Филипп Керр - Джинн в плену Эхнатона

• Название: Джинн в плену Эхнатона
• Автор: Филипп Керр
• Издательство: Иностранка, Махаон
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94145-454-9

Знаменитое англо-американское издательство «Scholastic», открывшее для мира Гарри Поттера, много лет искало книгу, способную поспорить за внимание читателей с мировыми бестселлерами Джоан Ролинг. Похоже, такая книга найдена: это трилогия «Дети лампы», написанная британцем Ф.Б.Керром, который до сих пор был известен в Европе и Америке как автор захватывающих детективов для взрослых. «Джинн в плену Эхнатона» — первая из трех историй, полных таинственных событий и героев, словно пришедших к нам из мира волшебных сказок Древнего Востока.

У двенадцатилетних американских близнецов Джона и Филиппы Гонт внезапно обнаруживаются необычные способности. И неспроста: в каждом из них проснулся сказочный добрый джинн. Теперь им предстоит противостоять Злу в мировом масштабе. Их ждет долгое и опасное путешествие по экзотическим странам с необыкновенными приключениями и невероятными превращениями. В этой удивительной одиссее Детям лампы предстоит сперва разыскать древнеегипетского фараона Эхнатона, а потом самим спастись от него.

---

Дом Гонтов находился в северо-восточной части города. Он походил скорее на храм, чем на дом, и потому часто и в разных ракурсах попадал на страницы глянцевых журналов. Парадный вход защищала огромная кованая решетка с полукруглым верхом; все стены были обшиты панелями превосходного красного дерева. Еще здесь имелись полотна французских живописцев, старинная английская мебель, редчайшие персидские ковры и дорогущие китайские вазы. Филиппа иногда едко замечала, что родители пекутся о своей мебели куда больше, чем о своих детях, но в глубине души она знала, что это не так. Тем не менее она все-таки их укоряла, а ее брат-близнец Джон за ней повторял: это какая-то картинная галерея, а не дом для двух двенадцатилетних подростков! Обычно он говорил это отцу в глаза, причем в тот момент, когда тот приносил в дом еще одну скучную старую картину. В ответ мистер Гонт только смеялся и замечал что, будь их дом номер семь картинной галереей сюда не допускали бы собак, даже таких необыкновенных, как те, что жили у Гонтов на правах членов семьи.

Звали их Алан и Нил, были они ротвейлерами и, судя по всему, понимали каждое обращенное к ним слово. Однажды Джон, которому ужасно не хотелось искать пульт от телевизора, велел Алану переключить канал, и, к его удивлению, пес с этим замечательно справился. Нил по уму ничем не уступал Алану, оба они легко отличали детский канал от диснеевского, а «Никельодеон», где крутят мультсериалы и семейные ток-шоу, от новостного канала Си-эн-эн. Собаки часто сопровождали близнецов на прогулках по Нью-Йорку, и Джон и Филиппа были, вероятно, единственными детьми в городе, которые без всякой опаски ходили в близлежащий Центральный парк — даже после захода солнца. Тот факт, что столь незаурядные собаки носят такие заурядные имена, ужасно раздражал Джона.

— Первыми ротвейлеров стали разводить аж древние римляне, — с обидой в голосе сказал он родителям как-то утром, за завтраком, незадолго до летних каникул. — Воспитывали их как сторожевых псов. Они единственные из всех домашних животных официально признаны опасными для содержания в домашних условиях. А хватка у них мертвая — покруче, чем у любой другой собаки. Так что сильнее их только пес, который у греков сторожил царство мертвых. Ну так на то у него и три головы.

— Его зовут Цербер, — пробормотал мистер Гонт и, взяв газету «Нью-Йорк таймс», принялся читать про землетрясение в Египте — статья с фотографией разрушений занимала всю первую полосу.

— Я знаю, как его зовут, — отозвался Джон. — Так вот, благодаря мертвой хватке ротвейлеры — любимая порода полицейских и военных. И кликать наших собак дурацкими именами Алан и Нил просто нелепо.

— Собственно, почему? — спросил мистер Гонт. — Их всегда так звали.

— Знаю. Но, папа, если бы клички ротвейлерам давал я, наверняка придумал бы что-нибудь более достойное. Например, Нерон и Тиберий. В честь римских императоров.

— Нерон и Тиберий слыли не особенно приятными людьми, — заметила миссис Гонт.

— Что верно, то верно, — согласился отец. — Приятным человеком Тиберия не назовешь. Civile ingenium. Премерзкий тип. А Нерон и вовсе сумасшедший. К тому же он убил собственную мать, Агриппину. И жену Октавию. И сжег дотла целый город. Odisse coepi, postquam parricida matris et uxoris, auriga et histrio et incendiarius extitisti. — Отец обидно засмеялся. — Ничего себе пример для добропорядочных собак!

Джон прикусил язык. Спорить с папой непросто, особенно когда он начинает шпарить на латыни. Вообще люди, говорящие на латыни, например судьи и священники, ужасно неудобные противники в споре.

— Ладно, выберем императоров поприличнее, — согласился Джон. — Или вовсе не императоров. Просто надо взять более собачьи имена, причем подходящие именно нашим собакам. К примеру, Элвис…

— Уж не знаю, что особенно собачьего ты нашел в наших собаках, — сухо сказал мистер Гонт. — Как ты справедливо заметил, ротвейлеры часто служат в армии и полиции и очень мало похожи на изнеженных, непрерывно виляющих хвостом домашних собачек. В других семьях собака приносит газету из почтового ящика — и они уже счастливы. А наших псов в субботу утром можно запросто послать в кондитерскую за свежими булочками. И ведь принесут! Причем ни одной не съедят по дороге. Я не уверен, способны ли на это Элвисы. А какие собаки, почувствовав недомогание, умеют сами себя отвести к ветеринару? Только наши. И наконец, какие собаки умеют бросать жетоны в счетчик на автомобильной парковке? Знаешь, хотел бы я посмотреть, как с этим счетчиком справился бы… Нерон! И вообще, — добавил папа, складывая газету, — все это пустые разговоры. Собаки уже взрослые. Их всю жизнь звали Алан и Нил. Ты что же думаешь, что они вот так, с бухты-барахты, начнут отзываться на новые клички? Собака — это тебе не поп-дива и не кинозвезда. Вот эти идиоты и идиотки меняют имена как перчатки. Одно чище другого. Пинк, Дидо, Стинг. Собака же, не в пример другим… гм… существам, со своим именем сживается раз и навсегда. — Он искоса взглянул на дочь. — Ты не согласна, Филиппа?

Девочка задумчиво кивнула и добавила:

— Они действительно не очень-то собачьи собаки. Поэтому я думаю, что мы можем попробовать им осторожненько объяснить, что у них, мол, теперь новые клички. И посмотрим, что они на это скажут. Собака, способная различать телеканалы, наверно, способна и с именами своими разобраться.

— Но я по-прежнему не понимаю, что плохого в их нынешних именах. Алан и Нил, древние кельтские имена. Алан означает «красивый», а Нил — «победитель». Что плохого, если собак зовут Красавец и Чемпион?

— Это замечательная идея, дорогая, — поддержала Филиппу миссис Гонт. — Потому что никакое усилие воображения не заставит меня считать Алана красавчиком. А Нил в жизни своей ничего не выиграл. — Она улыбнулась, и все поняли, что участь собак решена. — Итак, как же мы их назовем? Признаться, имя Элвис мне очень даже нравится. Алан покрупнее Нила, и аппетит у него получше. Вылитый Элвис.

Мистер Гонт был явно не согласен с женой, но лишь посмотрел на нее — укоризненно-вопросительно.

— Лейла, — тихо произнес он. — Это не смешно.

— А Нил пусть будет Уинстоном, — оживилась Филиппа. — В честь премьер-министра Черчилля. Недаром он посвирепей, чем Алан. Ворчит, рычит, ну точно как Уинстон Черчилль.

— Ага, и сигары любит, — подхватил Джон. — Стоит кому-нибудь взять сигару, он тут как тут: усаживается рядом и начинает вдыхать дым, точно сам курит.

— Верно, — обрадовалась Филиппа. — Папа, ты это замечал?

— Теперь остается решить, кто с ними поговорит, — заключил Джон.

— Мама, поговори ты, — сказала Филиппа. — Они тебя хорошо слушаются. Тебя вообще всегда все слушаются. Даже папа.

Это была чистая правда. Алан и Нил слушались миссис Гонт беспрекословно.

— Я все-таки не согласен, — произнес мистер Гонт.

— Ну, раз так, давайте голосовать, — предложил Джон. — Кто за то, чтобы дать нашим псам новые имена, прошу поднять руки.

Три руки взметнулись вверх, и мистер Гонт разочарованно фыркнул.

— Ладно, валяйте. Все равно Алан и Нил с вами не согласятся.

— Это мы еще посмотрим, — сказала миссис Гонт. — Знаешь, милый, нам следовало подумать об этом сразу. Дети абсолютно правы. — Она заложила в рот два пальца и пронзительно свистнула, на зависть любому ковбою.

Через несколько секунд на кухню вбежали оба пса и замерли перед миссис Гонт, ожидая указаний.

— Мальчики, — сказала она, — слушайте внимательно. Мы решили, что отныне у вас будут новые имена. Настоящие, собачьи.

Нил взглянул на Алана и глухо заворчал. Алан же лишь безмятежно зевнул и сел, где стоял.

— Имейте в виду, никаких пререканий я не потерплю, — твердо сказала миссис Гонт. — Нил, с этого дня тебя зовут Уинстон. Алан, тебя будут звать Элвис. Вам все понятно?

Собаки молчали, поэтому миссис Гонт повторила вопрос. На этот раз псы громко гавкнули в ответ.

— Круто! — выдохнул Джон.

— Я все-таки предпочитаю пользоваться старыми именами, — сказал мистер Гонт. — Собаки, может, и привыкнут к новым, а я — ни за что.

— Уинстон! Лежать! — скомандовала миссис Гонт, и пес, которого раньше звали Нил, послушно улегся на пол. — Элвис, встать! — И бывший Алан тут же встал по стойке смирно.

— Вот это да! — восхитился Джон. — Кто сказал, что собак не переучишь?

— Наших собак надо по телевизору показывать, — поддакнула Филиппа.

Мистер Гонт отбросил газету и встал из-за стола, огромного обеденного стола вишневого дерева.

— Никакого телевидения, даже не думай, — сказал он и вышел, изрядно рассерженный на свое семейство.

Потом близнецы, как обычно, ушли в школу, и там ничего — опять же, как обычно — не произошло. С большинством предметов, кроме математики, у Джона и Филиппы проблем не возникало. А в одном предмете им вообще не было равных. По физкультуре они учились лучше всех в классе, возможно, потому, что — в отличие от многих одноклассников, которые ленились и были настоящими жиртрестами, — близнецы при своих прекрасных физических данных еще и постоянно тренировались. Да они и не могли жить иначе, поскольку страдали клаустрофобией, то есть терпеть не могли замкнутого пространства. Особенно они ненавидели лифты. Как вы понимаете, в городе небоскребов, таком, как Нью-Йорк, это может превратиться в серьезную проблему. Когда все терпеливо стояли, дожидаясь лифта, Джон и Филиппа поднимались пешком — на любой этаж, иногда пробегая пятьдесят или шестьдесят маршей кряду. Потому-то на уроках физкультуры проворным близнецам не было равных. Пожалуй, даже кузнечикам пришлось бы еще попрыгать, а страусам побегать, чтобы делать это так же хорошо, как Джон и Филиппа. Впрочем, лифт идет вверх все-таки быстрее любого быстроногого человека. Поэтому близнецы всегда и всюду опаздывали. Это обстоятельство могло бы послужить причиной постоянного недовольства их родителей, но кто-кто, а Лейла и Эдвард понимали своих детей куда лучше, чем могли предположить сами дети.