Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

• Название: Приключения Вернера Хольта
• Автор: Дитер Нолль
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1962

Популярный роман писателя из ГДР о том, как молодой 17-летний немец в 1943 году заканчивает школу и призывается в зенитные части. Всё это на фоне капитуляции Италии, краха немецкого наступления под Курском, ужасных бомбардировок Германии. Дальше хуже. Во второй части показана послевоенная жизнь. Книга интересна, помимо того, что занимательна сюжетом, тем, что знакомит со множеством бытовых деталей. Чувствуется связь с прозой Ремарка.

---

Из коридора крикнули:

— Во-о-оль-цов!

— Это он. Пойду узнаю, что ему надо. Я опять тут за адъютанта. Нашего взводного звать Венерт, лейтенант, совсем молоденький, из Напола, офицер до мозга костей. Пойду узнаю, что нужно Ревецкому.

Хольт огляделся и занял одну из двух свободных коек. С лежащего внизу сенника поднялся длинный, как каланча, человек.

— Штабс-ефрейтор Киндхен, — представился он. — Можешь говорить мне «ты». Но когда буду обращаться к тебе по службе, то лучше на «вы». Я здесь старший по спальне. А также инструктор по стрельбе. — И протянул Хольту руку. — Я-то отвоевался, — рассказывал он с легким саксонским акцентом. — Анкилоз коленного сустава первый сорт, прочность гарантирована! Годен для гарнизонной службы в тылу до скончания века! В армии трублю с тридцать восьмого. — Он снова опустился на койку и при этом сгорбился — такого он был высоченного роста. — У меня своя фабричка, изготовляю сувениры, чудесные вещицы, свинок с надписью «на счастье», фигурки в национальных костюмах — «Привет с Бастая», и еще гномиков для сада. Наш командир майор Рейхерт, эта собака, по профессии — коммивояжер. Знаешь, о чем я мечтаю? После войны у моего дома раздается звонок. Я сижу завтракаю. Жена говорит: «Фрицхен, тебя спрашивает какой-то господин Рейхерт!» Я беру в руки чашку с кофе, не спеша прихлебываю, зеваю. И наконец говорю: «Пусть подождет!» Красота, а?

Хольт бросил ранец на кровать. Ну что ж, все идет своим чередом!

6

Хольт стал новобранцем. Танкистом. «Танкист Хольт!» Шагая с пулеметом на плече, он горланил так, что в ушах звенело. «Под далеким Седаном, на французской земле, в карауле стоял наш танкист на холме!» Все пережитое представлялось ему игрой, детской игрой, только прелюдией к настоящей казарменной муштре. Теперь он редко задумывался. Гоняли их немилосердно, жизнь была невыносимо тяжела. Но танкист Хольт уже не мечтал вырваться из этой огромной казармы, хоть и проклинал ее, как каторгу; не мечтал избавиться от своих начальников, хотя ненавидел и презирал их. Он мирился и с муштрой, и со службой, и с издевками, ибо уже знал: чем дальше — тем хуже. А на этот раз предстояла отправка в самое пекло — на Восточный фронт! Одиннадцатая танковая дивизия, для которой здесь готовили пополнение, дралась на Востоке. А там в эти дни на рейх сыпались удары, потрясавшие его до основания. Итак, лучше не желать никаких перемен.

Хольта обучали на стрелка-радиста. Программа была обширная, и проходили ее ускоренным порядком. Радиоаппаратура, ультракоротковолновые и средневолновые передатчики и приемники. Работа и обслуживание рации, настройка, смена частоты, радиотелефон и телеграф, уход за аппаратурой, устранение неисправностей. Ежедневно два часа на ключе. После обеда они отправлялись с двухколесной тележкой, па которой была смонтирована аппаратура, в окрестные деревни, выбирали защищенное от ветра местечко — то где-нибудь за ригой, то на крестьянском дворе. И тут же начиналось: передача по радиотелефону, прием по радиотелефону. Но только они успевали привыкнуть к месту, как новыи приказ гнал их дальше по шоссе, где гулял злой ноябрьский ветер.

По вечерам они зубрили коды, как когда-то в школе латынь. «QZL» значило «смысл неясен», а чтобы лучше запомнить, они говорили: «квакать цапле лень». Никто уже не спрашивал «Который час?», а просто «QTR», то есть «дайте время». Они изучали также шифровальные таблицы для радиотелефона и телеграфа и кодовую сетку.

Практиковались на боевых машинах, правда, устаревших, снятых с вооружения 23-тонных танках III, которые за недостатком горючего никогда не покидали гаража. Посадка и высадка, выход из танка при его повреждении, установка и снятие радиоаппаратуры, пулемет стрелка-радиста и башенное вооружение, наводка и заряжание пушки. Настоящий двигающийся танк (если не считать дребезжащих шасси без башен, с приваренными сзади громоздкими газогенераторами — на них обучали механиков-водителей) Хольт за все время видел только раз: это было, когда они обучались «пропусканию танков через себя». Хольт пригнулся в небольшом окопчике: голова втянута в плечи, карабин зажат между колен. Широкая гусеница надвинулась на окоп, закрыла его, обрушила на Хольта землю и песок и вновь открыла небо. Хольт выбрался из-под земли, протер глаза и побежал за танком, чтобы, как предписано, прыгнуть на корму… А стрелковая подготовка? Карабин, гранатомет, пулеметы образца 1934 и 1942 годов, пистолеты образца 1908 и 1938 годов, пистолет-автомат, штурмовой автомат образца 1944 года, яйцевидная ручная граната и граната с рукояткой, уплотненный и удлиненный заряды, противотанковые средства, дымовая свеча, тарельчатая мина, магнитная кумулятивная мина, противотанковое ружье и фаустпатрон. Самыми изнурительными были пехотные учения. Ночные переходы с ориентировкой на местности, целые дни напролет выматавающие занятия на стрельбище, стрельба боевыми патронами в условиях, максимально приближенных к боевым, захват цели в треугольник, поражение танков с ближних дистанций; потом военные игры — отделение против отделения, во время которых дозволялось расстреливать запасы холостых патронов штабс-ефрейтора Киндхена, иногда в поле, а то и на улицах уснувшего городка, где перепуганные жители выглядывали из затемненных окон. Обучение ближнему бою, удары прикладом, фехтование на ружьях; лопата как оружие, граната с рукояткой в качестве палицы, стрельба из пулемета на бегу — одна рука под сошками, другая на спуске. При этом полагалось изо всех сил кричать ура. Химическое оружие, защитная накидка, обеззараживание, смена фильтра, оказание первой помощи. И сверх всего этого еще занятия по двум десяткам всевозможных тем: меры против шпионажа, венерические заболевания, служба противотанкового наблюдения, тактика танкового боя на ящике с песком…

Четырнадцать часов занятий ежедневно! Только от одного они были избавлены в эту зиму 1944 года — от муштры на плацу и шагистики. Сроки военной подготовки все сокращались, а муштра и без того входила в пехотные учения. Впрочем, два часа на стрельбище стоили шести часов строевой подготовки на плацу. Ружейным приемам уже не обучали, не было и строевых учений, только повороты, немного маршировки, отдание чести.

При выходе из казармы предписывалось «поведение как в боевой обстановке» Огромный казарменный двор площадью в несколько гектаров был искусственно превращен в изрытое воронками поле, в центре которого, словно грозный призрак, высился искареженный остов сотни раз выгоревшего Т-34 — по нему стреляли учебными фаустпатронами, ставили вокруг него дымовые завесы. Гнев унтер-офицеров обрушивался на всякого, кто осмеливался выйти из дверей, не пригнувшись. Даже с котелками — все равно, пустыми или полными — полагалось скакать из воронки в воронку, согнувшись в три погибели.

Инструкторам незачем было прибегать к шагистике, чтобы как это у них называлось, «допечь новобранца»; во время пехотных учений ему вполне могли показать, что такое «прусский дух», «вымотать кишки», «вымездрить мозги» и «вытрясти душу». Дежурный унтер-офицер заботился о том, чтобы в спальнях не благодушествовали, он не только сдергивал одеяла и простыни на пол, но и выбрасывал их из окон второго этажа.

Особенно любили унтеры опрокидывать шкафчик, чтобы все вещи разлетелись по комнате. По ночам устраивались «балы-маскарады», новобранцев заставляли скрести пол зубными щетками и учиняли бесстыдный осмотр определенных частей тела; бывали и проверки оружия, начинавшиеся в субботу вечером и заканчивавшиеся лишь в воскресенье после отбоя.

Хольт сносил это, не жалуясь, Гомулка вообще молчал, Феттер день ото дня все больше тупел, а Вольцов видел во всем «тренировку для фронта», где будет «еще похуже». Зато маленький, болезненный Петер Визе совсем зачах. Вольцов равнодушно сказал Хольту:

— Так или иначе, он все равно погибнет. Только сильные выдерживают испытание.

Хольт часто останавливал свой взгляд на хрупком юноше. Он думал: три месяца военной подготовки… еще два месяца… еще один… Значит, Петеру осталось еще два месяца жизни… один месяц… А Визе мечтает о консерватории!

— Знаешь, я теперь твердо решил стать пианистом! Больше всего хочется мне играть Шопена и Рубинштейна… Рубинштейна я ведь только в прошлом году открыл. Даже не понимаю, чем он мне так нравится. Может быть, потому, что в его юношеских вещах столько… темперамента, а мне-то его как раз и недостает… А «Костюмированный бал»! — это я непременно должен тебе сыграть, это изумительно! Но ты прав, Шуман мне, конечно, гораздо ближе, я просто упивался им! Пожалуй, он даже чересчур мне близок, я теряю самого себя.

— Обязательно приду на твой концерт, так и знай! — сказал Хольт.

Петер взглянул на часы:

— — Надо еще успеть Беку и Ревецкому ботинки почистить.

Грозой новобранцев были оба отделенных учебного взвода. Унтер-офицер Ревецкий любил величать себя «прусским капралом». Характеристика Вольцова «допотопное животное, помесь дикого кабана с мартышкой» оказалась еще чересчур мягкой. Никогда нельзя было знать, что Ревецкий выкинет в следующую минуту. Бессердечный и подлый, он то манерничал и ломался, то опять делался грубым и тупым. Жестокий и вместе сентиментальный до приторности, сегодня такой, завтра другой, а послезавтра и вовсе неузнаваемый, он был велеречив, говорил, не повышая голоса, округленными фразами, потом вдруг принимался дико орать и сквернословить. По профессии он был актер и всегда кого-то играл, каков же он был на самом деле, никто не мог знать. Петера Визе при виде его бросало в дрожь, Хольт считал его сумасшедшим, Гомулка говорил: патологический тип!