Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете

• Название: Посты сменяются на рассвете
• Автор: Владимир Понизовский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Сборник приключенческих повестей, объединенных темой борьбы советских людей и коммунистов-интернационалистов других стран против фашизма, за утверждение социалистических идеалов.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Убедительно. Но как ты думаешь проникнуть на завод? — посмотрел на него Ксанти. — Среди рабочих есть надежные товарищи. Это они и передали моим агентам план территории. Да вот как проникнуть за ограду?

— По-моему, возможен только один вариант, — убежденно сказал Лаптев. — Во время налета нашей авиации мы прорвемся на территорию, а затем будем действовать по обстановке.

— В смелости твоих джигитов никто не сомневается, но смелость без хитрости — конь без узды. — Ксанти досадливо пробарабанил пальцами по схеме и, повернувшись к Андрею, исподлобья посмотрел на него. — Я не хочу, чтобы стены этого завода стали вашей надгробной плитой. — Он помолчал, пощипал густые брови над переносьем. — Н-да, что же придумать?.. Хитростью, только хитростью нужно раскалывать этот орешек, а не кулаком — и тем более не лбом.

— Рабочие-компаньерос взрывчатку не пронесут?

— Нет. Каждого в проходных обыскивают. Они смогут только встретить на территории и провести к складам.

Гонсалес, все это время хранивший угрюмое молчание, попыхивавший сигарой и лишь разглядывавший чертеж, вдруг вскочил и радостно раскинул руки, будто собираясь обнять Андрея и Ксанти:

— Camaradas. ¡Tengo una idea! ¡Una magnífica idea![7]

Лаптев еще не видывал своего сурового комиссара таким радостно-возбужденным. А тот, путая и в невероятном порядке мешая испанские и русские слова, стал выкладывать свою «превосходную идею».

Перед тем как Гонсалес пошел защищать республику, он работал на заводе — химическом, а не боеприпасов, но это сходные производства. Был мастером по канализации. На каждом таком предприятии имеется целая система отводных труб. Толедский завод расположен на плато, пересеченном оврагами. Отработанную воду сбрасывают в овраги или даже в Тахо...

— Отлично! — не дал ему договорить Ксанти. — Каким может быть диаметр этих труб?

— Вот! — попилил по шее ребром ладони Гонсалес — Даже вот! — Он крышей поднял ладонь над головой.

— А как далеко отводятся они за территорию завода?

Комиссар объяснил: бывает, и за несколько километров от заводских цехов.

Андрею тоже не нужно было ничего доказывать — он сразу оценил предложение Гонсалеса.

— По этим трубам и проберемся, если только они не доверху заполнены.

— Доверху не бывает обычно! — Жесткое, обросшее колючей черно-седой щетиной лицо комиссара изображало сейчас подобие улыбки. — Не бывает обычно!

От возбуждения он не мог усидеть на месте, снова вскочил, начал бегать по комнате, как барс, рвущийся на волю.

— Ну я же тебе говорил — лев, а? — Ксанти восхищенно перевел глаза с Андрея на комиссара. — Великолепно! Вряд ли франкисты догадались охранять и выходы из труб. Ночью у нас будет связник оттуда. Товарищи с завода, уверен, и план коллекторов раздобудут, и помогут пробраться по ним. Готовьте людей и все необходимое для операции. — И снова весело улыбнулся: — Лев у тебя комиссар, а? Тигр!

Лаптев и Гонсалес вернулись в Мору.

Андрей переступил порог своей комнаты — и вдруг навстречу ему поднялся Росарио!

Это было так неожиданно, что Лаптев стиснул пикадора в объятиях, расцеловал и только потом, усадив, начал расспрашивать и разглядывать. Впрочем, он не все мог понять без переводчика. Хлопал лейтенанта по плечам и повторял:

— Бьен, Росарио! Браво! Бьен!

Эрерро был исхудавший, заросший. Его смоляная бородка распатлалась. Лицо в жестоких, запекшихся ссадинах. Но даже и кровоподтеки казались живописными на этой белозубой физиономии. Одет он был в грязное рванье, а на ногах вместо щегольских мягких сапог с неизменными шпорами — лапти-альпарагеты с веревочной шнуровкой до колен.

Андрей приказал, чтобы позвали комиссара и переводчицу. Лена вошла, увидела Росарио, ахнула и бросилась к нему. Гонсалес сочувственно цокнул языком. А Андрей обмер: «Что такое?..»

Девушка отступила, виновато наклонила голову. Но потом дерзко тряхнула волосами и посмотрела Андрею прямо в глаза. И он словно бы прочел в ее синем взгляде: «Да! Это правда!»

Он почувствовал, как все похолодело у него внутри. Отвел глаза. Повернулся к пикадору:

— Рассказывай.

А в голове стучало: «Как же так?.. Может быть, она просто обрадовалась, что хоть один из них вернулся живым?»

Лейтенант начал рассказывать. Голос его был хриплый. Он говорил, вскидывая глаза то на Андрея, то на комиссара, то на переводчицу. И когда он смотрел на Лену, Андрею казалось, что воздух комнаты рассекают лучи света. «Так вот оно что... Вот кто был тогда с пикадором во дворе ночью... Это ее руки...» Он вдруг испытал такое чувство злости — и к ней, и к Эрерро, что даже зажмурился и стиснул зубы. «Возьми себя в руки... Ты же командир... Ну, нравятся друг другу... Этакий красавец! И она... Ну обнимались — весна...» Андрей заставил себя подавить неприязнь, уловить нить рассказа лейтенанта.

А Росарио меж тем восстанавливал картину происшедшего: как повел он группу к железной дороге, как нарвались они на засаду; он дал приказ отходить — и в том бою почти все были убиты, а он сам, раненный, схвачен в плен. Его бросили в тюрьму. К счастью, надзиратель оказался знакомым. Вернее, знал пикадора по его корридам. Он и помог Росарио бежать. И вот он здесь... Эрерро смущенно улыбался, словно стыдясь багровых рубцов на лице — следов пыток.

Нет, что бы ни было у него с Леной — это несравнимо с тем, что лейтенант жив и вернулся в отряд. Андрей уже справился с собой. Подавил в душе чувство ревности. Он рад, рад за отважного парня! И может понять Лену — таким парнем стоит гордиться!..

Комиссар угрюмо молчал. Его лицо с каждой минутой становилось все суровей. «Сочувствует?» — посмотрел на него Андрей. Но разбираться в переживаниях Гонсалеса ему было некогда. Он приказал восстановить лейтенанта во всех видах довольствия, обмундировать и два дня не трогать — пусть отдышится, — а сам приступил к приготовлениям. Надо было продумать каждый шаг предстоящей операции.

Теперь уже сам Кстати приехал в отряд. Привез план коллекторов и обнадеживающее известие: одна из труб сбрасывает отходы в излучину самой Тахо, в двух километрах от заводской территории. Охраны на выходе нет. Однако имеются заградительные сети. Уровень сточной воды невысок, но она насыщена различными кислотами, и в трубе могут скопиться ядовитые испарения. Нужно особенно позаботиться об одежде и обуви, обязательно прихватить противогазы. В назначенное время проводники будут ждать диверсантов у выхода из трубы.

Обсудили весь ход рейда. Решили создать две группы. Одна форсирует реку, завяжет бой, отвлекая внимание на себя. Следом за нею переплывет Тахо вторая группа. По трубе она выйдет на заводскую территорию, а там, разделившись, диверсанты проберутся в склады готовой продукции, в штольни.

— Непременно заложите взрывчатку и в хранилище, расположенное в стороне от основного склада. Предполагаю, что там у франкистов особо ценные материалы, — сказал Хаджи. — Ну, джигиты, желаю успеха! Сами понимаете, как важно нам вывести из строя этот завод.

Запершись в командирской комнате, Андрей и Гонсалес приступили к комплектованию боевых групп. Первая — группа прикрытия. У нее задача самая опасная: открытый бой с превосходящими силами.

— Pon mi nombre aquí[8], — ткнул пальцем комиссар в верх листа, на котором Лаптев столбцом вывел фамилии бойцов первой группы.

Андрей оценивающе посмотрел на его мрачное, колючее лицо, на плотно сжатые губы, давящие черную сигару. Гонсалес — не минер. Он не умеет устанавливать взрыватели, и на заводе от него проку будет мало. Но он вправе участвовать в операции — бойцы должны как можно чаще видеть комиссара в деле.

— Хорошо. — И первой вписал фамилию политделегата.

Группу, которой предстояло заложить взрывчатку в главном складе, он решил повести сам.

— А командиром второй группы на склады в стороне назначим лейтенанта Эрерро.

— Но, — мрачно качнул головой Гонсалес, и тлеющий конец сигары, зажатый в его губах, прочертил огненный минус. — Он не пойдет.

— Почему? Росарио уже оправился от ран.

— Не верю, — снова качнул головой комиссар.

— Не понимаю. Чему не веришь? Кому не веришь?

— Попал в плен, был у фашиста, живой пришел — не верю. Эрерро — traidor![9]

— Не смей! — Лаптев вскочил и грохнул кулаком по столу.

Комиссар сидел черный, колючий.

— Был в плену у фашиста, пришел живой — traidor, — упрямо повторил он.

— Факты! — потребовал Андрей. — Выкладывай факты! — Он с силой похлопал ладонью по столу. — Ну? Давай факты!

Гонсалес насупился еще больше. Помолчал. И начал говорить, нанизывая русские и испанские слова. Надо было бы позвать переводчика. Нет, лучше Андрею разобраться с комиссаром с глазу на глаз. В конце концов он понял. Рассказ Гонсалеса сводился к следующему. Политделегат заподозрил, что пикадор говорит неправду, еще во время их первого разговора. Очень все складно получалось: схватили, знакомый помог бежать... Другим — не помог. И пытали лейтенанта не так, как пытают фалангисты солдат республики. Те ящики — вот их почерк. А у пикадора все уже зажило, командир сам сказал. Пусть Артуро не трясет головой. Дело не только в шрамах. Дело в том, что точно такую же историю Гонсалес однажды уже слышал. Только не здесь, а на самом севере, в Астурии, под Овиедо, где он начинал борьбу с фашистами. Тот человек, как оказалось потом, был завербован фалангистами. И за свою доверчивость республиканцы заплатили очень дорого в Овиедо.