Виталий Никольский - Аквариум-2

• Название: Аквариум-2
• Автор: Виталий Никольский
• Издательство: Гея итэрум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-85589-037-6

Автор — генерал-майор в отставке — прослужил в системе Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба более 30 лет. Он правдиво рассказал, что видел и пережил на своём военном веку. Перед читателем Предстаёт совсем другое ГРУ, чем в скандально известной книге, которую написал несколько лет назад бывший сотрудник военной разведки майор Владимир Резун (литературный псевдоним — Суворов), изменивший Родине и присяге и бежавший в Великобританию.

---

Когда мы, молодые командиры, прибыли в мае 1938 года на службу в разведку, управлением фактически командовал комбриг Орлов. Затем после его ареста был назначен Гендин, которого через весьма короткий срок постигла судьба предшественника. Нам, состоящим в распоряжении разведупра и готовящимся к отправке за рубеж, ничего не объясняли по поводу чехарды в руководстве. Всю пагубность огульных арестов и уничтожения цвета армии, ее высшего и старшего командно-политического состава, мы осознали значительно позже, в дни войны с фашистской Германией. В ту же пору мы безоговорочно верили в правомерность репрессий, в необходимость усиления классовой борьбы с «коварным врагом и его агентурой внутри нашей страны».

В конце тридцатых годов среднее звено оперативных работников разведки также было заменено молодыми неопытными командирами, сменившими связанных в какой-то мере с бывшим «вражеским» руководством. Управление пополнили в значительной мере выпускниками академий, полагая, что теоретические знания могут заменить оперативный опыт. Так, на 4 отделе военно-технической разведки, в котором нам с К.Ефремовым предстояло проходить службу, начальником был назначен военинженер 2-го ранга[3] Коновалов, окончивший Военно-химическую академию двумя годами раньше нас. Начальником отделения бронетанковой техники был выпускник Бронетанковой академии Ленгник, артиллерийского — Зубанов, авиационного — Мелкишев, связи — Артемкин, военнохимического — Вахитов. Их помощниками также были выпускники академий.

Все они — энергичные, старательные командиры, преданные своей Родине. Среди оперативного состава управления в ту пору еще было много евреев: Эпштейн, Бумштейн, Финкельштейн, Мильштейн, Гутин, Соркин и многие другие. Часть из них, очевидно, наиболее дальновидная, сменила свои фамилии на русские. Нужно отметить, что все эти сотрудники отличались знанием дела и гибким умом. Они владели иностранными языками, ездили с заданиями за рубеж и казались нам, новичкам, настоящими профессорами разведывательного дела. Значительная часть их проработала до окончании Великой Отечественной войны. Лишь после нее евреев из разведупра стали постепенно увольнять.

Меня и Ефремова по прибытии в управление сразу же направили на специальные годичные разведывательные курсы — Центральную школу подготовки командиров штабов. В целях конспирации слушатели были разбиты на небольшие учебные группы, располагавшиеся на «точках» за городом. Группы не были связаны между собой, поскольку имели полностью автономные хозяйства, и поэтому обучавшиеся на разных отделениях не знали друг друга, что очень важно, поскольку слушатели готовились не только в официальный заграничный аппарат, но и на нелегальную работу.

Наша «точка» располагалась под Москвой в особняке, который скрывался в гуще деревьев и был огорожен высоким досчатым забором, окрашенным в характерный зеленый цвет, — цвет надежды. Нам казалось, что это сама судьба своим перстом благосклонно указывает путь в удачливое и большое будущее.

На «точке» имелись свои учебные кабинеты, лаборатории, спортплощадка, пищеблок на полтора десятка человек, подсобное хозяйство и все необходимое для обучения и проживания слушателей на казарменном положении.

Учебным отделением командовал полковник Егоров — старый кавалерист, не имевший ни малейшего понятия об агентурной разведке и изучавший ее вместе с нами. Он следил за соблюдением общего распорядка, неуклонным выполнением учебного расписания и являлся связующим звеном между нами и штабом школы, располагавшимся в Москве на Гоголевском бульваре. По окончании учебы на основании характеристик, даваемых на слушателей преподавателями, начальник учебного отделения должен был составлять аттестацию с рекомендациями, где целесообразно использовать того или иного выпускника Центральной школы.

К моменту нашего прибытия на «точку» в мае 1938 года там уже в течение шести месяцев обучались наши коллеги, ранее зачисленные в разведку. Нам нужно было догнать их.

В шпионских романах подробно описано, каким экстравагантным способам обучают «рыцарей плаща и кинжала» для вербовки агентов, проникновения на тщательно охраняемые объекты, вскрытия сейфов, ликвидации своих противников с помощью всех видов огнестрельного и холодного оружия, ядов и так далее. Все это чепуха. Нам пришлось изучать далеко не «романтические» дисциплины. Это В первую очередь спецподготовку, которую вела выдающаяся советская разведчица М.И.Полякова, имевшая колоссальный опыт работы за рубежом; оперативную технику, не отличавшуюся в те времена чрезмерной сложностью; криптографию, принципы радиосвязи и фотодело. Затем страноведение — в зависимости от планов предстоящего оперативного использования, и, наконец, иностранные языки.

Мне был определен к изучению немецкий язык, на освоение которого уходило не менее пяти часов в сутки. Слабая подготовка по языку на рабфаке и в академии давала о себе знать. Успехи в его изучении у многих из нас, в том числе и у меня, были далеко не блестящие, чем, вероятно, и объяснялось в дальнейшем мое использование не на нелегальной работе, а в аппарате управления и на официальной зарубежной службе.

Марксистско-ленинской подготовке также уделялось немалое внимание, но большинству слушателей она давалась без особого труда, так как в академиях изучению общественных дисциплин отводилось много времени. Остальные, необходимые разведчику дисциплины, как топография, стрелковая подготовка, тактика, история международных отношений, физическая культура, не преподавались, поскольку полагалось, что мы должны их прочно знать после академического курса.

Все в отделении жили на казарменном положении, в город к семьям увольнения получали лишь в выходные дни. О пребывании в школе запрещалось говорить не только друзьям, но и близким родственникам. За болтливость строго наказывали вплоть до отчисления из разведки.

Перед прибытием в учебное отделение всем слушателям меняли фамилии и выдавали гражданские паспорта. Однако длительное совместное пребывание, уплата партвзносов, получение денежного содержания и вещевого довольствия под истинными фамилиями, а также предварительное знакомство слушателей друг с другом, встречи в семьях и в городе сводили на нет этот вид конспирации, и через несколько месяцев все знали не только настоящие имена, но и биографии друг друга.

В ноябре 1938 года учеба в Центральной школе закончилась, и нас направили в оперативные отделы, по линии которых мы были привлечены в разведку. Система комплектования кадров непосредственно заинтересованными структурами имела то неоспоримое преимущество, что оперативные подразделения несли главную ответственность за отобранных кандидатов и качество их подготовки. Пока мы находились в школе, сотрудники разведуправления следили за нашими успехами и тщательно изучали личные качества, способности, наклонности каждого слушателя.

Настала пора приступить к практической работе. Троих из нашей группы — военинженера 3-го ранга Константина Ефремова, старшего лейтенанта Михаила Макарова и старшего лейтенанта Николая Трусова — послали на дополнительную подготовку к работе в нелегальных условиях. Первых двух забросили в оккупированную немцами Бельгию. Об их трагической судьбе я расскажу несколько позже. Куда тогда командировали Н.Трусова, не помню, но он уцелел, успешно продолжил службу и впоследствии стал заместителем начальника ГРУ. На штатные должности в центральный аппарат сразу попали лишь два человека. Остальных оставили в резерве отдела кадров. Их прикомандировали к разным отделам, где они выполняли отдельные поручения: подбирали кандидатов для привлечения в разведку, обобщали информационные материалы и так далее.

Тем временем мои семейные дела складывались весьма неблагоприятно. В ту пору, когда я изучал в школе основы разведывательного дела, моя жена и новорожденный сын Александр, не имея пристанища в Москве, проживали у знакомых, больше всего в общежитии Военно-химической академии в комнате Ефремова вместе с его матерью-старушкой. Вход в общежитие охранялся часовым, который пропускал только слушателей и членов их семей. Жене с ребенком зачастую приходилось часами ждать у входа, пока кто-либо из знакомых командиров, проживавших в здании, закажет ей разовый пропуск. Ребенок болел. Условий для ухода за ним не было. Все мои просьбы и многочисленные рапорты командованию о предоставлении какой-либо комнаты в любом общежитии не увенчались успехом. Очевидно, мой начальник военинженер 2-го ранга А.А.Коновалов испытывал мое терпение и способности преодолевать личные невзгоды.

В конце концов мы с женой вынуждены были отправить нашего первенца к ее матери, Прасковье Егоровне Федоровой, которая жила в деревне Большие Поляны Старожиловского района Рязанской области. Но ребенок заболел воспалением легких и из-за отсутствия медицинской помощи через несколько дней умер в ноябре 1938 года.