Роберт Говард - Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней

• Название: Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней
• Автор: Роберт Говард
• Издательство: Эридан
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1992
• ISBN: 5-85872-080-3

В сборник американского фантаста входят в основном «ужасные» произведения: роман «Час Дракона», повести о чудовищах («Тварь на крыше», «Пламень Ашшурбанипала» и «Крылья в ночи»), об оборотнях («Голуби преисподней»), известный «Пиктский цикл» о древней борьбе добра и зла, включающий повести «Долина червя», «Королевство теней», «Народ тени», «Короли ночи», «Черви земли» и «Черный человек».

---

— Я воевал с его пращурами, — сказал Ксальтотун. — Их не смогли покорить даже владыки Ахерона.

— Киммерийцы по-прежнему остаются угрозой для народов Юга, — сказал Ораст. — А он — истинный сын своей дикой расы. Я уже говорил, никто не может соперничать с ним в схватке.

Ксальтотун не отвечал. Он сидел, вглядываясь в сгусток живого огня, вспыхивающий и гаснущий в его руке. Во дворе протяжно и тоскливо завыла собака.

2. Дуновение черного ветра

Год Дракона пришел в сопровождении войны, эпидемий и тревоги. Моровое поветрие кружило по улицам Бельверуса и поражало и купца в лавке, и раба в сарае, и рыцаря во время застольной беседы. Искусство знахарей и врачей было бессильно. Поговаривали, что поветрие это — кара за грех гордыни и похоти. Болезнь была внезапной и смертоносной, как змеиный укус. Кожа заболевшего сначала становилась пурпурной, потом чернела, через пару минут несчастный валился на землю в агонии и, прежде чем смерть вырывала душу из разлагающегося тела, успевал почувствовать запах этого разложения. Пронзительный горячий ветер веял с юга непрерывно, на полях пропадало жнивье, на пастбищах подыхал скот.

Простой народ молился Митре и глухо негодовал на короля — по всему государству прошел слух, что под защитой стен своего дворца король тайно предается отвратительным обрядам и гнусным оргиям. А потом и в этот дворец, оскалив зубы, пробралась смерть, вокруг ног ее текли и кружились чудовищные испарения заразы. И в одну прекрасную ночь умер король вместе с тремя сыновьями, и громкоголосые глашатаи смерти заглушили мрачный и устрашающий звон колокольчиков, которыми обвешивали повозки, собиравшие с улиц гниющие трупы.

И в эту же ночь, перед рассветом, не утихающий уже неделю южный ветер перестал зловеще шелестеть шелковыми шторами. Налетел с севера ураган и загудел среди башен; загремели грозные громы, ослепительно вспыхнули стрелы молний, и хлынул дождь. Но утро пришло чистое, зеленое и прозрачное; обожженная земля покрылась травяным ковром, снова вырвались к небу жаждущие хлеба, и поветрие кончилось, ибо ночной ураган выдул из страны его ядовитые испарения.

Говорили, что по воле богов погиб грешный король со своим потомством, и, когда в большом тронном зале короновался его младший брат Тараск, народ, приветствуя короля, которому покровительствуют боги, кричал так, что башни дрожали.

Такая вспышка радости и воодушевления предшествует часто победоносным войнам. И никого тогда не удивило и не встревожило, что король Тараск быстро прекратил свару, затеянную покойным королем с западными соседями и стал собирать войска для нападения на Аквилонию. Рассуждения его были ясны и понятны, мотивам похода придавался благородный вид войны за правое дело. Король поддерживал Валерия, «законного наследника престола», он, по его словам, выступал не врагом, но другом Аквилонии, собирающимся освободить ее народ из-под власти узурпатора-чужеземца.

Если даже то тут, то там возникали циничные усмешки и перешептывания насчет любимого королевского приятеля барона Амальрика, огромное богатство которого имело своим источником порядком истощавшую королевскую казну, на общей волне воодушевления и популярности Тараска на них внимания не обращали. Человек же настолько проницательный, чтобы сообразить — подлинным, хотя и закулисным владыкой Немедии является Амальрик, все же остерегался произносить подобную крамолу вслух. И война продолжалась среди всеобщего восторга.

Король и его союзники двинулись на запад во главе пятидесятитысячного войска — тяжеловооруженных рыцарей с флажками, развевающимися над лавиной шлемов, копейщиков в стальных касках и чешуйчатых кирасах, арбалетчиков в кожаных куртках. Они с боем взяли замок, охраняющий границу, спалили три деревушки в горах и, углубившись на десять миль в чужую страну, встали в долине реки Валькии лицом к лицу с армией Конана, короля Аквилонии — сорокатысячным войском, состоявшим из пехоты, лучников и рыцарей, цветом аквилонского могущества. Не подоспели только воины из Пойнтайнии под предводительством Просперо, потому что путь их лежал из далекого юго-западного края королевства. Тараск ударил без предупреждения — не было времени для формального объявления войны.

Обе армии стояли друг против друга, разделенные широкой долиной с обрывистыми краями, на дне которой среди кустов и верб вился небольшой ручеек. Маркитантки с обеих сторон приходили туда за водой и обменивались оскорблениями и камнями. Последние лучи солнца упали на золоченый штандарт Немедии с изображением алого дракона, который развевался над шатром короля Тараска, установленного на возвышении у восточного края долины. Тени же западного обрыва, как огромный пурпурный саван, падали на лагерь аквилонской армии и трепещущий над шатром короля Конана флаг с золотым львом.

Всю ночь костры освещали долину, ветер разносил звуки труб, лязг оружия и резкие крики конных патрулей, стерегущих оба берега поросшего вербами ручья.

В предрассветном мраке зашевелился король Конан на своем ложе — куче мехов и шелка на деревянном помосте — и проснулся. Он вскочил с хриплым криком и схватился за меч. Паллантид, предводитель войска, встревоженный этим криком, вбежал в шатер и увидел своего короля, сидящего недвижно с ладонью на рукояти меча; пот выступил на его побледневшем лице.

— Ваше величество! — крикнул Паллантид. — Что-нибудь случилось?

— Что в лагере? — спросил Конан. — Как стража?

— Пятьсот всадников патрулируют ручей, наше величество, — ответил генерал. — Немедийцы не решились выступить ночью. Они, как и мы, ждут рассвета.

— Во имя Крома! — буркнул Конан. — Я проснулся от чувства, что гибель крадется ко мне сквозь тьму.

Он поглядел на большую золотую лампу, освещающую мягкие бархатные шторы и ковры огромного шатра. Они были одни — ни раба, ни оруженосца не было подле короля. Но глаза Конана горели таким же огнем, как в минуты величайшей опасности, и меч он держал в руке. Паллантид глядел на него с тревогой. Конан прислушивался к чему-то.

— Внимание! — шепнул он. — Слышишь? Кто-то крадется!

— Семь рыцарей стерегут твой шатер, повелитель, — ответил Паллантид. — Никто не может приблизиться к тебе незамеченным.

— Не снаружи? — проворчал Конан. — Мне показалось, что я слышал шаги здесь, внутри!

Паллантид быстро и удивленно огляделся. Шторы по углам сливались с тенями, но, если бы в шатре находился кто-то, кроме него и короля, он бы заметил. Паллантид снова покачал головой.

— Здесь никого нет, господин. Ты спишь в самом сердце своего войска.

— Мне приходилось видеть смерть короля, окруженного тысячами людей, — пробормотал Конан. — Что-то, что передвигается на невидимых ногах и неуловимо для глаза…

— Может, это приснилось тебе, повелитель? — спросил ошеломленный Паллантид.

— Как же, снилось! — сказал Конан. — И дьявольский был это сон: я шел по тем же долгим и трудным дорогам, что привели меня к трону…

Он замолчал, и Паллантид глядел на него безмолвно. Для генерала, как и для большинства своих цивилизованных подданных, король был загадкой. Паллантид знал, что в своей бурной, богатой приключениями жизни Конан прошел много странных дорог, пока судьба не возвела его на престол Аквилонии.

— Я снова видел поле битвы, на котором был рожден, — задумчиво говорил Конан, опершись подбородком на могучий кулак. — Я видел себя в набедренной повязке из шкуры пантеры, мечущего копье в горного хищника. Я снова был наемным рубакой, атаманом мунганов, корсаром, грабящим побережья страны Куш, пиратом с острова Бараха, вождем горцев Химелии. Я был каждым из них, и каждый из них мне приснился, все существа, которые были мной, прошли мимо меня бесконечной чередой, а ноги их выбивали из пыльной дороги тоскливый крик…

Но были в этом моем сновидении необыкновенные, неузнаваемые тени, и отдаленный голос смеялся надо мной. Под конец я увидел, что лежу на этом ложе в своем шатре и надо мной склонилась фигура в капюшоне и широком плаще. А я лежал, не в силах двинуться, и вот капюшон спал, и увидел я, что улыбается мне трухлявый череп. Тогда я и проснулся.

— Это кошмарный сон, повелитель, — сказал Паллантид, сдерживая дрожь. — Кошмар, и ничего более.

Конан отрицательно покачал головой. Он происходил из племени варваров, людей суеверных, и все инстинкты предков таились в глубине его ясного сознания.

— Кошмаров я видел много, — сказал он, — но в большинстве своем они ничего не означали. Во имя Крома, этот был особенный! Ах, если бы эта битва была уже позади и окончилась победой! С того самого дня, когда король Нимед умер от черной заразы, у меня скверные предчувствия. Почему болезнь прошла, когда он умер?

— Говорят, что за грехи…