А. Кошелев - Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура

• Название: Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура
• Автор: А. Кошелев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Военная история
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12876-Х

В этой книге, посвященной 60-летию Победы над Японией, собраны воспоминания тех, кто бил «самураев» на Халхин-Голе, в Китае и в Манчжурии, кто в августе 45-го с боями прошел «через Гоби и Хинган» и вновь поднял русский флаг над Южным Сахалином, Курилами и Порт-Артуром:

«Летом 1945 года, дойдя до Порт-Артура, мы поклонились праху погибших там в начале века русских солдат и сказали: мы вернулись, мы рассчитались за вас».

«В Сталинском приказе день Победы над Японией был объявлен праздничным. Сейчас эту дату пытаются вычеркнуть из народной памяти. Но нашу Победу, нашу гордость и славу, наше великое прошлое у нас не отнять».

---

Утром 25 августа, после часовой артподготовки и налета бомбардировщиков, самураи пошли на штурм наших позиций — атаковали сначала двумя батальонами при поддержке спешенного кавалерийского эскадрона, затем бросили в бой даже личный состав унтер-офицерской школы, равной по численности пехотному батальону. Безрезультатно. Встреченные ураганным огнем пулеметов и артиллерии, японцы откатились, завалив телами склоны высот и подступы к нашим окопам. Правда, под непрерывным артобстрелом и мы несли значительные потери.

После полудня, перегруппировавшись, противник повторил атаку. Даже без бинокля были отчетливо видны наступающие цепи. Но вот, попав под фланговый пулеметный обстрел, они залегли. Я приказал сменить огневые позиции; и когда японцы вновь попытались подняться, сразу четыре пулемета накрыли их перекрестным огнем. Немногим тогда удалось уйти.

Следующий день, 26 августа, стал переломным. С рассвета противник открыл беспорядочную стрельбу, в 7.30 попытался на отдельных участках перейти в наступление — но эти атаки носили разрозненный характер, напоминая скорее разведку боем: то ли японцы выдохлись, понеся слишком большие потери накануне, то ли уже проведали, что к нам подошло подкрепление — долгожданная 6-я танковая бригада, уже освободившаяся к тому времени от боев во внутреннем кольце окружения. Во второй половине дня, при поддержке танкистов мы вытеснили неприятеля с занимаемых им высот и окончательно очистили от врага монгольскую территорию.

Впрочем, ликвидации окруженной японской группировки затянулась еще на 4 дня — до 30 августа, когда над высотой Ремизова, последним очагом сопротивления, взвилось наконец красное знамя.

Но мне увидеть это собственными глазами не довелось. Еще в первый день нашего наступления я был ранен в руку. К утру 27 августа рука распухла, поднялась температура, и меня отправили сначала в медбат, а оттуда — на родину, в читинский госпиталь. Вот и все. На этом «необъявленная война» для меня закончилась.

Павел Соловьев летчик-истребитель

Весной 1939 в нашу летную часть, что стояла под Киевом, пришел приказ: немедленно передислоцироваться в Монголию.

Дело в том, что уже не первый год положение на наших восточных рубежах внушало все большее и большее опасение за безопасность страны. Это беспокойство ощущалось всеми: и руководителями партии и правительства, и средствами массовой информации, и нашим командованием, и нами, рядовыми летчиками, и всеми советскими людьми. Из тем политинформаций куда-то пропали успехи социалистического строительства и реконструкции, положение в Испании, борьба международного рабочего движения за свои права и многое другое.

Истребитель Ki-27 перед боевым вылетом

Практически, тем осталось только две: к положению на востоке и к положению на западе. Причем, положение на востоке оценивалось, да и воспринималось буквально всеми, как более грозное, чем на западе.

Посудите сами: не успели отгреметь бои на сопке Заозерной (район озера Хасан), как начались провокации японской военщины в Монголии. А у нас с монголами был договор о дружбе и взаимной помощи. А у японцев был аналогичный договор с немцами.

И все ждали, что вот-вот начнется широкомасштабная война на востоке с японцами, а немец, чуть попозже, нападет на нас с запада. Так что приказ мы восприняли однозначно: началось! Я и сейчас считаю, что для нас, летчиков 22-го истребительного авиационного полка, Великая Отечественная война началась весной 1939 года. Тем более, что незадолго до этого в газетах писали, что СССР будет защищать территорию Монголии, как свою собственную.

Путь с Украины в Монголию был неблизким. Добирались месяца полтора-два, а, может быть, и все три: ехали поездом, потом — на машинах. Транспортным самолетом доставили нас до 111-го разъезда, оттуда разлетелись: вначале на базовый аэродром в Тамцак-Булаке, а затем — поэскадрильно — на полевые аэродромы, где и получили материальную часть. Наша эскадрилья получила пушечные истребители И-16.

В мае начались бои.

Мне часто приходилось слышать о превосходстве наших машин над японскими, доводилось слышать и прямо противоположное мнение. То же самое говорят и о подготовке летчиков. Но мне так не кажется: авиация в то время была еще очень молода и, наверное, поэтому в разных странах получила примерно одинаковое развитие — что по летно-техническим характеристикам материальной части, что по уровню подготовки летчиков. Так что встретились на равных.

За Халхин-Гол я был награжден орденом Боевого Красного Знамени — за бой, который я провел у всех на глазах. Такое редко бывает. Я в тот день был на боевом дежурстве, вдруг прозвучала команда на боевой вылет.

После боевого вылета

Когда взлетел, прямо над аэродромом увидел японский самолет и сразу его сбил. Сейчас уже не помню, что это был за аппарат, но не истребитель, точно: то ли наблюдатель, то ли корректировщик. Японские-то истребители я хорошо знал: «Дзеро» их называли; с такими большими красными кругами на плоскостях и фюзеляже. Скорость у них для нас маловатой казалась, да и по вооружению мы явно их превосходили.[6] Наш И-16 по вооружению выпускался в нескольких модификациях: были чисто пушечные, пулеметные и смешанные пушечно-пулеметные. На Халхин-Голе на «ишаки» стали еще подвески под РСы (реактивные снаряды — типа «Катюши») монтировать.

Вообще, летать там было легко — мы сразу же, как только прилетели, завоевали господство в воздухе, хотя, может, и к августу. Но летом это было.

Всего на Халхин-Голе я сбил три японских самолета: два истребителя «Дзеро» и этот, о котором уже упомянул.

Однако самым запоминающимся моментом стал для меня вовсе не бой, а вынужденная посадка.

Во время боя у меня остановился двигатель — кончилось горючее. «Ишак» — машина скоростная; не самая, конечно, — позже доводилось и на более быстрых летать, — но тем не менее для пионерского периода нашей авиации одна из самых быстрых. Рассчитать запас горючего не так-то просто. Хорошо хоть над нашей территорией это случилось. А с точки зрения авиации вся Монголия — один сплошной аэродром: степь да степь кругом; почва твердая; полей да лесов нет и в помине: садись где хочешь!

Посадку поэтому произвел на шасси, а не на брюхо, дождался баошников (воинов батальона аэродромного обслуживания), меня дозаправили и я полетел дальше.

Пленный японский летчик

К осени все кончилось: побили мы японца.

Потом участвовал в Великой Отечественной войне, в 1945-м опять был на Дальнем Востоке, но уже опытным, повоевавшим летчиком. После немца мы били японца, как хотели.

Да и техника была намного лучше довоенной: получили новые самолеты: «Лавочкины», «Яковлевы» — более скоростные, маневренные, лучше вооруженные.

Николай Богданов командир взвода разведки

В середине августа 1939 года, по окончании военно-пехотного училища, я был произведен в лейтенанты и срочно, в составе группы выпускников, направлен в Монголию.

Н. Г. Богданов (Халхин-Гол, 1939 г.)

Хотя мы прибыли в штаб 1-й армейской группы, располагавшийся на горе Хамар-Даба, ночью, я немедленно получил назначение в разведроту 127-го стрелкового полка, наступавшего на направлении главного удара 57-й стрелковой дивизии в составе Южной группы войск.

Разведку мы вели как на бронемашинах БА-10 и БА-20, так и пешим порядком. Не знаю уж, что было опаснее. При действиях пешими разведгруппами больше полагались на скрытность: перед выходом на задание я всегда приказывал бойцам попрыгать — не лязгает ли оружие и амуниция: малейший шум мог выдать наше присутствие врагу, особенно ночью. Бронеавтомобилями чаще пользовались для активной разведки сильно укрепленных узлов японской обороны, выявления опорных пунктов, ДЗОТов и ДОТов — фактически это была разведка боем: мы сознательно подставлялись под обстрел, чтобы вскрыть огневые точки противника. Честно говоря, БА-20 мы недолюбливали — эта пулеметная бронемашина для серьезного боя была малопригодна; а вот пушечный БА-10 вполне соответствовал требованиям активной разведки, разве что мотор был слабоват и сцепление не всегда надежно, зато мощному вооружению — 45-мм пушка и два пулемета — могли позавидовать даже японские танки.

Бронеавтомобиль БА-20

Сейчас, вспоминая то время, сам не понимаю: как умудрился уцелеть? Я же был тогда совсем пацан — неполных девятнадцати лет — неопытный, отчаянный и дурной: все время лез на рожон. Хорошо, что командиром отделения у меня был A.A. Степанов. Призванный из запаса, почти вдвое меня старше (ему уже исполнилось тридцать шесть), он заботился о моей безопасности куда больше, чем о своей собственной, опекая прямо-таки по-отцовски, умел остудить мой юношеский пыл, вовремя попридержать — его любимой фразой было: «Охолонь, командир». Я по гроб жизни обязан этому добрейшему мудрому человеку истинно русской души. Он отучил меня от глупой бравады, безрассудства и ухарства, показав пример подлинной храбрости — спокойной, зрячей, не напоказ.