Анна О’Брайен - Меч и корона

• Название: Меч и корона
• Автор: Анна О’Брайен
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9910-1848-7

Она была рождена повелевать и править, как и десять поколений ее предков! Элеонора Аквитанская пошла под венец с Людовиком VII, чтобы разделить с ним французскую корону. Но для молодого супруга лоно Церкви было желанней ее лона: он проводил ночи в молитвах, она же если и молилась, то только о даровании наследника. Власть стала ее богом, и ради нее она, женщина, отправится в Крестовый поход и неимоверными усилиями добьется развода. И только потом поймет, что означает быть любимой.

---

— Вам необходимо отдохнуть с дороги. — Граф отставил свой кубок. — Я уже распорядился, чтобы для вас приготовили горячую воду. А когда вы отдохнете, не согласитесь ли отобедать со мной? Отпразднуем ваше возвращение. Угодно ли вам это, госпожа?

— Угодно.

Ничто на свете не смогло бы меня от этого удержать.

Когда он ушел, когда кровь спокойнее заструилась по моим жилам, я отомкнула замочек шкатулки, откинула крышку, крепившуюся на петлях. Все работало превосходно. А потом я рассмеялась. Анри Плантагенет оставил на шахматной доске выигранную позицию: белая королева находилась под ударом черного рыцаря[56].

Как и пообещал граф, в величественном Большом зале устроили пир. Великолепный пир, особенно если учесть, что на его подготовку было так мало времени. Я вспомнила пиры, проходившие здесь в дни моего детства, когда герцог Гильом, дедушка, давал волю своим страстям. Буйство красок, музыка, смех. Остроты, соленые шуточки и куртуазное обхождение.

Острые блюда, сдобренные мягкими южными винами. Танцы и песни. Ласковый вечер, идущий на смену теплому дню, напоенный ароматами лаванды и розмарина. Все, что необходимо, дабы умиротворить чувства и подчеркнуть радость возвращения домой.

От пира я должна была получить большое удовольствие.

Получила, но должна признать, что мне мало было дела до самого пира, разве что он отвечал кипению моей крови. Внутри поднимались такие волны желания, что я утратила аппетит.

Густые подливки, протяжные песни, даже ласковое прикосновение шелковых юбок к моему телу — все это так разогревало мою страсть, что я едва ее сдерживала.

Сдержала. Я — графиня Пуату, королева Франции, и вести себя должна была соответственно. Разве королева Франции падает к ногам первого же красавца, который улыбнется ей и взглянет голодными глазами, заговорит с нею ласковым голосом? Нет. Элеонора могла воображать себе, как его легкое дыхание ласкает ей кожу. Элеонора могла сгорать в огне страсти — Бог свидетель, это с ней и происходило! Королева же сжала зубы и блюла свое достоинство.

Но когда мы сидели рядом на возвышении за главным столом, поглядывая на моих вассалов, которые с жаром воздавали должное блюдам и вину, Элеонора стала мало-помалу оттеснять королеву. Своих баронов я и не замечала в ту минуту, когда рука Жоффруа слегка коснулась моей — он протягивал мне чашу почета.

О чем мы с ним беседовали? Понятия не имею. Об искусстве и литературе немного. Оказалось, граф — человек редкой начитанности. О планах графа в отношении Анжу. Кажется, он еще рассказывал мне о талантах Александра Македонского как непревзойденного мастера тактики сражений. Восхищался победами моих отца и деда на полях битв. О, он хорошо понимал, чем завоевать мое сердце! Не стал напоминать мне о том, каким беспомощным полководцем оказался мой супруг. Не упомянул о катастрофах, постигших того под Тулузой и в Шампани. Призрак Витри-ле-Брюле[57], как стали издевательски именовать городок, не витал в воздухе между нами.

Как и тень Людовика. О короле мы вообще не говорили. Да и о Матильде, насколько помню, тоже. Мы избегали говорить о том, что происходило в нашей жизни до этой минуты.

Что же тогда так сильно тронуло мое сердце, как никогда прежде? Граф Жоффруа обращался со мной как с равной, а не как с глупой женщиной, которая ни в чем не понимает, кроме шитья да благотворительности в пользу бедняков, рассуждать же о государственных делах вовсе не смеет. Он спрашивал мое мнение о положении европейских государств, о мощи великой восточной империи со столицей в Константинополе, проявлял интерес к тому, что я говорила о трудностях, испытываемых разделенным папским престолом[58]. Он беседовал со мной, прислушивался ко мне, взвешивал мои суждения. Когда же хоть кто-то из мужчин делал это в последний раз? Да никто — со времени смерти моего отца, уж почти десять лет тому назад, а тогда я была еще слишком молода, чтобы высказывать здравые суждения.

Разве же святой Бернар не заклеймил меня за неуместную для женщины дерзость иметь собственное мнение?

Анжуец выслушивал мои ответы, пристально глядя мне в глаза, и предлагал новые вопросы. Считаю ли я, что Анжу враждебно Франции? Рассматриваю ли его как угрозу Аквитании?

И меня все это так заворожило, что я невольно сжала кулаки, боясь потерять контроль над собой, а слова слетали с моих губ, словно у ребенка, который обрадовался вдруг проявленному к нему вниманию. Подобная откровенность не свидетельствует о мудрости. Изо всех сил я старалась, чтобы мои ответы были сдержанными и взвешенными. Кажется, мне это так и не удалось.

В тот вечер Жоффруа Плантагенет словно заколдовал меня. Я-то представляла его себе неотесанным деревенщиной, а он успевал проследить, чтобы гости чувствовали себя как дома, не забывал об Аэлите — и все делал с величайшей учтивостью. Он и сына втянул в обсуждение вопроса о том, где нам лучше завтра поохотиться. И в то же время я непрестанно чувствовала, что все его внимание сосредоточено на мне. Он следил за тем, чтобы мне подкладывали самые изысканные мясные блюда, а кубок не забывали наполнять вином.

Людовик даже внимания не обратил бы на такие мелочи.

Граф протянул мне поднос с кистями южного винограда, и его пальцы коснулись моего запястья. При этом он не смотрел на меня, но я знала, что он жаждет меня. Я это знала…

— Эй, послушай, — наклонилась к моему уху Аэлита.

— Ну, что там?

— Берегись графа Анжуйского. — Глаза Аэлиты блестели, а взгляд был устремлен на сенешаля, пока тот говорил с дворецким, в каком порядке какие блюда подавать. — Он вышел на охоту.

— Не возьму в толк, к чему ты клонишь.

— Да прекрасно ты все понимаешь! И охотится он не на оленя. Мечтает добыть в качестве трофея тебя.

— В таком случае его постигнет разочарование.

— Подумай хорошенько, чтобы тебе самой не пришлось остаться разочарованной, сестра моя! — Я вскинула брови, но Аэлита усмехнулась. — Хочешь, дам тебе совет?

— Вот уж не нуждаюсь.

— А я все равно дам. Держись за него!

— Как ты ухватилась за Рауля? Подумай, к каким бедам это привело. — Я тут же пожалела о сказанном, потому что Аэлита залилась краской до корней волос. — Прости меня. — Я сжала ее руку. — Я сказала то, о чем нельзя вспоминать. Но я не вольна следовать своим желаниям.

— Значит, признаешь, что он тебе понравился?

— А как я могу этого не признать? Нравится — это одно. А ничего другого я и не признаю. Не стану я и поступать в угоду своим чувствам, ибо это не принесет ничего, кроме боли!

А потом он танцевал со мной. По указанию графа Жоффруа музыканты заиграли простую хороводную мелодию. Граф встал, подал мне руку.

Могла ли я отказаться? Людовик никогда со мной не танцевал.

Мы присоединились к другим парам и стали проделывать несложные па танца. И эти па, и музыка были мне знакомы, а хоровод не требует особого искусства, поэтому мыслями можно витать где угодно. И не в последнюю очередь думать о том, как изящно взлетают длинные рукава и юбки моего наряда. И, разумеется, о мужчине, который направлял меня, поворачивал туда и сюда. Вот это был для меня настоящий пир, где подавали музыку и смех. Словно по жилам у меня разлился густой сладкий мед. Камзол партнера часто задевал мои бедра, от него исходил мужской запах, а когда мы сблизились, я почувствовала жар его тела. Все это заставляло меня испытывать неземное наслаждение. И задыхалась я вовсе не от танца, как не от него полыхали мои щеки, когда музыка уже смолкла.

— Благодарю вас, госпожа.

Граф низко поклонился и прикоснулся губами к моим пальцам.

Горячая волна прокатилась по моему позвоночнику и осела внизу живота.

— И я вам благодарна, — ответила я учтиво, но прохладно.

Мы вернулись за стол, граф Жоффруа поднял свой кубок.

— Предлагаю тост, госпожа. За нашу дружбу.

— За нашу дружбу.

Я подняла кубок и выпила, не обращая внимания на то, что Аэлита тихонько подтолкнула меня локтем.

Граф хотел больше, чем просто дружбы. Я тоже.

А пока мы обедали, один из моих менестрелей затянул песню о горестях и радостях неразделенной любви.

Коль жаворонок, к солнцу устремляясь
И нежностью своей переполняясь,
Махать крылами напрочь забывает
И падает в восторге наконец,
Меня к счастливцу зависть угнетает,
И сам дивлюсь, как сердце не растает,
Расплавившись от страсти, как свинец!

От этих вещих слов у меня холодок пробежал по спине, хотя в зале было жарко. От страсти таяли мои кости. Ах, это правда. Должна же и я познать счастье.

Следующим утром мы отправились на охоту. Нас сопровождали Аэлита, рыцари графа Жоффруа со своими оруженосцами и целая свита сокольничих и псарей. День был ясный, по небу стремительно летели легкие облака, подгоняемые игривым ветерком — в такую погоду очень хорошо охотиться с соколами.