Тенцинг Норгей - Тигр снегов

• Название: Тигр снегов
• Автор: Тенцинг Норгей
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1957

29 мая 1953 года два альпиниста, Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей, впервые вступили на вершину Эвереста. Данная книга представляет собой автобиографию Тенцинга, записаннную с его слов Джеймсом Рамзаем Ульманом.

---

Мы собирались штурмовать не одну какую-то большую вершину, а несколько второстепенных, хотя их, наверное, не назвали бы так где-либо в другом месте, не в Гималаях. Все они превышали 6000 метров и не были еще никем взяты. Мы начали со снежной вершины Кедернат. После долгого перехода по пере­сеченной местности подошли к подножью горы и ста­ли разбивать лагеря. Мы поднимались все выше и выше, высматривая наилучший путь к вершине, по­ка не уверились, что нашли нужное; затем пригото­вились к штурму. Я не попал в штурмовую группу, потому что мне поручили помогать госпоже Лонер, а она, хотя и была хорошим альпинистом для жен­щины, в решающем броске не участвовала. Верный своим обязанностям, я остался в верхнем лагере. Ко­нечно, я был разочарован, но зато более приятного общества не мог и пожелать. Утром в день завер­шающего штурма мы помахали вслед уходящим и ста­ли ждать их возвращения.

И они вернулись, но не так, как мы надеялись. Уже издали, видя их на снежном склоне над нами, я почуял беду. Подойдя, они сообщили, что произо­шло большое несчастье. Высоко на горе, поблизости от вершины, восходители шли связками по двое, как вдруг на узком крутом снежном гребне одна двойка поскользнулась. Это были Суттер и Вангди Норбу, старший над шерпами. Не сумев удержаться, они покатились кубарем под гору и остановились только в трехстах метрах ниже. Остальные были глубоко потрясены. Глядя вниз, они не могли понять с такого расстояния, жив ли кто-нибудь из упавших. Прямо спуститься было, конечно, невозможно, пришлось воз­вращаться по гребню и идти в обход; на это ушло несколько часов. К их удивлению и облегчению, Сут­тер отделался легкими ушибами. Он смог даже вер­нуться с ними, царапины и ушибы позволяли ему идти самому. Зато с Вангди Норбу дело обстояло хуже. Он сломал ногу, а вторая была сильно повреж­дена кошками Суттера. После тяжелого восхождения и последующего спуска восходители слишком устали, чтобы нести его в лагерь. Единственное, что они могли сделать – поставить аварийную палатку, устроить возможно более удобное ложе и пойти самим в ла­герь.

Вернулись они в лагерь уже вечером. В темноте ничего нельзя было предпринять. Но на рассвете вышла спасательная группа, и на этот раз я, конечно, шел с ними. Я считал, что на меня ложится главная ответственность, потому что остальные сильно утоми­лись накануне, а я хорошо отдохнул и был полон сил. К тому же Вангди Норбу был моим давнишним другом и товарищем по восхождениям, он получил звание Тигра на Эвересте еще в 1938 году. Я чув­ствовал себя обязанным любой ценой спасти его и доставить вниз.

К счастью, погода держалась хорошая, и за не­сколько часов мы добрались до палатки, маленького коричневого пятнышка на белом горном склоне. Мы откинули полу; не помню точно, что мы ожидали увидеть, но во всяком случае не то, что предстало на­шим глазам. Вангди Норбу лежал на месте, живой, но, помимо поврежденных ног, у него был кровавый надрез на горле. Позднее он рассказал нам, что прои­зошло. Накануне, когда все остальные уходили, он был еще совершенно ошеломлен падением и не расслышал их обещания вернуться завтра. Вангди решил, что его бросили одного. Замерзать. Умирать. В полном отчаянии, испытывая страшные мучения, он схватил нож и попытался зарезаться. Два обстоятельства спасли его. Во-первых, он был слишком слаб, чтобы резать сильно и покончить с собой разом, во-вторых, уже истекая кровью, вдруг подумал о семье и решил жить ради нее. Поэтому остаток ночи он пролежал совершенно неподвижно. Кровь засохла и перестала течь. Таким образом, на следующий день он был жив, хотя страшно ослаб и очень страдал.

Мы снесли Вангди Норбу в лагерь на собственных спинах и самодельных носилках, потом постепенно доставили в нижние лагеря и на равнину. Затем, с помощью местных носильщиков, отправили его в Муссоури, станцию в Гархвале, откуда начинали свой путь. Пролежав некоторое время в больнице, он немного оправился и смог уехать домой, но так ни­когда и не поправился совершенно. Позднее, когда я встретил его в Дарджилинге, то убедился, что пере­житое наложило сильный отпечаток не только на его тело, но и на душу. Старый «Тигр» Вангди никогда больше не ходил в горы и умер в своем доме несколь­ко лет спустя.

Хотя мы не могли тогда предусмотреть такого кон­ца, несчастье с Вангди сильно опечалило нас. Однако прекращение экспедиции все равно не помогло бы ему, и мы вернулись к нашим горам. Как уже говорилось, Вангди был старшим над шерпами; теперь предстояло назначить другого, и назначили меня. Это была высо­кая честь. Каждый шерпа стремится стать сирдаром, это большое достижение в его жизни. Я был очень доволен. Но также и опечален, потому что достиг это­го ценой несчастья друга.

Мы снова вернулись в верхний лагерь и пригото­вились к штурму. Как обычно после аварии, шерпы нервничали и отказывались идти на большие высоты. Теперь мне представился желанный случай, которого я никак не хотел упустить. В состав штурмовой груп­пы вошли четыре швейцарца – Рох, Диттерт, Суттер, Гравен – и я. Мы вышли из верхнего лагеря, подня­лись по длинному снежному склону, затем по гребню, где произошла беда с Вангди, и ступили, наконец, на плоскую белую площадку – вершину Кедерната. Вы­сота ее 6600 метров – ниже Северного седла на Эве­ресте, которое служит всего лишь базой для восхож­дений. Но мы радовались и гордились победой. А для меня это было особенно великое мгновение. Ведь, несмотря на многолетний опыт высокогорных восхож­дений, я еще никогда не ступал на вершину большой горы. «Задание выполнено», как говорят летчики. Это было чудесное ощущение.

Однако Кедернатом дело не ограничилось. Оттуда мы перешли на несколько более высокого соседа, Са­топант, и там тоже совершили успешный штурм, хотя должен, к сожалению, признаться, что я сам в нем не участвовал, так как заболел животом и оставался в верхнем лагере. Затем мы направились в сторону тибетской границы, где все, включая госпожу Лонер, взяли вершину поменьше, Балбала. Наконец мы взо­шли на Калинди, которая совсем не похожа на боль­шинство Гималайских гор, так как почти свободна от снега, наподобие увиденных мною позже швейцарских вершин. Четыре девственные вершины – четыре первовосхождения. Рекорд, который вряд ли побит какой-либо другой экспедицией.

Между восхождениями мы успели осмотреть мно­гое в Северном Гархвале, включая священные города Бадринат и Ганготри и ряд меньших поселений, кото­рых я не видал раньше. Питались мы хорошо: госпо­дин Суттер был не только альпинист, но и прекрас­ный охотник, и мы редко оставались без свежего мяса. Совсем не то, что мое путешествие в Гархвал годом раньше, когда экспедиция «Дун-Скул» почти все время ходила с пустыми желудками.

После несчастья с Вангди Норбу у нас не было ни­каких неприятностей почти до самого конца; да и то, что случилось, не имело отношения к горам. Летом 1947 года как раз кончилось правление англичан; Ин­дия и Пакистан стали двумя самостоятельными госу­дарствами, и повсюду происходили кровавые столк­новения между индуистами и мусульманами. Когда мы спустились с гор в Муссоури, город находился на военном положении, везде стояли войска. Большин­ство магазинов и учреждений закрылось, был введен комендантский час. Пути сообщения фактически не работали, и одно время казалось, что мы застряли безнадежно. В конце концов местные власти помогли швейцарцам уехать в Дели в армейской теплушке, а нам, десятерым шерпам, пришлось задержаться еще на две недели. Мне вспомнились трудности, с кото­рыми я выбирался из Читрала в войну, только на этот раз было еще сложнее, потому что мы скоро прожили свой заработок и очутились на мели.

Впрочем, кое-что у нас еще оставалось. У меня было пятнадцать рупий, с ними я пошел на полицей­скую станцию и попросил разрешения поговорить с начальником. Разумеется, мне ответили отказом, но тут я достал мои пятнадцать рупий, и один из поли­цейских сразу же сказал, что, может быть, удастся что-нибудь сделать. Войдя к начальнику, я прежде всего сообщил, что мы члены экспедиции. Он хотел тут же бросить меня за решетку – решил, что я имею в виду что-то политическое. Когда же я объяснил все, он успокоился и раздобыл, наконец, грузовик, кото­рый доставил нас в Дехра Дун. А там начались но­вые осложнения, только на этот раз не из-за полити­ки, а из-за муссона. Дождь размыл все дороги, и мы снова застряли. Однако теперь наши дела обстояли лучше, потому что в Дехра Дуне находилась Дун Скул и нас взял на свое попечение мой старый друг ми­стер Гибсон. Как только дороги наладились, он помог нам выехать, и мы наконец-то вернулись в Дарджи­линг, правда, в пути было еще немало неприятностей с полицией и железнодорожными чиновниками. Я все­гда недолюбливал полицейских и железнодорожных контролеров; думаю, что в этом я не одинок.

Так кончилась еще одна экспедиция. Случай с Ван­гди Норбу был очень тяжелым. Возвращение оказа­лось трудным. Зато все остальное сложилось благо­приятно, лучшего нельзя было и требовать от горной экспедиции; мы не только совершили успешные вос­хождения, но и испытали при этом большое удоволь­ствие. Швейцарцы пришлись мне очень по душе. Несмотря на языковые трудности, я чувствовал к ним особую близость и думал о них не как о господах и работодателях, а как о друзьях. Такие взаимоотно­шения сохранились у меня со швейцарцами и в даль­нейшем.