Александр Зимин - Опричнина

• Название: Опричнина
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Территория
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-900829-07-3

Книга выдающегося русского историка A.A. Зимина (1920–1980) «Опричнина Ивана Грозного», вышедшая первым изданием в 1964 году, единственное хронологически организованное и систематизированное изложение событий одной из самых мрачных эпох в истории средневековой Руси, сразу же занявшее место среди классических трудов о прошлом России.

Второе издание книги, получившей авторское название «Опричнина», было задумано сразу же после первого. До своей кончины в 1980 г. A.A. Зимин пополнял текст новыми материалами и соображениями, уточнял оценки и совершенствовал концепцию этого страшного и загадочного периода.

Все авторские дополнения и изменения внесены А.Л. Хорошкевич при участии В.Г. Зиминой.

---

Переселение в Казанский край дало Р.Г. Скрынникову основание для вывода о том, что «первоначально опричная политика имела по преимуществу антикняжескую направленность»[700]. Но выселению подверглись далеко не одни княжата. К тому же весной 1566 г., т. е. примерно через год, ссыльных княжат и детей боярских стали возвращать на старые места. «Отказ от антикняжеских репрессий, — пишет Р.Г. Скрынников, — объяснялся тем, что, с точки зрения правительства, казанское переселение достигло основной цели, подорвав влияние и богатство фрондирующей титулованной знати»[701]. Но о каком же «подрыве» влияния княжат и «подрыве» их экономической мощи может идти речь, когда через год после их высылки в Казань, они были амнистированы и возвращены на старые места?

Обстановку опричных выселений наглядно изображают Таубе и Крузе. «Представители знатных родов, — пишут они, — были изгнаны безжалостным образом из старинных унаследованных от отцов имений… Эти бояре были переведены на новые места, где им были указаны поместья». Особенно туго пришлось переселенцам из Костромы, Ярославля, Переславля и других областей, «в которых жило больше 12 000 бояр», а в опричнину пошло не более 570. «Остальные должны были тронуться в путь зимой среди глубокого снега… Если кто-либо из горожан в городах или крестьян в селах давал приют больным или роженицам хотя бы на один час, то его казнили без всякой пощады. Мертвый не должен был погребаться на его земле, но сделаться добычей птиц, собак и диких зверей»[702].

Испытанным средством обеспечения благонадежности крупных политических деятелей продолжала служить порука. В 1565–1566 гг. были взяты три поручные грамоты: по Л.А. Салтыкову, И.П. Яковлеву и М.И. Воротынскому.

Лев Андреевич Салтыков принадлежал к числу опытнейших московских администраторов середины XVI в. Наследовав в 1549 г. после своего отца дворцовую должность оружничего, он последовательно поддерживал Ивана Грозного в его начинаниях. В марте 1553 г. Лев Салтыков, вероятно, вместе с братом Яковом, отстаивал кандидатуру царевича Дмитрия в качество наследника Ивана IV и в том же году получил звание окольничего[703]. В конце 50-х — начале 60-х годов XVI в. он уже становится боярином[704]. Это было время расцвета его деятельности. Во второй половине 50-х — первой половине 60-х годов Л.А. Салтыков фактически вершил дела в Государеве дворце. В частности, он «приказывал», т. е. выдавал, многочисленные жалованные грамоты[705], вел судебные дела по земельным вопросам[706], выменивал царю земли[707], подписывал сотные выписи на дворцовые села с установлением норм крестьянских повинностей[708]. В его канцелярию направлялись памяти с законодательными предписаниями[709].

Как мы уже писали, Салтыков при утверждении опричнины попал в опалу и был лишен звания оружничего[710]. Грамота очень лаконична: 84 детей боярских ручались, что Л. А. Салтыков и его дети Михаил и Иван никогда не отъедут и не побегут. В случае же их отъезда поручители обязались уплатить 5 тысяч рублей.

В марте 1565 г. поручные берутся по И.П. Яковлеву[711]. Получив первые разрядные должности уже в 1547 г., Яковлев стал в 1550 г. тысячником первой статьи по Коломне, в 1557 г. — окольничим, а в 1558 г. — боярином. Опала на боярина И.П. Яковлева, вероятно, вызывалась его нерадивой деятельностью во время нашествия Девлет-Гирея осенью 1564 г. Кстати, и на этот раз пострадал боярин при номинальном командующем вооруженными силами Владимире Старицком[712].

В том же 1565 г. поручную по боярину B.C. Серебряному дали около 170 детей боярских и даже четверо торговых людей[713]. Увеличение числа поручников сопровождалось привлечением к поруке менее знатных представителей дворянства, служивших не по дворовому, а по городовому списку. B.C. Серебряный, ставший боярином еще в 1549 г., вероятно, как и его брат Петр, в 1553 г. поддерживал князя Владимира Андреевича. По разрядам нельзя проследить ни обстоятельств, вызвавших недоверие царя к Серебряному, ни каких-либо изменений в его служебном положении[714].

Взятие поруки в 1565–1566 гг., как правило, кончало опалу и возвращало вырученного боярина в число доверенных лиц царя. Так было, например, с З.И. Очиным-Плещеевым и И.П. Охлябининым, по которым в 1566 г. после возвращения из литовского плена взяты были полусимволические поручные записи[715]. Оба они сразу же вошли в состав опричнины[716].

1565 год был заполнен строительством опричного аппарата, персональным отбором «людишек», испомещением «верных слуг», переселениями лиц, внушавших опасение. Царь подолгу жил в Слободе, разъезжал по своим новым владениям[717], строил осенью каменную крепость в опричной Вологде, свозил туда к весне «всякие запасы». Вологда занимала выгодное положение на путях к Холмогорам, важнейшему торговому порту на севере России. Строителем вологодского кремля был Размысл (Herr Asmus)[718], который известен как один из выдающихся инженеров, отличившийся при взятии Казани[719]. Уже летом 1566 г. английский дипломат Антоний Дженкинсон сообщал, что по распоряжению царя в Вологде строится кремль величиной в 2400 саженей[720].

Все это не позволило русскому правительству предпринимать сколько-нибудь широкие внешнеполитические акции. Весной 1565 г. завершились переговоры о семилетнем перемирии со Швецией[721]. Местного характера столкновения происходили на Псковщине (под Красным городком и Воронечем)[722]. Небольшие стычки русских и литовских войск летом в смоленских, полоцких, рославльских и псковских местах не внесли изменений на западном фронте. Дело началось, по донесению русских воевод, успешным поиманием «языков»[723]. В июне по распоряжению правительства из Юрьева вывели «бурмистров и посадников и ратманов — всех немец», по официальной версии, «за их измены» (во Владимир, Нижний Новгород, Кострому и Углич)[724]. Летом и осенью шел усиленный обмен гонцами с ногаями и Крымом[725].

Несколько активизировались военные действия осенью. Под Волховом в октябре появился Девлет-Гирей, но и на этот раз ненадолго[726]. Почти одновременно, как и год тому назад, начались столкновения на западе. Литовские отряды совершали набеги в район Заволочья (в Ржевский уезд), полоцких и озерищских волостей[727]. В свою очередь и русские воеводы ходили в Литовскую землю из Смоленска[728].

Эти походы не внесли ничего нового в ход Ливонской войны. Они интересны лишь тем, что в военных действиях впервые принимали участие опричные полки. Так, под Волхов осенью 1565 г. наряду с земскими воеводами направлены были «из опришнины» Д.Г. Телятевский, Д.И. и А.И. Хворостинины (из Москвы), а также Д.И. Вяземский и М. Белкин (из Белева)[729]. Не питая доверия к земским воеводам, царь составлял смоленский разряд (осенью того же года) так, чтобы в каждом полку были преданные ему лица из опричнины или близкие царю татарские царевичи. Так, в большом полку первым воеводой назначен был царевич Ибак, вторым — земский боярин князь B.C. Серебряный, в полку правой руки — царевич Кайбула, вторым — боярин П.С. Серебряный; в передовом полку — князь П.Д. Щепин и опричник И.П. Охлябинин; в сторожевом полку — боярин И.В. Шереметев Меньшой и опричник И.И. Очин-Плещеев; в левой руке — опричник З.И. Очин-Плещеев и А. Гундоров[730]. Кроме контроля над действиями земских военачальников таким смешанным разрядом достигалось «повышение чести» опричных воевод[731].

Осенью или зимой 1565 г. в опалу попал боярин князь Петр Михайлович Щенятев[732]. Непосредственные обстоятельства этого события выяснены П.А. Садиковым[733]. Во время набега Девлет-Гирея на Волхов (октябрь 1565 г.) П.М. Щенятев вместе с И.В.Шереметевым Меньшим были назначены воеводами передового полка. Однако воеводы разместничались, и Ивану IV пришлось двинуть против крымского хана опричные полки[734] Вероятно, после этого Щенятев попал в немилость, и его владения (до февраля 1566 г.) были конфискованы[735], а сам Щенятев постригся в монахи[736]. В апреле 1566 г. Иван IV побывал в Волхове и, очевидно, расследовав обстоятельства местничества бояр, подверг Щенятева пытке, от которой тот и скончался (в августе того же года)[737]. Впрочем, у царя были уже давно причины относиться с подозрением к Щенятеву. Троюродный брат опальных князей Куракиных, Щенятев возвысился еще в годы боярского правления, принадлежа к сторонникам боярской группировки И.Ф. Бельского (последний был женат на его сестре)[738]. Во время событий 1553 г. Щенятев поддерживал кандидатуру Владимира Старицкого.

К началу 1566 г. Иван Грозный решился наконец нанести новый серьезный удар старицкому князю Владимиру Андреевичу. Поводом к этому, возможно, была бездеятельность князя Владимира (может быть, вынужденная, ибо царь сам же всячески лишал своего родича какой-либо инициативы) во время осеннего набега Девлет-Гирея. В сентябре старицкий князь, сопровождаемый недавно прощенными боярами М.И. Воротынским и И.П. Яковлевым, должен был стоять «для бережения от воинских людей на Туле». При этом полки находились под командованием бояр, «а князю Володимеру Ондреевичю ходить по вестем, только придут на которые места царевичи, по его наказу»[739]. Вероятно, старицкий князь ничего не сделал (не мог сделать или не хотел — остается неясным) ни для предотвращения набега крымского хана, ни для разгрома его сил. Вскоре после этого наступило время расплаты. Если в 1563 г. у князя был «переменен» весь состав его двора, то в начале 1566 г. Иван IV этим не ограничился. Боярином к Владимиру был назначен близкий к царю князь А.И. Ногтев, дворецким — С.А. Аксаков[740]. Вместе с тем царь сменил всю территорию его удела. В январе, сразу же после возвращения царя в Москву после двухмесячного отсутствия в столице, у Владимира Андреевича в обмен на Дмитров забрали его основную резиденцию — Старицу[741]. В феврале произошел обмен Алексина на Боровск, и, наконец, в марте выменяли Верею и замосковные волости на Звенигород[742] и Стародуб Ряполовский с селами. Владимир Андреевич получал старинные удельные земли, разбросанные в разных частях государства[743]. Царь рассматривал Владимира Андреевича как знамя антиправительственных сил и стремился обеспечить полное подчинение себе неудачного претендента на московскую корону.