Вук Задунайский - Балканский венец

• Название: Балканский венец
• Автор: Вук Задунайский
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59056-8

Балканы… Непознанные, поразительно прекрасные и суровые одновременно. Полюс силы, где уже много столетий льются реки крови. Цикл сказаний Вука Задунайского «Балканский венец» переносит нас в жестокий и необычайно яркий мир фантастических Балкан. Невероятные обстоятельства битвы на Косовом поле и падения Константинополя. Князь Милош Обилич, одолевший саму судьбу в неравной схватке, и султан-чернокнижник Баязид. Зловещий валашский господарь Влад по прозванию Дракула и монах, ушедший в стену храма Святой Софии. Проклятие королевской династии Неманичей и Железный хромец Тамерлан, повернувший свои орды, а заодно и весь ход истории из-за обычного сна – только обычного ли? Упыри-янычары и дух нечистый, вселившийся в царя македонцев. А еще отсюда родом вампиры всех мастей, оборотни, прекрасные вилы и солдаты миротворческих контингентов. Мистические Балканы оказываются на поверку запредельно реальными. Это мир, где людьми правят нечеловеческие страсти и где чудо не роскошь, но средство выживания.

---

Уже ввечеру еле-еле добрел Димитрий по залитым водой улицам до Храма. Тут и здоровому мужу несладко пришлось бы, не то что увечному. Вошел в Храм – и сразу к Ней.

– Сестра! Вот, я принес то, что просила ты!

И занес он руку, дабы вытащить из-за пазухи Омофор, но услыхал:

– Тише, не надо! Я уже чую, что здесь она, у твоего сердца. Благодарю тебя, брат Димитрий. Теперь сохрани реликвию – не говори о ней никому, не расставайся с ней и не выходи из Храма. Спать можешь на хорах пустых. Здесь смогу я защитить тебя. А как придет время закончить то, что начато, – оповещу тебя.

Говорила Она слова сии, и купол будто бы наполнялся сиянием. Не понял инок – то ли в глазах у него светится, то ли в паникадилах свечей прибавилось. Только светло стало вокруг, и мозаика под куполом вся зажглась, заиграла золотыми искрами. Такова была улыбка сестры его. Но тут услыхал инок шаги. Кто-то вошел в Храм. Был поздний гость высок и закутан в темный сагион[82]. Сразу узнала Она его, хотя и был он одет в плащ простого ратника. Узнала по особенной осанке и поступи – такая бывает только у багрянорожденных. Повинуясь знаку Ее, бесшумно скрылся инок среди колонн.

Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить…

К Ней обращал он молитву свою – хотя и не ведал о Ней ничего доподлинно. Она и прежде говорила с базилевсами – с теми, кто готов был слышать Ее. Хорош был последний император, давно таких не видала Византия. Не так важно, как жила империя, – важнее, как она погибала. Шептали губы его:

– Прости меня, Господи! Нет, можешь и не прощать – пощади хотя бы их! Много грехов вершилось, много ошибок было сделано. Пусть все на мне будут. Если б не я – процветал бы народ ромейский…

Наговаривал на себя базилевс. Делал он все, что возможно. И что невозможно – тоже делал. Все ждали голода в Городе осажденном, но отдал он последнее золото из казны, купил хлеба, и каждая семья получила себе пропитание – немного, но достаточно, как раз чтобы не голодать. Все ждали, что в осажденном Городе не будет воды, но загодя повелел базилевс починить древний резервуар – Цистерну Базилику, – построенный еще при основании Города и питавшийся подземными источниками. Располагался он под землей, вели к нему пятьдесят две ступени, по которым и днем, и ночью теперь таскали воду. Велик он был, на весь Город хватало. Поддерживали Базилику над ним триста тридцать шесть мощных колонн, по двадцать восемь в каждом из двенадцати рядов. Не схватили Город за горло ни голод, ни жажда.

– Не виновен ты, Константин. Встань с колен, – был ответ.

Но казалось базилевсу, что это сам он говорит с собой.

– Не виновен, речешь? Сколько раз предлагали мне сдать Город – и султан предлагал, и латиняне, и Джустиниани, и мегадука… Не слушал я их, стоял на своем, как осел упрямый. А ныне погублен Город, ибо не сможем мы удержать его.

– Думаешь, изменило бы согласие твое хоть что-нибудь? Или веришь до сих пор в лживые посулы султанские? Те, кому суждено погибнуть – погибнут. То, чему суждено сгореть – сгорит. То, чему суждено прорасти – прорастет. Веками стояла империя на перекрестье дорог с Запада на Восток и с Севера – на Юг, из Черного моря – в Белое, питая и защищая мир христианский от диких орд. Теперь приходит конец служению ее. Не устоять Городу, но не твоя в том вина.

– Я мог бы забыть о гордости своей и признать первенство Папы – но я не сделал и этой малости для народа своего.

– И что, полагаешь – обошлись бы латиняне с ромеями лучше, нежели турки? Или забыл ты, как хозяйничали рыцари в Городе твоем? Варвары с Запада мало чем отличаются от варваров с Востока.

– Я был недальновиден. Доверял не тем, кому надо доверять, изгонял тех, кто говорил мне правду. Я не думал о том, что впереди, и не помнил того, что сзади. Вина моя тяжка.

– Всякий человек ошибается. Не ошибается только Бог. Будь покоен, нет в том твоей вины.

– А кто, кто ж тогда ответит за все?

– Кто виновен. Один раньше, другой – позже, но ответят все. Латиняне ответят, когда узрят зеленые флаги с полумесяцем под стенами Вены, турки – когда за то, что ты турок, будут убивать еще в утробе материнской. Всяк за свое ответит, а кто не успеет – за того детям ответ нести. Иль усомнился ты в том?

– Но что же делать мне? Смотреть на гибель Города своего и веры?

– Вера бессмертна, ежели это истинная вера. А вот Город… Знаешь ли, базилевс, – умирают все, только живут немногие. Всему приходит конец – городам и империям, автократорам и простолюдинам. Пал Рим когда-то – падут и иные империи Востока и Запада. Никто не избежал еще смерти. Только по-разному умирать можно. Возьми хотя бы предков своих, базилевсов: кто от удара ножом в спину преставился, а нож тот в руке брата был, кто от яда, подсыпанного супругой любимой, скончался в страшных муках, кто задушен был по приказу сына родного. Даже те, кто умирал на мягкой перине своей смертию, – разве не страдали они? Твоя же смерть будет иной.

– Погибнуть базилевсу как простому ратнику…

– Так что с того? Это лучшая смерть для базилевса, мало кто заслужил такую. Но тебе она пожалована будет в награду за стойкость твою и благородство.

– Только кого выбрать мне – магометан или латинян? Запад или Восток?

– Не делай выбора там, где нет его. Выбор между восходом и закатом – разве это выбор? У тебя свой путь, ярко освещен он полуденным солнцем – так иди по нему!

– Может, лучше все-таки отворить врата туркам или отослать султану ключи от Города? Так я хотя бы спасу остатки народа ромейского.

Но молвила Она:

– Не нужно отворять врат, базилевс. Нам ли самим впускать нечестивых в Город?

Хотел император снова предаться молитве, но не мог, ибо завладел разумом его этот вопрос:

– Может, лучше все же отворить врата?

Но сказала Она ему:

– Не нужно отворять врат, базилевс. Пусть нечестивые сами войдут в Город.

И вновь приступил император к молитве своей. Но не стерпел и в третий раз вопросил:

– А может?

И сказала Она:

– Не нужно отворять врат.

– Разве не сломают они их все равно?

– Но зато не сами мы впустим к себе Тьму. Тем и спасемся. Побеждает всегда тот, кто сражается с оружием в руках до последнего. Тот, кто идет вперед к цели, не оглядываясь по сторонам. Ступай же! Смерть твоя да искупит жизнь твоих предков.

Встрепенулся базилевс:

– Кто здесь?! С кем говорю я?! Мой ли это голос призывает меня идти на смерть?

Но никто не ответил базилевсу. Тишина висела под куполом, лишь только эхо тихо шептало «Кто здесь? Кто здесь? Кто здесь?». Слушал базилевс – но ничего не слышал, кроме гула ветра в пустых хорах. Выронил он из рук молитвенник в кованом переплете – гулким эхом прогромыхал он по мраморным плитам. И молвил Константин:

– Я слышал Тебя! Ты есть, Премудрая! Тебя не может не быть! Говорили мне, что Ты есть, – а я не верил. Давай же условимся, Премудрая. Если Ты есть – останусь я в Городе и исполню то, к чему влечет меня сердце, но чему упрямо противится разум мой. Если нет Тебя – я покину эти места, сяду на корабль и отплыву к братьям моим, деспотам морейским, а там, может, и до Рима доберусь. Выйду я сей же час из Храма. Если встретит меня полная луна, что светила, когда вошел я сюда, – значит, нет Тебя, и все это – морок. Если же луна будет сокрыта – значит, услышали мы друг друга. Прощай же, Премудрая!

Покинул базилевс Храм с неспокойным сердцем. Ну что же, прощай, последний и лучший из императоров. Было Ей грустно и легко. Она как будто видела – вот, базилевс вышел на площадь, залитую светом лунным, готов уже он принять решение и покинуть Город, как вдруг… Тень закрыла луну! Сперва часть ее, будто откусив кусок от лунного диска, потом половину, потом – почти целиком, оставляя лишь месяц, столь любимый османами, а потом на Город пала тьма. Не ждал никто лунного затмения. Никому, кроме Нее, не было ведомо, что в эту ночь тень солнца закроет луну и погрузится Город в непроглядный мрак. Замер базилевс и встал посреди площади как вкопанный.

Видел затмение не только базилевс. Видели его жители Города и припали к стопам Богородицы, дабы защитила она их. Видели затмение и воины на стенах – и сжали они рукояти мечей своих да древки копий. Видели затмение и генуэзцы в Галате – и страх поселился в их сердцах, ибо клятвопреступление всегда будет наказано. Перекрестилась Елена Драгаши, а ныне инокиня Ипомони, увидев, как тень солнца закрыла луну, перекрестилась – и слезы потекли по ее щекам, более прекрасные, нежели адаманты из короны.

Запечатал Георге Бранкович перстнем своим гербовым послание к соплеменникам, стоявшим у стен Города под султанскими стягами, в котором просил он их не усердствовать при штурме, а в ответ обещал щадить нападающих. Как только скрылась луна, возрадовался князь сербский – верному человеку проще будет незамеченным проникнуть в лагерь турецкий. Запечатал и кондотьер Джустиниани перстнем своим гербовым послание к правителям города Генуи, в котором писал он, что бессмысленно отправлять на помощь Городу войско, а лучше выждать, когда турки ослабнут при штурме, и тогда… Но как только скрылась луна, адская боль пронзила вдруг шею кондотьера, и не знал он, что это с ним творится.