П.А.Сарапульцев - Крах мультикультурализма

• Название: Крах мультикультурализма
• Автор: П.А.Сарапульцев
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Идеологи нового либерализма принципиально пересмотрели классическую теорию либерализма. С их точки зрения, для свободного развития индивида “государство должно предоставить своим подданным возможность самим получить все необходимое, чтобы стать полноценными гражданами” (56), а средства для этого должна дать “обобществленная экономика” (57), позволяющая государству решать соответствует ли доход вкладу человека в общее благо, и если будет признано, что не соответствует, то часть его через налоги перераспределять на социальные нужды (55).

Но особую роль в подготовке почвы для будущего краха либерализма сыграли те новые либералы, которые начали обосновывать и отстаивать коллективные права этнических и культурных групп. Так получила большую известность работа Ч. Тэйлора, в которой он доказывал, что групповая принадлежность является необходимым элементом идентичности людей, а отсутствие публичного “признания” этих особенностей, связанных с принадлежностью к группам, означает умаление их достоинства. А потому, для утверждения равного достоинства всех членов общества, государство должно признавать равную ценность и равное достоинство различных групп, что в свою очередь должно повлечь за собой уважение норм и практик этих групп и принятие мер для их защиты и сохранения, т.е. в известной степени неравное обращение с членами разных коллективов (58).

Ещё более жёстко обосновал необходимость государственной поддержки автономных “слабых” групп W. Kymlicka. По его мнению, вообще не существует абстрактных индивидов, а есть только члены культурных групп. И поскольку “в государстве всегда существует обслуживающая всё общество социетальная культура, основной функцией которой является обеспечение лояльности, подразумевающей готовность откликаться должным образом на призывы государства и общества” (59), то автономные культуры оказываются в положении маргиналов. И поэтому истинно либеральное государство должно обеспечить автономность этих групп, позволяющую сохранять особенности их культуры (60).

Правда, с точки зрения W. Kymlicka, заслуживают особого отношения вплоть до государственности для охраны своей самостоятельности только те меньшинства, чье включение в состав крупных государств не было результатом их свободного выбора, а не иммигранты, которые переселяются в другую страну добровольно и даже не расовые группы, подвергавшиеся в прошлом угнетению (61), но новые либералы почему то стали распространять особое отношение на всех новых европейцев.

Наличие подобной философии у пришедших к власти политических партий, послужило обоснованием для создания программ “гражданской интеграции”, включающих для вновь приехавших иммигрантов бесплатную систему образования, высокие пособия по безработице, отменяемые при выходе на работу даже с низкой заработной платой, пособия для неработающих матерей одиночек.

Казалось бы, что люди, приезжающие из разных стран третьего мира и получающие то, что ни при каких условиях не могли получить у себя дома, должны быть благодарны принявшему их европейскому обществу, но они “продолжают исповедовать свои собственные ценности: обычно не говорят на европейских языках, совершают гигантское количество преступлений,… делают джихад против неверных, ненавидят общество, которое их кормит и считают, что оно им должно” (62). Больше того “в Европе растёт вот уже третье поколение людей, которые не привыкли работать, а умеют только стоять в очереди за социальными пособиями. Они ненавидят всех, кто своим трудом добился больше, чем они. Они грабят, потому что чувствуют свою безнаказанность: государство слишком часто внушало им, что именно они являются его опорой. Они привыкли к иждивенчеству. Больше они ничего не умеют и не хотят” (16).

В чём же тут дело? Владимир Малахов, пожалуй, одним из первых объяснил поведение иммигрантов развитием процессов маргинализации, возложив вину за это на европейское общество, которое, с его точки зрения, подвергло новых граждан социальному исключению (18). И это было бы правильно, если бы европейские государства целенаправленно понижали социальный статус формирующихся этнических групп, выталкивая их на общественное дно (63), а представители этих групп были бы инвалидами, безработными, неимущими, бездомными, чья бедность вынуждала бы их придерживаться стиля жизни, который отличался бы от сложившегося в данном обществе (64). Правда, безработных среди новых европейцев оказалось действительно много, но не из-за того, что они не могли найти себе работу, а лишь потому, что выдаваемые им пособия по безработице превышали заработную плату за ту работу, на которую у них хватало исходной квалификации.

Ошибка В. Малахова заключается в том, что он расценивает процесс маргинализации этнических групп, как чисто социальный феномен. Подобным образом рассматриваются проблемы маргинальности в Западной Европе и другими отечественными авторами. Так в работе “На изломах социальной структуры” к маргинальной относится та часть населения, которая “не участвует в производственном процессе, не выполняет общественных функций, не обладает социальным статусом и существует на те средства, которые либо добываются в обход общепринятых установлений, либо предоставляются из общественных фондов - во имя политической стабильности - имущими классами” (65). То есть, с точки зрения этих авторов, этнические вопросы вообще не играют ни какой роли в маргинализации иммигрантов.

Хотя даже изначально понятие “маргинальная личность” было предложено Робертом Эзра Парком в 1928 году “для обозначения культурного статуса и самосознания иммигрантов, оказавшихся в ситуации необходимости адаптации к новому для них урбанистическому образу жизни (66). Поскольку в то время этот феномен трактовался, как чисто социологический (67), то идеи Парка были подхвачены, развиты и переработаны другим американским социологом - Эвереттом Стоунквистом, который тоже считал этот феномен социальным, но доказал, что маргинальное положение социального субъекта может возникать не только при столкновении культуры иммигрантов, но и при любом культурном конфликте (68).

Однако уже в середине XX века Э.Хьюз подметил, что маргинальность всегда “сопровождается конфликтами лояльности и разочарования”, то есть фрустрацией (69), а “фрустрация в настоящее время относится к психическим состояниям” и “имеет место в тех случаях, когда организм встречает более или менее непреодолимые препятствия или обструкции на пути к удовлетворению каких-либо жизненной потребности” (70).

Действительно для подтверждения этого факта достаточно сравнить описание внутреннего мира маргинального человек по Стоунквисту и М.В. Леевику с описанием симптомов фрустрации.

Так Стоунквист (71) описывает следующие психологические характеристики, возникающие при развитии культурного конфликта:

— дезорганизованность, ошеломленность, неспособность определить источник конфликта;

— ощущение “неприступной стены”, неприспособленности, неудачливости;

— беспокойство, тревожность, внутреннее напряжение;

— изолированность, отчужденность, непричастность, стесненность;

— разочарованность, отчаяние;

— разрушение “жизненной организации”, психическая дезорганизация, бессмысленность существования;

— эгоцентричность, честолюбие и агрессивность.

Ещё одно более обобщённое описание специфических свойств маргинального человека приводит М. В. Леевик (66):

— рефлексия, как склонность к анализу своих переживаний;

— критическое, скептическое, иногда циническое отношение к миру;

— релятивизм, как субъективное толкование нравственных понятий и суждений, доходящее до появления стремления определенных социальных групп подорвать или ниспровергнуть господствующие формы нравственности;

— отстраненность, психологическая отчужденность;

— замкнутость, одиночество, внутренняя противоречивость.

Наконец, для сравнения необходимо привести основные проявлений фрустрации (70):

— агрессивность может включать в себя не только прямое нападение, но и угрозу, желание напасть, враждебность, желанием на ком-то и даже на чем-то “сорвать зло”, может быть внешне ярко выражена, например, в драчливости, грубости, “задиристости”, а может быть более “затаенной”, имея форму скрытого недоброжелательства и озлобленности

— прикованность к фрустратору, который поглощает все внимание, вызывает потребность длительное время воспринимать, переживать и анализировать фрустратор;

— капризное поведение;

— уход в отвлекающую, позволяющую “забыться” деятельность;

— депрессии, часто проявляющиеся чувством печали, сознанием неуверенности, бессилия, безнадежности, а иногда отчаяния;

— регрессия — возвращение к более примитивным, а нередко и к инфантильным формам поведения;