с неба:

— Остаемся на местах. Приветствуем.

Толпа пятилась, пятилась, скоро освобождала площадь, многие уже показали спину и пробивались прочь, из недр было выставили детей в русских нарядах со связками белых цветов, дети нетвердо чуть пробежались навстречу, но увидали негра, замялись, прижимаясь друг к дружке, не выдержали и поворотили назад, выбрасывая цветы и истошно плача, их пытались вернуть, ловили за руки, но потом и те, кто пытался вернуть, также бросились прочь — люди утекали во все стороны, прорываясь на улицы, разбегаясь ручьями в переулки, набиваясь в подъезды, — бесшумно, только топот, только детские вскрики слышались окрест; негр достиг наконец железного трубчатого заграждения, за которым еще вот сейчас начинался народ, но теперь — голая площадь, люди разбегались со зловещей проворностью, будто скатывался спешно ковер, будто давали место для игры.

— А? Где? — голосил негр. — Что, нет никого? — Командиры надсаживались — «назад!» — и разбегались вдогон, как пастухи, негр с бессильным отчаянием воскликнул:

— Надо было в помещении собирать! С помещения — ни один бы не ушел! — И остановился, схватившись за бок, опершись на подставленное плечо.

К нему бегом подволокли пойманных двоих детей и старика в пальто с оторванными пуговицами. Дети визжали, старик беспрерывно кланялся, его били для этого по затылку.

— И это все?! И это? — возмущался негр и, плача, смеялся. — Отец! — Обнял старика. — Я сделаю! — Потряс его, у старика начала отлипать борода. — Собрать погоню! К народу! Где? Садись!

Уже подкатывал длинный открытый автомобиль для осмотра воинских строев с деревянно сидящим солдатом за рулем, негр толкнул меня: полезай! Сам вспрыгнул уже на ходу и дал направление. — Туда! — довольно расхохотавшись, и ткнул меня кулаком в бок. — Не боись, достанем! Все тут будут! — И потряс кулаком, вцепился водителю в плечи. — В отпуск поедешь!

По обочинам разбегались остатки людей, лихо прыгая через ограду, хоронясь за бульварные лавки, залезая в кусты, захлопывались, повизгивая, окна, форточки, балконные двери — деловито, стремительно; за нами цепью подстраивались и подстраивались черные лакированные автомобили, грузовики, вездеходы, бронемашины, мерцающие «мигалки» перекликались между собой, понеслись быстрее, уже увидел там, в протяжении улицы, черную, убегающую тьму, негр в запале разинул рот, захрипел, поднял руку, давая задним знать: настигаем! Ехали так быстро, казалось, люди сами бегут навстречу, солдат притормозил.