А. Кошелев - Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура

• Название: Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура
• Автор: А. Кошелев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: Военная история
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12876-Х

В этой книге, посвященной 60-летию Победы над Японией, собраны воспоминания тех, кто бил «самураев» на Халхин-Голе, в Китае и в Манчжурии, кто в августе 45-го с боями прошел «через Гоби и Хинган» и вновь поднял русский флаг над Южным Сахалином, Курилами и Порт-Артуром:

«Летом 1945 года, дойдя до Порт-Артура, мы поклонились праху погибших там в начале века русских солдат и сказали: мы вернулись, мы рассчитались за вас».

«В Сталинском приказе день Победы над Японией был объявлен праздничным. Сейчас эту дату пытаются вычеркнуть из народной памяти. Но нашу Победу, нашу гордость и славу, наше великое прошлое у нас не отнять».

---

Закончили мы войну в Порт-Артуре. Как же мы рвались туда, как мечтали рассчитаться с самураями за поражение в первой русско-японской войне! Помню, еще когда ехали на Дальний Восток, все зачитывались романом «Порт-Артур», много публикаций об этом было в армейской печати. Да и потом, уже во время наступления, политруки все время твердили: наше дело правое, это возмездие за все прежние японские преступления, восстановление исторической справедливости. Так и Сталин сказал в своем победном обращении: разгромив Японию, мы смыли «черное пятно» из народной памяти.

А у меня вообще был свой личный счет к самураям — вернее, семейный. 40 лет назад мой дед воевал в Порт-Артуре, и когда я был маленьким, он мне об этом рассказывал — как русские солдаты били здесь японцев, какие подвиги совершали, как предали их царские генералы, сдавшие крепость врагу. И когда мы в конце августа 1945 года вернулись в Порт-Артур, где сражались и умирали наши деды, то первым делом поклонились солдатским могилам на русском кладбище, ходили и на места давних боев, где еще можно было найти позеленевшие гильзы и обрывки шинелей с пятнами крови.

А наше командование во главе с маршалом Василевским сразу после победы возложило на эти могилы венки.

Анатолий Шилов пулеметчик, комсорг полка

Весть о передислокации на Дальний Восток застала нас весной 1945 года в Восточной Пруссии. 28 мая на железнодорожной станции Вальдхаузен, под Инстербургом, погрузился и отправился на восток первый эшелон нашей дивизии с личным составом, техникой и вооружением. К концу июня мы высадились на монгольской станции Баин-Тумен. Впереди — бескрайние степи, а за ними — Большой Хинганский хребет.

Первым моим заданием на новом месте было принять 130 человек водителей из молодого пополнения, прибыть с ними на 74-й разъезд (там располагался один из складов Забайкальского фронта), где получить 260 американских автомобилей разных марок — «Студебеккеров», «Шевроле», «Доджей три четверти», — переданных СССР по ленд-лизу, и перегнать их в район расположения дивизии. Сроку на это отводилось две недели.

Но когда мы прибыли на разъезд, выяснилось, что автомобили находятся в ящиках, несобранные. То есть, моим 130 новобранцам предстояло собрать 260 машин, а затем перегнать их за сотню километров. В срок явно не уложиться; склад тоже помочь ничем не может. Пришлось ехать в Читу, в штаб Забайкальского фронта, оттуда — на станцию Борзя, где располагался один из автобатов. Здесь, наконец, удалось договориться о выделении мне в помощь пяти опытных слесарей-механиков. В общем, через неделю автомобили были собраны. Теперь следующий вопрос: как перегнать 260 машин 130 водителями? Но и здесь выход нашелся: передние колеса одного автомобиля загружали в кузов второго; и таким образом, с минимальными потерями (одна машина оказалась с заводским браком, еще две отстали из-за неисправностей), задание было выполнено.

Оказалось, автомобили нужны, чтобы преодолеть Большой Хинганский хребет. А перед Хинганом на сотни километров расстилалась монгольская степь. Нам, жителям средней полосы, она больше напоминала пустыню, вернее, полупустыню — не песчаную или каменистую, а покрытую скудной растительностью, но совершенно безводную в это время года. Здесь-то и пригодились мои автомобили — «Доджи» тащили орудия, на «Студеры» посадили пехоту. Дорог не было — хотя зачем они на такой ровной местности с твердым грунтом. Гораздо хуже, что не было и ориентиров. Рельеф напоминал море — двигайся в любую сторону и везде увидишь одно и то же. А поскольку перемещаться было приказано скрытно, ехали в основном ночью, с выключенными фарами, друг за другом. И если передняя машина отклонялась хотя бы на несколько градусов, то вся колонна сбивалась с направления. Еще труднее приходилось тем, кому автомобилей не досталось. С пехотой часто случалось то же, что и с автоколоннами, — роты сбивались с пути и потом плутали. Мы несли большие потери даже не встречаясь с противником. И когда на горизонте наконец показались горы, все вздохнули с облегчением. Хинган — не очень высокий хребет, на склонах — лес. Издалека все это казалось нам раем. Но когда приблизились, выяснилось, что деревья растут на достаточно крутых откосах (склоны — до 45 градусов). Вот здесь-то пехоте, да и всем остальным, пришлось очень тяжело. Как известно, автомобилю трудно преодолеть подъем больше тридцати градусов (американские брали до 40), поэтому чтобы переправить машины через Хинган, их буквально облепляли со всех сторон бойцами, которые «пердячим паром» (так говорили солдаты, а официально это именовалось: «Раз-два, взяли») тащили грузовики вверх.

Наше счастье, что серьезных боев в этот период уже не было. Вообще, японцы оказали упорное сопротивление только на границе — там у них имелась сильная оборона (укрепрайоны, опорные пункты, огневые точки), которую пришлось прорывать; ходили даже слухи, что в соседней дивизии самураи вырезали ночью целый батальон. Но чем дальше мы углублялись на вражескую территорию, тем слабее было сопротивление. Да и не могли они остановить эту лавину — когда мы поднялись на Хинган, сверху было хорошо видно, какая силища прет: вся степь до самого горизонта покрылась войсками и техникой. Плюс полное господство в воздухе — за все время этой войны я не видел в небе ни одного японского самолета, только наши.

Впереди главных сил наступали подвижные отряды, основной задачей которых было захватить перевалы до подхода японских резервов и расчистить путь на Центральную Маньчжурскую равнину. Я шел с таким передовым отрядом нашей дивизии — было нас человек 700: батальон мотострелков на «Студерах» и «Шевроле», артдивизион, дивизион самоходок СУ-76, саперный взвод, связисты. Кстати, на особо крутые склоны автомобили зачастую поднимались задним ходом — опытные водители знали, что задняя передача, особенно у американских машин, сильнее передней. Самоходки — те тягали друг друга. Преодолев Большой Хинган, мы взяли город Ванемяо и, не встречая сопротивления, двинулись дальше по маршруту Чанчунь — Мукден — Харбин — Гирин — Инкоу (это неподалеку от легендарного Порт-Артура). По пути разоружили 4 японских дивизии — в общей сложности до 60 тысяч солдат и офицеров. Самураи просили, даже умоляли, об одном: обязательно оставлять во главе охраны советского представителя — иначе китайцы могли их просто перебить в отместку за то, что они натворили здесь за годы оккупации. То есть японские военнопленные нуждались не столько в охране, сколько в защите от местного населения. Поначалу мы оставляли офицеров, потом — сержантов, а под конец уже просто солдат — так много было пленных.

Не знаю, как у других, а у меня никакого сочувствия к японцам тогда не было — ничего, кроме ненависти. А что вы хотите? Мы враждовали с ними с начала века, у меня брат воевал на Халхин-Голе, командиром танкового батальона, за что нам было их жалеть? Потом ненависть, конечно, ушла…

Что еще запомнилось в Китае? Крайняя нищета. Хотя сам я родился на Нижегородчине в первой половине 20-х и что такое бедность знал не понаслышке — но настолько беспросветной нищеты, как в послевоенном Китае, видеть больше не доводилось. Стоило нашему военнослужащему вывесить проветриться любую тряпку, как она немедленно исчезала: должно быть, с мануфактурой в китайской глубинке было из рук вон плохо. Любой промасленный конец ветоши, казалось бы, ни на что уже не годный, тут же шел у китайцев в дело: заплатка на заплатку, так что внешний вид у них был весьма… «живописным», скажем так.

После войны я долго не мог демобилизоваться — все мечтали о возвращении домой, но из Ванемяо нашу дивизию передислоцировали в Читу и передали из Министерства-обороны в НКВД. Так мы стали конвойной дивизией и потом еще долго охраняли лагеря японских военнопленных.

Виктор Косолапов радист

В ноябре 1943 года со школьной скамьи (из 10-го класса) я был призван по повестке военкомата в Красную Армию и направлен на Дальний Восток. Начал службу в стрелковой дивизии, которая располагалась на самой границе с Маньчжурией в районе города Гродеково.

В. А. Косолапое (1945 г.)

Время было тяжелое: особенно давал себя чувствовать голод. Не совсем, конечно, голод; скорее — хроническое недоедание. Все мы были молодыми, здоровыми парнями, организм растущий, развивающийся, требует и белков, и жиров, да и углеводов с витаминами. Кормили же — не очень.

Пищевое довольствие военнослужащих осуществлялось по трем нормам: первая — фронтовая, вторая — для действующей армии, и третья — для тыловых частей. Нас кормили по третьей: хлеб, селедка, суп соевый. Питание было настолько недостаточным, что наш командир полка распорядился: учеба только до обеда; потом — отдых.