Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

• Название: Жизнь и реформы
• Автор: Михаил Горбачев
• Издательство: Издательство "Новости"
• Жанр: История
• Год: 1995
• ISBN: 5-7020-0953-3

В книге своих мемуаров последний Президент СССР рисует эмоциональную, насыщенную уникальными фактами и откровениями, яркими эпизодами и диалогами картину своего пути к вершине власти. Становятся понятными истоки политического выбора «архитектора перестройки», критически анализируется ход реформ и их влияние на развитие ситуации в стране, постперестроечные реалии которой автор оценивает как драму. Впервые в таком объеме и с такой степенью доверительности Михаил Горбачев рассказывает о своей частной жизни, о своих родных и близких ему людях.

Вторая часть книги М.С.Горбачева посвящена внешнеполитическим последствиям реформ, формированию принципиально нового типа взаимоотношений СССР с зарубежными странами, особенно с США и другими ведущими державами, а также со странами бывшего соцлагеря. Интересны анализ автора трагических событий, связанных с распадом Союза, роли в ней отдельных прежних и нынешних политических деятелей, критическая оценка семилетнего периода правления страной, нравственные уроки жизни первого и последнего Президента СССР.

---

Долгое время камнем преткновения оставался вопрос о неравенстве, дисбалансе. Он стал предметом обсуждения с руководителями стран Варшавского Договора. С тем чтобы ускорить начало переговоров по сокращению обычных вооружений, условились предложить конкретную трехэтапную схему, предусматривавшую с самого начала устранение всяких дисбалансов — в первую очередь по танкам, ударной авиации, иначе говоря, средствам наступательным. Одновременно предложили создать вдоль линии обоих союзов зону пониженного уровня вооружений, опять же с целью снижения возможности внезапного нападения.

Надо было разорвать создавшийся порочный круг, перейти от слов к делу в области сокращения обычных вооружений. Выступая в польском сейме, я выдвинул предложение провести своего рода «общеевропейский Рейкьявик» — встречу на высшем уровне всех европейских стран. Сама формула «Рейкьявика» как бы предполагала, что речь может идти о таком же прорыве в Европе, какой в свое время внес Рейкьявик на советско-американском направлении.

Возникал вопрос о совместимости концепции «европейского дома» с сохранением военно-политических союзов — ОВД и НАТО. Я подходил к проблеме так: к существующим структурам надо относиться как к реальностям и действовать в расчете на сближение, на сотрудничество, иначе говоря — на постепенную трансформацию и ОВД, и НАТО, чтобы из источника напряженности их отношения становились опорами стабильности. Выдвинули мы в этой связи конкретное предложение — создать постоянно работающий Центр по уменьшению военной опасности в Европе, своего рода место регулярных контактов между представителями обоих блоков.

Концепция «общеевропейского дома» затрагивала и диалектику отношений СССР — Северная Америка — Европа. Конфронтационность между СССР и США вызывала у европейской общественности и политиков тревогу, предпринимались усилия даже выступать в качестве посредника. Но как только появлялись признаки взаимопонимания между Москвой и Вашингтоном, натовская Европа начинала «хмуриться», шли предостережения против «сговора сверхдержав».

Требовалось немало усилий, чтобы развеять у европейцев эти подозрения, убедить, что мы далеки от попыток заключать сверхдержавный кондоминиум, равно как оставить на обочине «общеевропейского дома» США и Канаду. Конечно же, мы сознавали, что это было бы нереалистической политикой. Более того, считали, что надо использовать в Европе то, что уже сделано в оздоровлении советско-американских отношений. Без этого трудно было бы рассчитывать на европейское сотрудничество. И наоборот — без содействия Европы едва ли можно было добиться новых подвижек в отношениях между СССР и США.

Разумеется, для нас были неприемлемы геополитические доктрины, рассчитанные на изоляцию СССР. Такой итог просматривался, между прочим, в тогдашних выступлениях Генри Киссинджера. По его рецептам, когда речь идет о военно-стратегических реалиях, нужно рассматривать Европу как целое от Атлантики до Урала. А вот когда дело касается экономических, научно-технических, культурных связей — одним словом, гражданского, созидательного аспекта «общеевропейского дома», то в него можно «поселить» страны Восточной Европы, но не пускать Советский Союз. С этим мы, конечно, не могли согласиться, и я об этом прямо говорил в своих публичных выступлениях и в беседах с зарубежными деятелями, в том числе с самим Киссинджером.

Венская встреча: новые перспективы

Так, по кирпичику, я продвигал идею «общеевропейского дома». В этом контексте нельзя не сказать об особом значении Венской встречи СБСЕ. Начавшись в ноябре 1986 года, она пришла к финишу в начале 1989 года с позитивными результатами. Знаменательное совпадение: итоговый документ в Вене был согласован день в день три года спустя после моего выступления с программой безъядерного мира. Значит, не была она ни утопией, ни агиткой.

Венский мандат вывел на переговоры по обычным вооружениям и вооруженным силам в Европе, а также на переговоры по мерам укрепления доверия и безопасности. Мы продемонстрировали серьезность своих разоруженческих намерений, пойдя на существенные односторонние меры. И что не менее важно — готовность рассматривать проблему прав человека как неотъемлемый элемент европейского процесса.

Принятый в Советском Союзе принцип разумной достаточности в вопросах обороны целиком вписывался в нашу концепцию «общеевропейского дома». Выработка этой доктрины была делом непростым. Два фактора соединялись психологически в один узел. С одной стороны, забота (и тревога) о надежном мире — народ помнил 1941 год. С другой — невозможность по-настоящему оздоровить экономику без резкого сокращения военных расходов.

В марте 1989 года там же, в Вене, во дворце Хофбург, начались переговоры по обычным вооружениям в Европе. Самым важным мы считали не допустить модернизации любого оружия. Иначе все было бы обесценено, доверие, приобретенное с таким трудом, разрушено.

Венский мандат существенно помог придать нашему диалогу с западноевропейскими государствами более конкретный характер.

— Вы, — говорил мне Миттеран осенью 1988 года в Москве, — выдвинули идею «общеевропейского дома». Прекрасная формула! Но как действовать для ее претворения, как не стимулировать замкнутость в региональном масштабе, а, наоборот, содействовать более интенсивной увязке интеграционных процессов и на Западе, и на Востоке Европы?

Я поддержал идеи французского президента: общеевропейскую программу действий в вопросах окружающей среды, присоединение к научно-техническому сотрудничеству европейских государств, к проекту «Эврика».

Президент считал возможным начать переговоры о сокращении ядерных средств малой дальности после того, как будет решена проблема более мощных видов ядерного оружия. Что касается обычных вооружений — к этой проблеме у Миттерана чувствовался большой интерес, — он согласился начать переговоры на уровне министров иностранных дел после завершения Венской встречи СБСЕ. А через какое-то время, когда определится ход этих переговоров, созвать и предлагаемое нами совещание на высшем уровне. Я сказал, что это не противоречит нашему предложению. Мы не торопились со сроками такой встречи.

Обнадеживающий разговор по интеграционной проблематике был у меня с премьер-министром Италии Де Мита в октябре 1988 года. Как же нам строить «европейский дом», задал я вопрос, имея в виду модные тогда планы военной консолидации западноевропейского союза. Неужели опять сначала разделяться, а потом ломать забор для рукопожатий? Если объединение в экономической и военной областях будет носить жесткий, замкнутый характер, то что станет с общеевропейским процессом? Мы предлагаем сотрудничество и между СЭВ и ЕЭС, и на двусторонней основе.

Общеевропейский процесс значительно поднял роль нейтральных государств Европы. В этой связи для меня значительный интерес представляла беседа с премьер-министром Австрии Враницким. Мы согласны были в том, что европейцы проходят чрезвычайно важный этап своей истории. Для успеха нужна перспективная и реалистическая политика. Желание каждого народа сохранить свой суверенитет — реальность. Наличие Восточной и Западной Европы, которые должны сосуществовать на основе свободы выбора, неприменения силы, взаимного уважения и полезного сотрудничества, — еще одна реальность. И само стремление всех европейцев сближаться, иметь надежную перспективу на будущее — это тоже реальность.

Мне импонировала четкая позиция Враницкого: военно-политическая или экономическая замкнутость Западной Европы крайне нежелательна, этому надо всячески противодействовать.

Говоря об импульсах, которые вывели европейский процесс на новый уровень, не могу не упомянуть своей первой встречи с Гельмутом Колем осенью 1988 года. Ниже я расскажу о ней подробно, сейчас же хочу отметить следующее. Возникшее тогда «с ходу» доверие друг к другу, видимо, объяснялось тем, что он, как и я, связывал свою «политическую карьеру» не просто с установлением добрых отношений между народами наших стран, а с достижением мира во всей Европе. Эмоционально воспринимал это как проблему своей личной жизни, будущего своей семьи, детей. Я подумал — такой вот контакт на уровне ведущих государственных деятелей Запада и Востока (не только с Г.Колем, а и с другими крупными политиками) свидетельствует, что «холодная война» уходит в прошлое.

Великобритания: начало трудного диалога

С конца 70-х годов правительство Великобритании возглавляла лидер консервативной партии Маргарет Тэтчер. Она пришла к руководству под лозунгами урезывания социальных программ, свертывания государственного вмешательства в экономику, поощрения частного бизнеса. В мире поднималась неоконсервативная волна, и одним из главных ее проявлений стал феномен «тэтчеризма». (Позднее этот термин уступил место в статьях экономистов «рейганомике».)