Виктор Соснора - Властители и судьбы

• Название: Властители и судьбы
• Автор: Виктор Соснора
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

«Властители и судьбы» — первая книга прозы ленинградское поэта Виктора Сосноры. Жанр произведений, включенных в книгу, можно определить как вариации на исторические темы. Первые три повести написаны на материале истории России XVIII века. «Где, Медея, твой дом?» — вариация на темы древнегреческого мифа об аргонавтах.

---

— Запрещается въезд чужеземцам. Они способны выведать военные тайны Спарты. Расшатают чужеземцы моральные устои, — Спарта!

Страна молотка, пилы и топора!

Страна черной похлебки и общих столовых!

Страна трусов!

Действительно, легендарен корабль «Арго». Были авантюристы — Язон! — но не трусы; мелкие мошенники с лошадиными челюстями — Зет и Калаид! — но не трусы; кровосмесители — Библида! Негодяи — Клитий! Алкоголики — Кастор! Сводницы — Эмпуса! И сообща — убийцы — но не трусы!

Поглядим, Язон, сколько ты поцарствуешь в этой стране со своей горбатенькой зайчихой.

Икара определят в агелу, — воспитание в духе спартанских войн. Познание музыки, — военное хоровое пение прививает мелодику.

Тебя, Икар, обучат законам Спарты.

А законы эти — неисчислимы. Ты будешь участвовать в апеллах и обсуждать законы.

Икара определят в агелу.

Все четыре времени года он будет ходить необутый, в легком хитоне. Он будет засыпать на постели из тростника; тростник нарежет сам. Он будет самостоятельно добывать пищу, обворовывая земли илотов, а попадется — накажут бичом, не за ограбление — чтобы проявлял более хитроумия.

Тебя, Икар, обучат копью и мечу.

Потом переведут в следующую возрастную группу.

Устроят состязания: возмужал? готов к войне? Группу разделят на два отряда. Один — загонят на остров, окруженный рвом с помойной водой, — защитники; другой отряд — нападающие на остров по узким деревянным мосткам.

Применять оружие — запрещено. Бей локтями противника, сбрасывай с мостков и держи за волосы, пока не захлебнется в помойной воде, разгрызи врагу живот и подари кишки агеларху — религиозные реликвии, ожерелья славы, оторви современнику ухо и дуй в дыру, как в мундштук музыкального инструмента, вынимай у сверстников глазные яблоки, набери полный подол этих фруктов, подари агеларху — великолепный десерт после тощей похлебки.

Будь готов к празднику Артемиды.

Тебя будут сечь зелеными лозами ивы, ты не выродишь ни стона, ни полстона, ты будешь улыбаться, иначе — общественное презрение тебе и родителям твоим.

А выпускные экзамены!

Ты покинешь пределы города, будешь добывать пищу изощренным грабежом, отсыпаясь ночью и появляясь днем, как голодный ангел. Ты убьешь илота, хотя бы одного захудалого илота, иначе твое возвращение к родителям будет осыпано пеплом позора и горя.

Потом тебе выдадут кожаную каску, и кожаные поножи, и маленький меч и до шестидесяти лет будут обучать обязательному несению армейской службы.

Где Колхида твоя, Икар?

Ах, Икар, в Колхиде — варвары. Они разрывают печеных баранов пальцами. Они хлебают бочками напитки семидесяти семи дьяволов под воловьи тимпаны певцов. Кровная месть. Воруют жен. Сквернословят.

А тебя обучат правильным грамматическим выражениям. В апеллах ты будешь правильно грамматически выражать свое мнение криком «да!» на таком согласном народном собрании.

Медея рассмеялась.

— Дарю твоей возлюбленной самый красивый пеплос Эллады. Правда, он отравлен, и, надев его, твоя невеста мгновенно умрет.

Язон погрозил пальцем:

— Даришь, а жалеешь, что даришь.

Когда Майя убежала с подарком, Эмпуса беззвучно навалилась на Язона и беззвучно запеленала его. Вошел Икар. Он междометиями попытался выразить свое изумление, но не успел. Медея вонзила ему в горло кинжал.

Одеревенелую, в обмороке, вынесла Эмпуса Медею из дворца.

А над Спартой уже раздавались вопли; страшный пеплос умертвил Креонта, Главку и маленькую Майю.

Мерцало море.

Маячили гигантские стеклянные тучи.

Очертания их были красны.

Медленно звенели цикады.

Напряжение прошло.

Медея легла на песок, на спину.

Она заплакала.

Она плакала очень тихо и очень долго.

Эмпуса вынула занозы, перевязала ноги, надела Медее сандалии.

Очертания стеклянных туч почернели.

Эмпуса вздохнула, подняв кобыльи очи к тучам.

— Где-то мои Диоскуры? Хватает ли Кастору девочек? Вина? Пищи? Не шалит Полидевк?

— Вечно ты об одном и том же, — сказала притихшая Медея.

— Да, вечно, — сказала кормилица. — Ибо ничто не вечно — ни государства, ни расы, ни законы, один человек — вечен; его слезы, его пища, его мудрость.

VI. ГЛАВА ЭПИЛОГА

Государство можно превратить в сад, можно — и в конюшню.

А какой это сад? Кобыльи дрязги эфоров, дискуссии кобыл на тему: кто из жеребцов жарче? И — вереница ломовых лошадей, грузовых тружеников. А скакуны? Грациозны, как вишневые прутики, но кто из них не опадает да ипподромах, влача колесницы, оскаливаясь в сражениях?

Таково было положение в Спарте.

Твое пребывание, Медея, в государстве Спарта было безрассудно, как безрассудно золотое кольцо в носу у свиньи.

Еще недавно земля зазеленела во второй раз. Не очень-то и недавно — в сентябре. Тогда на равнинах раздавалось мычанье скота. Гудели быки; пылая ненавистью, ударяли друг друга рогами; рога стучали, как сучья.

Декабрь.

Кашлял Борей. Снежинки организованно объединялись в огромные сугробы. Крестьяне оказались отрезанными даже от соседей — так богат был декабрь снегами. В прудах затвердела вода, мальчишки проскальзывали по прудам, прогибая пленку льда. Они останавливались посередине прудов, подолгу разглядывали растительность и камни дна: лед был узок и прозрачен.

Земля замерзала.

Она была бледна. Только возле ключей чернела. Снег свисал с деревьев многоугольными тряпицами. Запоют петухи, но не улавливает слух топанья стад, не выглядывают лица из хижин; разведен в хижинах бедный огонь; прядут лен, сушат козью шерсть, мастерят примитивные силки для ловли птиц. Одна забота: мякины на корм быкам положить в ясли, в стойла козам и овцам — сучьев с листвой, свиньям — желудей разных сортов.

Язон потерял все: отца, соратников, предоставивших ему свое товарищество, но эллин расценил товарищество как событие, умаляющее его героизм. Ныне — поздно. Погибли друзья, к живущим — нет возвращения. Поздно Язон задумал проявить нежность к Медее, к Медее, задымленной в домашнем хозяйстве, как медный котел. Язон понял, что потерял Медею, понял — что потерял. Но — поздно понял, к Медее — нет возвращения.

Где Язония твоя, герой? Титул царя Эллады? Как бешеное животное изгнали тебя эпигоны Креонта: твое существование компрометировало честь Спарты.

Честь Спарты. Понял ты, Язон, щепетильность ее, мощно помахивающей бичом, увитым благовонными гирляндами фиалок. Понял, но поздно.

Жители Эллады! Если вы увидите одинокого морехода, направляющего свой парус в Малую Азию, и, опознав Язона, проговорите, богобоязненно сплевывая через плечо: это Язон! — вы поступите несправедливо.

Это несправедливо, что прошлые поступки и помыслы — ключ к дальнейшему пониманию человека.

Северный Ледовитый океан можно испарить, на территории его выращивая цитрусовые и злаки, сооружая жилища для населения. Но неизвестно, что в таком случает произойдет с Африкой. Не превратятся ли джунгли в сугробы, а Сахара — в дремучее море? Потому и существует Земля, что обладает математически правильными соотношениями воды, суши, атмосферы, течений. Эти соотношения — как сообщающиеся сосуды. Вливая влагу в один сосуд, мы вливаем и во второй.

Можно испарить одно качество человека, но неизвестно, в какой мере подействует это на остальные. Человек мало изменяем. Разве в самом отдаленном прошлом испытывали горе или хохотали не таким же образом, как позднее? Правда, бывали государства, запрещающие печаль, прививающие гражданам безграничную бодрость. Такова была Спарта.

Вот почему у Язона из одного сосуда испарились прошлые проступки и помыслы и еще неясно было, насколько влага второго сосуда заполнит первый.

Направляя парус в Малую Азию, Язон хотел взглянуть на корпус корабля «Арго», разлагающийся где-то возле Милета, погрязший в прибрежном студенистом иле.

Царь Соломон обладал перстнем, на котором было выгравировано: «И это пройдет».

Трогательное изречение. Все проходит, но и все остается. Рана заживает, но рубец — остается. Слезы исчерпываются, но рубцы от слез остаются, невидимые, они — из разряда внутренних рубцов. Изможденный организм откормить — возможно, только памятует организм об измождении и напомнит.

Медея омолодила Эсона.

Но память семидесяти прожитых лет Эсон — сохранил, это она, память, принудила Эсона повеситься.

Вот почему отказался от омоложения Скиф. Человеку положена одна жизнь, вторая — не под силу. Когда человек ощущает, что утратил самое ценное в жизни, а прозябать — не под силу, он обязан расстаться с жизнью.

Блуждая вдоль побережья, невдалеке от Милета, Язон созерцал побережье. Человек действия, он внезапно утратил интерес к действию. Он созерцал раковины, обломанные раковины моря. Перламутр переливался. Многие раковины содержали пурпур. Если бы Язону сообщили: в одной из раковин жемчужина — это не взбудоражило бы в нем инстинкта искателя, как раньше. Угрюмый, небритый, размышляющий ни о чем, Язон созерцал побережье. Чайки блаженно покрикивали, утоляя утробу рыбой.