Ясутака Цуцуи - Паприка (Papurika)

• Название: Паприка (Papurika)
• Автор: Ясутака Цуцуи
• Жанр: Контркультура

Ясутака Цуцуи – пожалуй, последний классик современной японской литературы, до недавних пор остававшийся почти неизвестным российскому читателю. Его называли «японским Филипом Диком» и «духовным отцом Харуки Мураками», многие из его книг были экранизированы – например, по предлагающемуся вашему вниманию роману «Паприка» Сатоси Кон поставил знаменитое одноименное аниме, а Вольфганг Петерсен («Бесконечная история», «Самолет президента», «Идеальный шторм», «Троя», «Посейдон») готовит игровую постановку. Ацуко Тиба – светило НИИ клинической психиатрии, кандидат на Нобелевскую премию – известна в мире снов как юная девушка по имени Паприка. Ведь в психиатрии произошел прорыв – изобретено устройство (коллектор «Дедал»), позволяющее проникать в сны пациента и таким образом лечить неврологические расстройства. Неприятности начинаются, когда пропадает прототип новейшей, миниатюрной версии коллектора; похититель использует мини-«Дедал», чтобы сводить с ума недругов и соперников. Остановить его надо любой ценой, пока безумие не приобрело характер эпидемии… Впервые на русском.

---

– Господа! Это чудовище – Асмодей.- Токида схватил микрофон и закричал во всю глотку, перекрывая панику, брань и гвалт: – Встаньте покрепче на ноги и повернитесь к нему. Чтобы его прогнать, необходимо отчетливо звать его по имени. Не бойтесь. Кричите!

Токида и Ацуко, повернувшись к чудищу, закричали в унисон:

– Асмодей!

– Асмодей!

Им вторил Торатаро Сима:

– Асмодей!

– Асмодей!

Человеческое лицо Асмодея скривилось в гримасе страдания. Белизна раскаленной стены постепенно тускнела. Чудище остановилось – пока кричали его имя, оно не могло прорваться в зал.

– Страдает.

– Застыл.

Присоединились журналисты, и весь хор, управляемый Токидой, повторял все быстрее и быстрее:

– Асмодей!

– Асмодей!

Остыла стена, сковав движение Асмодея. Его тело начало каменеть. Бык, баран и человек испустили дух – как были, с раскрытыми ртами и злобой, застывшей в глазах.

20

Примерно в то же время в разных местах столицы началось вторжение беглецов из сновидений – демонов мира снов. Они несли смерть – не понарошку, не ту, что люди видят во сне, а самую что ни есть настоящую. Сталкиваясь с лазутчиками, люди сходили с ума и получали травмы. В окрестностях квартала Синаномати, поблизости от дома сотрудников НИИ и больницы Инуи из сумрака городских улиц направлялись к перекресткам десятки, сотни, тысячи японских кукол метрового роста, заполоняя и без того многолюдные в часы пик мостовые и тротуары. Все с одинаковыми лицами, в одинаковых кимоно. В одинаковой позе, раскинув руки в стороны, они шагали мелкими шажками, словно скользили по мостовой, а на лицах у всех растянулись отсутствующие полые улыбки.

– Хо-хо-хо! Хо-хо-хо!

– Хо-хо-хо! Хо-хо-хо!

Чаще всего случаи потери рассудка наблюдались в аномалии квартала Синаномати. Японская кукла считалась подобием «зловещего рока», глубоко пустившего корни в мироощущение японцев. Она таила в себе подсознательно знакомый любому японцу безусловный страх. Произошел даже несчастный случай: при виде японских кукол, которые толпами двигались в свете фар, заполоняя тротуары, женщина за рулем, не в силах сдержать истерический смех, не справилась с управлением и задавила двух невинных пешеходов.

Асмодей вскоре исчез, оставив наглядную улику своего появления – разрушенную стену. А в парке перед институтом объявился гигантский Будда ростом под десять метров и принялся чисто из буддистского милосердия давить ногами представителей прессы, выскакивавших из здания института. Несколько журналистов погибли нелепой смертью – от рук суккубов. Будда, преследуя удирающие машины, вышел за ворота, зашагал к сияющему огнями злачному кварталу и теперь без разбору нападал на прохожих и машины. Раскрыв алую пасть рта, он закатывался гортанным смехом.

В ночном небе парили стаи птиц Акбабы. Поговаривали, что это грифы-падальщики, которые живут тысячу лет. Ночные импудулу кружили вдоль улиц оживленных кварталов, нападая на прохожих, а также лакомились, выклевывая зрачки у мертвых – жертв Будды.

К Главному полицейскому управлению на Сакурадамон стягивались толпы чудищ, переиначивших священные христианские заповеди на сатанинский манер. Там были семиглавая Гидра с коронами на каждой голове, Великий Губернатор Буер с пятью лучеобразно выходящими из головы ногами, которыми он бежал, перекатываясь, словно колесо, а по центру Токио сновал с горящим факелом дьявол Хаборим о трех головах – змеи, кошки и человека, совершая поджоги там и тут. В парках, в жилых кварталах вспыхивали пожары. Вся эта нечисть объявилась в реальности – она шла на запах МКД, которые Тацуо Носэ и Тосими Конакава прямо в шкафу для медикаментов принесли в полицию.

Не успел Конакава вернуться в управление, как его засыпали донесениями о беспорядках, возникавших в разных районах метрополии. Конакава немедля отправил суперинтенданта Ямадзи, инспекторов Саку и Убэ в больницу Инуи. Они с Носэ полагали, что Сэйдзиро Инуи продолжает спать, направляя из сна в реальность полчища чудовищ. Компанию полицейским составил советник в штатском – Тацуо Носэ. Конакава попросил Носэ присоединиться, полагая, что одного реалистичного сознания бодрствующей троицы полицейских вряд ли будет достаточно, чтобы сдерживать непредсказуемые контратаки Инуи.

Когда они вчетвером подъехали к больнице, окна были темны. В чертогах Инуи – в эпицентре всех этих невероятных явлений – царила мертвенная тишина. Не было видно ни пациентов, ни врачей, ни медсестер. Казалось, здание больницы затаилось во мраке, будто живой организм. Даже чувствовалось, как оно дышит.

– Оно живое,- сказал инспектор Сака.

– Ага, того гляди тяпнет дверьми,- поддакнул инспектор Убэ, испуганный не на шутку.

Суперинтендант Ямадзи посмотрел на Носэ, как бы спрашивая, что это может быть.

– Будем прорываться,- без малейших колебаний решил Носэ.- Главное – поскорее разбудить Сэйдзиро Инуи, и тогда останется только ликвидировать ошметки его сна.

Кто знает, может, Сэйдзиро Инуи слился со своей больницей и эта больница превращается в чудовище. Шкаф для медикаментов взломали сразу, как доставили в управление, и по количеству находившихся там модулей предположили, что последний оставался на голове у Сэйдзиро Инуи. И теперь, когда стало известно о побочном воздействии МКД на спящих людей, все понимали: инцидент не исчерпает себя, пока не схватят и не разбудят Инуи. Носэ и полицейские вошли в больницу через центральный вход. Миновав горло вестибюля и преодолев извилистые лабиринты внутренностей – . коридоры и лестницы, они поднялись на четвертый этаж. Суперинтендант Ямадзи предварительно выяснил, что Инуи живет на четвертом этаже. Они могли бы подняться на лифте, но это было опасно. Не секрет, что лифты часто возникают в снах как некий сексуальный символ, к тому же с большой вероятностью его могли использовать для атаки на них из бессознательного.

Когда полицейские и Носэ, выломав дверь, проникли в квартиру Инуи, из спальни до них донесся глухой стон, однако хозяина в кровати не оказалось. Постель сохраняла тепло его тела – похоже, он только что встал. Они обшарили просторный кабинет и библиотеку, заглянули в другие комнаты, в палаты и врачебные кабинеты этажом ниже, но Инуи нигде не было.

– Он ускользнул через сон, как по туннелю, и скрылся в другом месте реальности,- сказал Носэ.- Я слышал, такое возможно.

– Ничего себе! – воскликнул Ямадзи – как показалось Носэ, с облегчением.- Тогда всё? Где же его искать?

– Есть еще одно местечко, и мы просто обязаны туда заглянуть,- ответил Носэ.

Примерно в то же время – около одиннадцати вечера – Ацуко едва уносила ноги от нечисти. Она бежала к Роппонги. Темно-зеленый «маргинал», в котором они ехали с Токидой и Симой, превратился в лепешку под ногами гнавшегося за ними Будды. Все трое успели выскочить в последний момент и разбежались, понимая, что чудовища охотятся именно за ними. Токиде и Симе нашлось где сесть в машинах журналистов, которые тут же разъехались в разные стороны. И только Ацуко убегала подальше от своего дома.

Но как ни пыталась она улизнуть, нечисть не отставала. Не успевала Ацуко обрадоваться тому, что оторвалась от погони, из мрака ночи или даже при свете фонарей в оживленном квартале появлялись чудища. Движимые волей бессознательного и энергией сновидений, они часто не могли точно рассчитать место появления в реальности и своим видом нагоняли ужас на случайных прохожих. Пространство искажалось, как в беспробудном кошмаре, и продвигаться вперед Ацуко было трудно. Скрючились придорожные деревья, изогнулась дорога, парящий Акбаба на глазах Ацуко врезался в витрину кофейни.

Рядом с перекрестком Роппонги по мостовой на Ацуко катило колесо метровой высоты. В центре колеса маячило лицо – какой-то старец, ухмыляясь, пялился на нее. То оказался Буер. Заметив, что Ацуко сейчас его пнет, Буер, хихикнув, прокатился мимо, растворившись в стене соседнего здания. Ей на глаза попадались случайные прохожие, подвыпившие гуляки – но Ацуко не было до них никакого дела. Для нее все эти люди – безликий стаффаж, который под горячую руку случайно калечат и даже порой убивают. Ацуко не заметила, как стала Паприкой.

На Паприку опять нацелился Акбаба. На сей раз он пикирует по диагонали с вышины.

– Глянь! Похоже, кондор,- безучастно говорит девушка своему парню.

– Может, и кондор. Я видел здесь несколько штук.

– Жуть какая!

Паприка заскочила в здание «Радио-клуба». По боковой лестнице сбежала вниз. Изо всех сил толкнула дубовую дверь. Ощутив тепло и уютный запах, с облегчением вздохнула.

– Что-то случилось? – кивнув Паприке, поинтересовался Куга, но тут же почувствовал неладное.

– Спасите меня! Помогите! – обессиленно выговорила Паприка и умолкла.

Из-за стойки бара показался Дзиннай. Не спуская "с нее глаз, он спросил: