Иоанна Хмелевская - Смерть беспозвоночным

• Название: Смерть беспозвоночным
• Автор: Иоанна Хмелевская
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0327-9

Телецентр переживал очень тяжелые дни. Еще бы, загадочные, страшные преступления следуют одно за другим. Какой ужас, какой скандал: убивают режиссеров — какой-то мор на них напал! И первая на подозрении… да–да, пани Иоанна. Ведь это она публично и не таясь сообщала всем подряд о своей нелюбви к этим подлым пиявкам. Ведь наглые беспозвоночные без зазрения совести наживались за счет талантливых писателей: снимали фильмы по их произведениям, причем бедные авторы потом не узнавали своего творения.

Новый остросюжетный детектив Иоанны Хмелевской, как всегда, порадует своих читателей бесподобным юмором и тонкой иронией.

---

О секретном складе компрометирующих материалов я имела право знать, потому и спросила без боязни, не исчезло ли оттуда что‑нибудь. Инспектор и тут не стал темнить.

— Пока удалось кое‑что установить…

— Ну, говорите же! — затеребила я его. — Не томите. Что исчезло? Клянусь, буду молчать об этом хоть сто лет.

— Вам так и следует поступить. Две кассеты.

— Какие кассеты? Что было на них?

Гурский опять немного помолчал. Сердце у меня почему‑то беспокойно забилось.

— Кассеты, которыми именно вы так интересовались. В ходе допросов люди иногда невольно могут проболтаться, сказать что‑то такое, чему они сами не придают значения. А тут речь идет об экранизации двух книг, которые существовали лишь в одном экземпляре, без копий. Режиссер фильмов Юлиуш Заморский — тот, которого убили.

Вот оно! Я так старательно обходила все, связанное с Эвой Марш. А тут две кассеты из ее экранизаций, и убийца их украл? На кой черт ему понадобились ублюдочные творения Заморского?

По каким‑то причинам пани Данута запомнила, где они должны были лежать, и их там не оказалось. Зато обнаружились свежайшие отпечатки пальцев Заморского, этот идиот даже и не старался скрыть, что копался в архиве. Но нашлись там и следы того, кто тоже рылся в архиве. Этот был в кожаных перчатках. И они несомненно принадлежали убийце. Тот не проявлял особой активности, не носился по всей комнате и не копался на всех полках. Создавалось впечатление, что он молча где‑то затаился, ожидая, пока Заморский не найдет свои творения, после чего притюкнул их создателя и сбежал — возможно, в спешке.

Не сомневаюсь — в спешке, раз у него за спиной валяется труп.

И в этот момент, по закону подлости, как это со мной всегда бывает, зазвонил телефон. Такое уж мое счастье…

— Говорит Якуб Седляк, — услышала я голос в трубке.

На секунду замерла, решая, что делать. Выбежать с трубкой во двор? Сказать, что ошибка? Моя ошибка. И тем самым отрезать себе всякую возможность переговорить когда‑нибудь с мужем Эвы. Назвать номер телефона пана Тадеуша и попросить позвонить ему? Но ведь тот немедленно перезвонит мне и начнет расспрашивать, в чем дело. Повеситься?

Гурский сидел в пяти метрах от меня, а я словно окаменела. Во что бы то ни стало мне следовало скрыть от него Эву, так каким чудом я могу это сделать?

О, Кшися Годлевская! Она в курсе.

И я почти свободно, вежливо и со сдержанной радостью поздоровалась с Седляком.

— О, как хорошо, что пан позвонил! — произнесла я, прямо‑таки соловьиным голосом. — Удивляюсь только, как вы…

Собеседник сухо перебил мое щебетанье.

— Удивляетесь, оставив мне такое оригинальное сообщение? — решительно, но довольно вежливо проговорил ортопед. — Просто высветился ваш номер, и я позволил себе позвонить вам. Не знаю, с кем говорю, но, надеюсь, не ошибся, заговорив с вами по–польски?

Холера!.. Надо же было позвонить ему по стационарному телефону!

— Не ошиблись, и я очень рада вашему звонку. Ваш номер я узнала от Кшиси Годлевской, кстати, она просила меня: когда буду с паном разговаривать, передать пану привет…

— Благодарю, и вы передайте.

— Но тут все дело не в Кшисе, а в Эве. Да, да, уже объясняю: ее разыскивает подруга, с которой они вместе учились в школе, а потом расстались, и она потеряла Эву из виду. И теперь ее замучила совесть, поскольку она в этом винит себя. И она хотела бы во что бы то ни стало разыскать свою подругу, с которой они были очень дружны, и попросила меня помочь ей в этом. Тут и пригодилась Кшися, мы с ней давно знакомы, и она подумала, что Эвин телефон я могла бы узнать у вас…

Притворяться осчастливленной соловьихой мне самой было противно, да и Гурский принялся как‑то странно на меня поглядывать. Я уже жалела, что не ушла хотя бы в кухню, оттуда тоже можно было поговорить по телефону.

— А не могла бы пани назвать эту школьную подругу? — поинтересовался обстоятельный доктор по–прежнему сухим голосом.

— Мария Каминьская. Однако Эва наверняка запомнила ее под другим именем — Лялька, все ее тогда так звали. Лялька Каминьская. Хотя сейчас она наверняка уже не Каминьская, ведь вышла замуж за француза и живет во Франции, но его фамилию я не запомнила. Для нас она осталась Каминьской.

Лялька явно способствовала тому, что пан доктор малость помягчел и заговорил уже не таким официальным голосом. А вообще Кшися права, сухарь–сухарем, и речь вон… словно на профсоюзном собрании выступает или делает доклад по своей ортопедии.

— Полагаю, — заявил он, — что Эва охотно свяжется с пани Лялькой. В свое время мне приходилось о ней слышать, они очень дружили. И если пани пожелает дать мне номер сотового Ляльки, я передам его Эве при первом же удобном случае. Если пани не усматривает в этом никаких препятствий.

— Ни малейших, проше пана. Секундочку, мне придется для этого взять сотовый, номер в нем записан, на память я не надеюсь…

От собственного приторно–медового голоса мне даже стало нехорошо. И что я так перед этим сухарем распинаюсь? Положила трубку, огляделась в поисках проклятых сотовых, один должен быть в кухне.

Продиктовала я швейцарскому ортопеду номера всех Лялькиных телефонов, и тут поняла, почему Эва развелась со своим мужем. И тоже, должно быть, сбежала от него. Ведь это же копия ее папочки: Эва — марш! Я еще добавила, на сей раз для разнообразия голосом позаброшенной всеми сиротки Марыси, чтобы швейцарский сухарь постарался поскорее передать Ляльке Эвин номер, и предупредила: Ляльку трудно поймать по телефону, она много работает, часто выключает сотовый, так как у нее вечные переговоры с людьми, так пусть уж постарается. Положив трубку телефона, я почувствовала, что у меня по спине струйками стекает холодный пот.

Гурский не был кретином. Увы, ни в малейшей степени.

— Это мысль! — сказал он задумчиво, разглядывая газон за окном. — До сих пор такое не приходило мне в голову. Спасибо, пани подсказала. Что ж, лучше позже, чем никогда.

— Что вы там себе напридумывали? — подозрительно поинтересовалась я. — И что вы намерены предпринять?

— Пока ничего, у меня еще нет уверенности. Вы же мне больше ничего не скажете, вот в этом я как раз уверен. Придется проверить. Спасибо за гостеприимство, и вообще, рад был с вами встретиться.

И мой гость уже встал со своего места.

Хуже и быть не может! Не мог этот швейцарский обормот немного подождать со своим звонком!

— Стойте, ну что вы торопитесь как на пожар!

Любой ценой мне надо было его задержать, чтобы хоть как‑то сгладить впечатление от моего несвоевременного телефонного разговора. И я скороговоркой продолжала:

— Я как раз собралась сообщить вам о факте, который показался мне подозрительным. Самой мне его не проверить, а вам — раз плюнуть.

Этот упрямец встал со стула, на котором только что сидел, и ухватился обеими руками за его спинку. Всем видом показывал, как он спешит! Я же бросилась опять в кухню, мысленно похвалив себя за то, что вместе с сумкой вытащила из машины и внесла в дом каталог Кампаниллы, а то пришлось бы сейчас целый час рыться в гараже. Так же бегом вернулась и сунула каталог под нос Гурскому.

— «Мерседес», цвет графит–металлик. Вот номер. Если вы проверите, кому он принадлежит… Возможно, я преувеличиваю, но надеюсь — нет, и кое‑кто будет признателен кое–кому. Или вы мне, или я вам.

— А почему я должен его проверять?

— Подозрительный.

— Чем подозрительный? Слушаю вас.

Я оторвала клочок от какой‑то бумаги на столе, переписала номер и вручила его инспектору. Затем коротко рассказала ему о случившемся на улице Винни–Пуха. Всего сказать я не имела права, но надо было как‑то увязать концы с концами.

Итак, я оказалась на улице Винни–Пуха, потому что там живет моя давняя знакомая Кшися Годлевская, врач–дерматолог. И видела, как из квартиры ее пациента, которого знаю в лицо, вышел незнакомый мне мужчина. Десять минут назад он был тяжело болен, видимо ангина, я его видела в домашнем халате и с компрессом на шее, а тут он живой и здоровый, уже без компресса вышел и прошествовал к своей машине — это ее данные я вам сообщила, сел в нее и уехал. Короткая сценка, но дело явно нечисто, слишком уж быстро он выздоровел.

— Как его зовут?

— Не знаю. Поэтому и попросила вас узнать.

— Нет, я имею в виду пациента пани Годлевской.

Тут мне следовало бы тоже сразу же сказать — не знаю, не помню. Но проклятый телефонный звонок Седляка вывел меня из привычного состояния, я плохо соображала и не сразу ответила. А тут еще глаза пана инспектора хитро блеснули.

— Только прошу вас не вешать мне лапши на уши, — попросил Гурский и спрятал клочок бумаги с моей записью. — Я же вижу, что собираетесь.

— Поренч, — пришлось сознаться. — Флориан Поренч.

— Его вы знаете. Кто он?

С трудом удержалась от кретинского вопроса — откуда он знает, что я его знаю. Раз двери квартиры открыл не хозяин и потом он же, уже в здоровом виде, вышел из квартиры — значит, хозяина я должна знать.