Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

• Название: ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
• Автор: Кальман Миксат
• Жанр: Классическая проза

---

Обе явились смертельно-бледные, радуясь, что лед, наконец, тронулся, и боясь того, что их ожидает. Михай Тоот освободил место для жены в неприбранном кабинете, смахнув стружки со стула. А Мари оставил стоять.

— Мария, — обратился он к дочери; его голос дрожал, а грудь ходила ходуном, как кузнечный мех, — я не хочу говорить об этом деле, понимаешь, никогда не желаю о нем говорить. Отвечай только на мои вопросы, ни больше и ни меньше. Мари кивнула.

— Ты любишь этого человека?

— Люблю.

— И ты думаешь, он тебя тоже любит?

— Да.

— Почему ты в этом уверена? Ничего не скрывай. Говори, Мария, как перед богом.

Мари ощутила значительность момента и рассказала о происшествии на Шомьо, о своем знакомстве с охотником, которому она выдала себя за горничную, потом о новой встрече у Палойтаи. Госпожа Тоот всплеснула руками.

— Что ты говоришь, дитя! Ах ты, двуликий василиск! Сумела перехитрить меня, хотя уж я следила, словно Аргус. И ведь сразу заметила, что недостает у тебя золотой булавки для волос. Теперь-то я знаю, где ты ее вытрясла. Подумать только, ведь пятнадцать форинтов за штуку плачено! В Пеште покупали у красноносого ювелира с улицы Ваци, у которого в тот день жена сбежала… Рассказывали даже с кем. Ты не помнишь?

Вопрос был обращен к Михаю Тооту, но он лишь строго глянул на жену из-под насупленных, колючих бровей, и слова замерли у нее на губах.

Наступила минутная мучительная тишина. Михай Тоот опустил веки, словно воссоздавал перед собой события, разыгравшиеся на Шомьо, и рассматривал их собственными глазами.

— Скажи мне одно, Мария, — произнес он затем ледяным тоном. — Ты вышла бы за него?

— Да, если б он посватался.

— Он уже просил твоей руки. Написал письмо.

— Наконец-то, — вздохнула госпожа Тоот, а лицо Мари покрылось легким, но мимолетным румянцем, вроде следа дыхания, что остается на лезвии ножа.

— А ты выйдешь за него, — хриплым, суровым голосом продолжал Тоот, — если выяснится, что все это была комедия, все было придумано, чтобы заграбастать твое приданое?

Мари задрожала как осиновый лист, ей пришлось ухватиться за колесо токарного станка.

— Нет, не выйду, — пролепетала она тихим, надломленным, замирающим голосом.

— Можешь идти, моя девочка, — произнес отец ласково, и словно с облегчением и указал ей на дверь.

— Мне тоже идти? — спросила госпожа Тоот.

— Нет, ты останься, Кристина… После ухода Мари он обратился к жене:

— Я хочу просить тебя, Кристина, приучи постепенно Мари к мысли, что она не может стать женой Ности, девочку надо щадить, ей будет, верно, слишком тяжело, если решение застанет ее врасплох, но постепенно она привыкнет.

— О чем ты говоришь? Ведь он посватался.

— Посватался, но я ее не отдам.

— Михай, Михай, побойся бога! Подумай, что ты творишь своим ужасным упрямством. Твоя дочь, быть может, переживет, но я позора не вынесу. Я на люди не смею показаться! Я не вынесу, Михай.

— Но я тебе уже говорил, что Ности подделал на векселе подпись полковника Штрома.

— Мне нет никакого дела до того, что он там сделал. Здесь речь не о Ности, а о нас, о нашей дочери, хотя в такое родство попасть само по себе крупный выигрыш, Михай… Взгляни на мое заплаканное лицо, загляни в мою измученную душу, прошу тебя, не выставляй нас на позор!

— Тут я ничем не могу помочь, Кристина. Я не могу поступить так зло и жестоко, не могу бросить собственную дочь негодяю, потому что знаю: он все равно оттолкнет ее от себя, как только растранжирит ее приданое, и она вернется к нам увядшей, быть может, искалеченной, ибо, бьюсь об заклад, он станет ее избивать. Не требуй от меня этого, Кристина, лишь потому, что таков обычай, Кристина, милая моя старушка! — воскликнул он. — Поверь мне!

Он придвинул стул ближе и долго излагал свои взгляды. Он расписывал ей ветреность Ности, его легкомысленный нрав. «Я подозреваю, — говорил Тоот, — что он и не любит Мари, а просто очень ловко раскинул вокруг нее сети, но это надо еще выяснить». Он охватил весь вопрос в целом, осветил все детали: Мари еще может стать счастливой. Возможно, на ней женится какой-нибудь бедный, но славный юноша. В худшем случае она не выйдет замуж, но и тогда сможет жить спокойно. «Мы ничего не унесем на тот свет, все ей останется». Но из брака с Ности хорошего ничего не выйдет, Мари ждут мели, бури, несчастья, возможно, даже нужда и отчаяние. Он все превосходно мотивировал, все доказал, но, когда был уже вполне уверен, что убедил жену, она вдруг разгневанно вскочила.

— Да у тебя ум за разум зашел! Но есть люди и поумнее тебя. Приезжал к нам сегодня, пока ты там был, его преподобие, человек мудрый, в мирских делах сведущий, и сказал: «Укус дикой кошки слюной дикой кошки лечить надо». Нашу Мари надо выдать за Ности! Уж на что Игали — твой человек, честная, верная душа, а он тоже говорит; «Подмоченный товар под навес надо класть, а навес — женский чепец. Он все прикроет». И не будь слепым, Михай, не будь слепым! Подумай о преимуществах! Все эти спесивые, вельможные родичи — Хорты, Хомлоди в день святого Михая роем потянутся на своих упряжках в Рекеттеш, впереди зять Мари, губернатор…

— Кристина! — сердито рявкнул на нее Михай Тоот. — Если ты такие глупости говорить способна, можешь тоже отправляться спать.

— Ко дню святого Михая у меня как раз поросятки подрастут, которые сейчас родились…

— Уймись, прошу тебя.

Духовная индивидуальность госпожи Тоот походила на сосуд, в определенных местах которого были трещины и щели, и разговорный материал, достигая их, разливался и расходился по боковым линиям.

— Ну нет! — подскочила она и уперла руки в бока. — Твое имя — мое имя, разрази тебя господь (из глаз ее так и сыпались искры), твоя честь — моя честь! Ты читал в газете, что мы тянемся за вельможами, карабкаемся наверх, а они нас к себе не пускают… Будто мы сами предлагали нашу дочь Ности! Вот что в газете написано! Разве это можно так оставить, господин Михай Тоот?

— Нет, нельзя, — ответил Михай Тоот, и лицо его побагровело, как гребешок у петуха. — Меня это тоже разозлило, в ближайшее же время я заставлю этого жулика Клементи описать все так, как было в действительности. Это ведь самое малое. Впрочем, за хорошие деньги Клементи даже правду способен написать. Совершенно испорченный человек.

— Ладно, ладно, милый муженек, — теперь кротко проговорила она (ох, как переменчивы эти женщины), прижалась к нему, положила руку на плечо, — но ведь если люди верят газетам, то какому сообщению они поверят — первому или второму, — зависит от них. Подумай-ка, насколько лучше опровергнуть газету по-другому. Чтобы эти спесивые, гордые господа, эти надутые дамы в пышных нарядах собрались в один прекрасный день сюда, в наше поместье, и их бы видел народ в деревнях, который высыплет, выбежит на шум звонких упряжек к воротам или в садики, и люди станут говорить друг другу: «Куда они едут?» — «Да на свадьбу в Рекеттеш. Ференц Ности на Мари Тоот женится», И нам, и Мари удовлетворение. И еще тебе скажу кое-что, милый ты мой старик. Если уж ты так не выносишь бедного Фери, не будем отпускать Мари из дому. Пусть только они обвенчаются, пусть он даст ей свое имя, а потом идет себе с богом, а коли исправится да расположение твое заслужит, годы испытаний с честью выдержит, то вернется или исчезнет навсегда, — ну, кинешь ему пару тысяч форинтов, если тебе так заблагорассудится, словом, можешь делать все что угодно, но теперь пусть они обвенчаются. У меня только одно условие, — чтобы на этот раз мисс не сидела за нашим столом, ты ведь помнишь желтое платье госпожи Хомлоди, в котором она однажды была у нас…

— Нет, не помню, Кристина, и оставь ты в покое желтое платье. Твои доводы на меня очень подействовали. Поди ляг спать, Кристина. Я должен над этим подумать. Мне казалось, что меня нельзя поколебать. Я думал, что все взвесил. А вот, оказывается, нет. О своем решении я скажу тебе после,

И снова два дня и две ночи вертелся токарный станок: Михай Тоот обычно размышлял под его гудение. На третий день рано утром он позвал жену.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Пораскинул я умом, обдумал со всех сторон — нельзя. Если б мы жили вечно, другое дело. Но так как это невероятно, стало быть, нельзя. Я ненавижу имя, которое стало бы именем моей дочери, но это еще как-нибудь проглотить можно. Однако мне ясно видно будущее. Этот господин станет пользоваться и злоупотреблять правами мужа, тянуть деньги с бедняжки, а после нашей смерти отнимет у нее все. У Мари доброе сердце, она постоянно станет обелять, спасать имя, которое носит, а ее неотвратимо будет засасывать это болото. Ты успокойся, Кристина… Мне известно, что вчера ты была в Воглани, и вогланьская владелица подзудила тебя, но из этого дела ничего не выйдет.

— Это твое последнее слово?

— Самое последнее. Ради твоего тщеславия я не пожертвую своей дочерью.