Мари-Лора Пика - Сердце матери

• Название: Сердце матери
• Автор: Мари-Лора Пика
• Издательство: Книжный клуб Клуб семейного досуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1480-9, 978-966-14-1171-4, 978-2-915056-83-9

Подлинная история о материнском мужестве в книге, всколыхнувшей всю Францию! На Мари-Лору Пика обрушился страшный диагноз — рак. Четверо детей, младшей — всего два года… Как объяснить им, что очень скоро она исчезнет из их жизни? Терзаемая вопросом, что станет с детьми, она сама находит им приемных родителей, но… Только судья — и только после ее смерти! — решит их судьбу. В своей отчаянной борьбе за счастье детей Мари перевернула небо и землю. Эта книга — последняя исповедь матери!

---

Но для моего брата эта тема была закрытой. Должно быть, он знал, почему мать оставила нас — его, Кристелль и меня, но неизменно уклонялся от расспросов. Единственный случай, когда он упоминал нашу мать, — это если хотел издеваться надо мной во время игры:

— Ой-ой-ой, Мари-Лора, перестань нервничать! Ты похожа на свою мать…

Ему доставляло удовольствие дразнить меня, напоминая о нашем сходстве, ведь я унаследовала ее телосложение и манеру говорить. Подобные замечания приводили меня в ярость: иметь что-то общее с этой незнакомкой казалось унизительным и обидным. В попытках узнать, какой же она была на самом деле, я обращалась к отцу, но безуспешно. Когда однажды я стала настаивать, он отрезал:

— Она была ни к чему не приспособленной! Вот все, что тебе нужно знать.

Не помню, чтобы я страдала от отсутствия материнской заботы. В отличие от брата, прожившего с ней несколько лет, мне не могло недоставать того, чего я никогда не знала. Однако причина, по которой она нас покинула, интересовала меня, особенно когда я сама стала матерью. Лишь недавно я узнала ее от Ричарда, решившего наконец-то прервать своеобразный обет молчания.

— Мать не сама решила уйти, ее выставил отец.

Если верить брату, наша мать не притрагивалась в доме ни к чему. Она не умела готовить и проводила дни, занимаясь маникюром. Как только отец возвращался домой, она «наводила красоту» и отправлялась в бар на встречу с подругами. Когда она возвращалась поздно ночью, мы уже спали.

Она не работала и тратила весь заработок отца на шмотки и развлечения. Каждый месяц отец поручал ей сходить в жилищное управление и заплатить за квартиру. Однажды к нам пришел хозяин, требуя плату за последние полгода. Отец словно спустился с небес на землю. В тот же вечер он довольно холодно сказал матери:

— С меня довольно! Собирай свои манатки! Я не хочу тебя больше видеть.

На следующий день она покинула наш дом…

Меня искренне взволновало то, что я узнала после стольких лет молчания. По сути, это ничего не меняет: мать нас просто бросила. И доказательством служит то, что она никогда не пыталась возобновить с нами отношения. Когда отец сразу после ее ухода подал на развод, она даже не явилась в суд. По крайней мере, она могла бы получить право навещать нас! На третьем заседании, на которое мать тоже не пришла, ее лишили родительских прав и вынесли решение о разводе в пользу отца. Возможно, она вышла замуж слишком рано, не будучи готовой к семейной жизни, или разница в возрасте между ними была чересчур большой. Но, черт побери, это ведь не оправдание!

2 ОТЕЦ

Еще и суток не прошло, как мать ушла из дому, а к нам уже переехала бабушка, мать отца, чтобы заботиться о Ричарде, Кристелль и обо мне. Как объяснил позже мой брат, у нас не было выбора: или бабушка, или Ведомственное управление здравоохранения и социальных дел.

Отец, конечно же, был более организован, чем мать: он умел готовить, делать уборку, стирать и пришивать пуговицы. Проблема заключалась в том, что он редко бывал дома. Он был простым рабочим на предприятии в Даммари-ле-Лис, где работал по три ночи подряд, причем очень тяжело. Возвращался он днем, весь белый от асбеста. Быстренько умывшись, он снова уходил, захватив велосипед, на котором совершал длинные прогулки. Они были его страстью. Он катался на велосипеде по вечерам и в выходные дни — иными словами, все свободное время. Только Ричард разделял с ним это удовольствие: он был мальчиком, и с ним отец чувствовал себя комфортнее, чем с Кристелль и со мной. Как только Ричард подрос, отец начал повсюду брать его с собой: на курсы мотокросса, за город на велосипедные прогулки… Когда они усталые возвращались домой и садились за стол, дом погружался в суровую тишину, которую отец нарушал, только если у него возникало желание обсудить свое последнее достижение. Он не обращался ни ко мне, ни к Кристелль. Во время еды мы не отрывали глаз от тарелок, а отец и Ричард разговаривали о велосипедах. Мы, девочки, не принимали участия в беседе. Очевидно, это было не женское дело, на нашу долю оставалось лишь учить уроки…

Когда меня что-то волновало, я обращалась к бабушке. Именно она дарила мне нежность, в которой нам отказали родители. У бабушки было четыре сына, и наш отец, Максим, — самый старший из них. Поскольку дочерей у нее не было, я, маленькая толстушка, стала ее принцессой. Мы с сестрой были очень близки с бабушкой: она нас невероятно любила, и мы отвечали ей взаимностью. Помнится, я, когда была маленькой, называла ее мамой. У бабушки были язвы на ногах, и каждый день обрабатывать их приходил санитар. Но порой случалось так, что нам с сестрой приходилось делать это самим. В таких случаях мы вкладывали в перевязку всю свою душу, всю нежность, на какую только были способны наши маленькие пальчики, и эти моменты помощи стали частью редких радостей, оставшихся в моей памяти.

Я никому не рассказывала, как мы живем. В доме Пика не было принято веселиться. Я не припоминаю ни одного своего дня рождения, не помню даже Рождества. Хотя мы, должно быть, праздновали его, поскольку в моей памяти осталась елка, которую мы каждый год украшали одними и теми же старыми, запыленными игрушками. Рождественское полено, рождественский венок на двери и башмаки под елкой — ничего этого мы не знали. Лишь однажды, в школе, мы своими руками сделали гирлянды из бумажных колец, продев их одно в другое. Мы ими особенно гордились. Вместо писем Деду Морозу мы вырезали изображения кукол, кроваток и маленьких пони из каталогов игрушек, которые доставали из почтового ящика, а после несколько недель играли с этими клочками бумаги. Подарки, если мы их получали, сводились в основном к одежде и обуви: отец покупал все это за подарочные чеки, которые выдали на предприятии, и только если у него появлялась сверхурочная работа, мы имели право на игрушку. Но беда была в том, что бабушка постоянно откладывала новые вещи в сторону. Она оставляла их, по ее словам, на «особые случаи», то есть на выходные и праздничные дни. Вот только мы никуда не ходили! В результате, когда бабушка наконец разрешала надеть обновки, они оказывались нам малы. Мы вынуждены были носить поношенную одежду, которую отдавал нам дядя Филипп, или новые, но тесные свитера и брюки. Единственным моим настоящим подарком была кукла Кики. Это была лучшая из всех кукол Кики! Я не знаю, кто ее купил и что с ней случилось позже, но это была самая дорогая вещь, которой я обладала.

Что касается питания, то и в этом вопросе отец был довольно скупым. Даже сейчас Кристелль с содроганием вспоминает цыпленка, оказавшегося однажды в нашем холодильнике. Срок его хранения давным-давно истек. Каждый день, вернувшись из школы и открыв холодильник, мы видели, как цыпленок все больше портится. Наконец он стал симпатичного зеленого цвета. Однажды вечером цыпленок исчез, и мы подумали, что его наконец-то выбросили. Но вот мы сели за стол, и я увидела, как Кристелль при взгляде на тарелку изменилась в лице: цыпленок немного подрумянился в процессе жарки, но синеватые пятна на боках были бесспорным доказательством того, что это тот самый тухлый цыпленок. Отец, словно ничего не замечая, принялся за ножку. Никто не осмелился хотя бы на малейшую критику. Мы с Кристелль медленно жевали, пытаясь сдержать приступ тошноты: отец никогда бы не допустил, чтобы мы встали из-за стола, не съев содержимое своих тарелок полностью.

Мы не имели права бездельничать, тем более выходить на улицу. Не было даже речи о том, чтобы пойти поиграть к соседям. Только Ричарду, уже в подростковом возрасте, кое-что позволялось. После уроков мы сразу же возвращались домой, обедали и выполняли домашнее задание. Если у кого-то из нас был недовольный вид, бабушка тотчас же шлепала бунтовщика, призывая к порядку. Закончив с уроками, мы умирали со скуки. В нашем доме не было ни одной книги: отец не истратил ни единого сантима в книжном магазине. Время от времени дядя Филипп привозил нам из Парижа старые комиксы. Благодаря им мы узнали о приключениях Микки, Спиру, Счастливчика Люка, Рана, Биби и Фрикотена. Когда нам нечем было заняться, мы устраивались у окна: помимо просмотра телевизора (здесь тоже были установлены особые правила), нашим любимым занятием было наблюдать за происходящим в квартале.

Если нам совсем уж не сиделось на месте, мы развлекались тем, что донимали бабушку, но иногда, услышав в другом конце квартиры ее ворчание, понимали, что зашли чересчур далеко. Тогда мы убегали — так быстро, как только могли. Ричард и Кристелль прятались в ванной, а я — в туалете. Однако бабушку не проведешь! Она брала стул и ремень и садилась между этими двумя комнатками в ожидании, когда кто-то из нас выйдет. Порой она была ну очень терпеливой! Мы наконец открывали двери, и наши сердца бешено бились: нашей целью было получить как можно меньше ударов, пробегая мимо бабушки, но она обязательно настигала кого-нибудь из нас. Конечно, удары ремнем не были особенно приятными — и это самое малое, что о них можно сказать. И все-таки эти догонялки веселили нас. Мы развлекались, как могли.